Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма - Страница 173

— Заход солнца… — прохрипел Карра. — Рэй… Там…

Моника бросила на него подозрительный взгляд, но требовать, чтобы Антонио умолк, не стала, будто бы заподозрила, что в его словах может быть что-то важное.

— Пропасть… — выдохнул Антонио и вновь провалился в забвение.

Сэя знала, что это могло означать. Даже особая расшифровка не потребовалась. Шэйран отправился на поиски той, что прокляла Антонио. И вряд ли он сможет пережить подобного рода сражение без посторонней помощи, даже если очень и очень постарается.

Увы.

И Сэя знала, что если она с чистой совестью могла позволить Антонио погибнуть, но Рэю отправиться к праотцам никак нельзя. Иначе случится то, чего они ни в коем случае с Моникой не должны были допустить, пусть Лэгаррэ и не догадывалась о существовании какого-либо своего призвания.

Она повернулась к Кальтэну, выпрямилась, подобно королеве — впрочем, она и была ею, пусть мысли отчаянно отрицали этот факт.

— Где тут есть пропасть? — сухо поинтересовалась она. — Мы с Моникой немедленно отправляемся туда.

========== Глава сорок вторая ==========

Шэйран прибыл на место за полчаса до заката. Времени у него было до самого утра, потому что до того момента Антонио точно доживёт, но… Ведь ещё надо знать, с кем ты сражаешься. Увидеть ведьму до того, как она додавит собственное заклинание и сотрёт Антонио в порошок, не дожидаясь собственного соперника. Шансов подобного есть великое множество, можно даже не сомневаться, и остаётся только надеяться на то, что она не совершит глупостей до того момента, как сражение не закончится. Преждевременная смерть Карра вытащит из неё все остатки сил.

Впрочем, Рэй не сомневался — сражение будет. Он только ставил под большим знаком вопроса собственное выживание, но это, как известно, не имело особого значения в подобном контексте.

Равно как и все страхи.

…В глаза бросилась даже не она. Даже не вытоптанная трава вокруг пропасти.

Он смотрел на вполне здорового, но какого-то одержимого, бледного, измотанного собственными сомнениями Лээна, что стоял на краю этого гадкого обрыва и смотрел вниз. Не узнать обычно жизнерадостного художника было трудно — его волосы, его глаза, скулы, рост. Не его только взгляд, потухший, как у давно уже сдавшегося человека.

Потом, конечно же, Рэй увидел и её. Девушку лет двадцати с чем-то, обсидианово-чёрную, фарфоровую — и местами кроваво-алую.

Волосы были черны, словно ночь. Глаза сияли двумя пустыми дырами — будто бы обязаны ничего не отражать. И радужка у них сливалась со зрачком, так, что от черноты становилось дурно. Шэйран видел немало дарнийцев, и карий взор, равно как и более тёмные оттенки, его не пугали.

Но в незнакомке было что-то отчаянно-знакомое, только он не мог понять, что именно, не мог дожать её образ, не мог расшифровать его до победного конца.

На самом деле, сражаться с собой показалось более трудной задачей. На этот момент он уже даже не задумывался над тем, что будет дальше, потому что это попросту не в его компетенции — прошлое и будущее смешались воедино в сплошном приступе кошмара, а теперь плясали упрямыми языками пламени перед глазами.

Белой была её кожа. Но не бледной, а именно фарфоровой, как у куклы. Да и вообще, девушка действительно походила на куклу, ту, что стоит на полке.

С такими никто не играет. Обычно потому, что их очень легко разбить.

Но эта кукла с алыми губами не хрупка. Просто она уверена, что может убить каждого, кто только посмеет переступить через определённую границу, а границы определены очень чётко. И даже понятно, как она передаёт эту заразу, отвратительное проклятье.

Прикосновения. Поцелуи.

То, о чём при детях никто не говорит — но Шэйран давно не был ребёнком, а на курсе у него двадцать две девушки. Примерно семнадцать из них предпочитали верить в Богиню Эрри и невинность только на глазах у преподавательского состава, четырнадцать — предпочитали магов простолюдинам, одиннадцать из троицы сокурсников выбирали именно Шэйрана.

Даже Мизель.

Но Мизель, вопреки её желаниям, не была ядовитой. А вот эта девушка ещё как была — сильная, могущественная, искусственная, с кровавой раной вместо губ.

И пропастями вместо глаз.

— Эй! — окликнул её Шэйран, подходя поближе. Магия так и не отозвалась окончательно на его призыв, так что оставалось верить в то, что однажды ему банально повезёт. — Ты — та, что ждала меня тут? У пропасти?

— Я, — кривовато улыбнулась незнакомка. — Здравствуй, принц.

Лээн едва заметно содрогнулся. Он поднял на Шэйрана укоризненный взгляд, словно пытался спросить, почему его кроваво-белая спутница так говорит.

— Принц? — переспросил Рэй, словно сам не знал о своём происхождении. — Кто ты?

— Я не знаю, — весело, но почему-то отчасти равнодушно ответила она. — Я — твой кошмар. Предположим, тебя не устраивает этот вариант ответа, мой мальчик.

Почему она казалась ему настолько знакомой? Даже в этом обращении… Так говорила Сэя, и он злился — потому что Сэя повторяла слова человека, что был ему очень дорог. Женщины, что была очень дорога. Что выходила из ряда ведьм, наставниц, учительниц, любовниц и отдельной особи — матери.

Пожалуй, единственная женщина, что искренне любила его — во всём этом проклятом мире.

Нет, из женского рода, разумеется.

Мама — мама тоже любила. Но это было не то; мама всё ещё верила, что сможет себе доказать, будто бы эту любовь легко убить, и поэтому маме было легче отстраняться и не иметь к нему совершенно никакого отношения. И мама называла его по имени, ещё и полный вариант использовала, да и виделись они довольно редко.

“Мой мальчик”, - утешающе говорила бабушка, когда ему было восемь лет, и отец завоёвывал соседнюю страну, словно позабыв о своих детях.

“Всё будет хорошо”, - повторяла она ему, когда тринадцатилетний Шэйран не мог отыскать ничего, к чему бы лежала душа, кроме магии. Магии, что не должна была принадлежать ему в этой стране, магии, которую никогда не контролируют, по убеждению матери, мужчины.

Но нет. Она верила в него. А теперь незнакомка нагло воровала её обращение и пользовалась им, словно разменной монетой.

— Скорее всего, — холодно промолвил Шэйран, — ты просто не помнишь, кто ты такая. Может быть, кровь затопила твоё сознание?

Она ничего не ответила, но оставалась такой же самоуверенной, как и прежде. И холодной, ядовитой, полной ненависти, будто бы змея.

— Меня зовут Лиррэ. А ты — наследный принц этой страны, — удивление со стороны Лээна больше не имело особого значения. — Мне кажется, ты мешаешь мне. Ты мешаешь мне взойти на трон.

Эта фраза, конечно, всё поясняла. Поясняла уже тот факт, что она вообще тут стояла — и, естественно, была связана с Рри. Не стоило подозревать в этом Сэю, может быть, надо было и вовсе посоветоваться с Тальмрэ и привести с собой подмогу, но теперь было слишком поздно.

Лиррэ улыбнулась. Её зубы, ровно-белые нитки, словно покрывались кровью вместо вездесущей алой помады, и она подошла поближе.

— Я тебе нравлюсь? — язвительно спросила она, пытаясь протянуть руку и положить её на плечо, хотя Шэйран оттолкнул это ядовитое запястье от себя, стараясь даже не коснуться.

— Честно? — издевательски уточнил Рэй. — Ни капельки.

— Ты предпочитаешь блондинок? — усмехнулась она. — Таких, как… — слова были ядовитыми на её языке, — Мизель? Эта неприступная девица, которая…

— Не такая уж и неприступная. Нет, я предпочитаю смуглых, — холодно ответил Шэйран. — И менее ядовитых. По крайней мере, не заразных.

Она отступила на один шаг. Магия раздражала её, магия разрывала её изнутри — она всё ещё имела власть над определёнными аспектами этой жизни, но уже отнюдь не абсолютную.

Шэйран чувствовал, что она опасна, хотя вроде бы причин и не было. И всё ещё опасливо косился на Лээна, что стоял там, на краю оврага, и будто бы старательно пытался рухнуть туда, вниз.

— Ах, мой мальчик… Знал бы ты, насколько, — она осклабилась, — тебе хотелось отыскать меня и мою помощь в этом гнусном мире… Ты мне мешаешь. Будь ты просто придворным магом…