Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма - Страница 158

— Так можно?

— Можно! — Мэллор почти прослезился. Впрочем, Эльм не сомневался в том, что в этом всём бреде присутствует толика отличной актёрской игры, поэтому не обольщался. Вероятно, несчастная любовь сделала с Лесничего того безумца, которым он нынче и являлся, а значит, следовало очень постараться.

Плющ немного отступил. Эльм ещё несколько секунд мялся, словно не мог выбрать, кто тут его возлюбленная. Можно было броситься перед Нэмиарой, вот только получилось бы подозрительно, да и Мэллор оглянется.

Эрла?

Но… Меньше всего ему хотелось говорить принцессе приятные слова. принцессе — да. Эрле, кем бы она ни была, хотелось, потому что она каким-то странным образом вытолкала из его головы всяческое подобие здравого смысла и посадила туда собственный образ.

Иногда хотелось пасть перед нею на колени безо всяких там Мэллоров и нужды это сделать, вот только он упрямо не мог заставить себя это сделать, потому что не пускала гордость и упрямство.

Дочь Лиары! Что может быть хуже?

Разве он не проклинал её заодно с матерью всё это время, пока страдал, пока получал батогом по плечам, разве не мечтал удушить на месте?

Потом идеи переросли в более физиологическую плоскость, ибо Эрла была достаточно хорошенькой, после — в моральную, а теперь каким-то странным образом вновь во всю ту же физическую, вот только явно основывались на желании определённой взаимности. Так или иначе, но Эльм не мог вынудить себя её ненавидеть, хотя это как раз и привело бы его к возможности выжить, если б его не понесло воровать эту отвратительную королевскую дочку.

Осталось только действительно принять её за отвратительную, и дело сделано.

Так или иначе, признаваться в любви Мэллору он уж точно не мог, а раз уж с Эрлой получится наполовину правдиво… А почему б и не рискнуть? Вряд ли они выживут.

Если нет — то, по крайней мере, он скажет ей правду. А если да — то потом можно будет сказать, что это было для пользы дела, и, может быть, она даже немножечко ему поверит ещё раз, если постараться.

Эльм всё равно шёл к Эрле очень медленно. Для порядка плющ тоже ускользнул от них, расчистил пространство, но Марсан знал, что не стоит обольщаться. Всё это счастье не надолго, стоит рвануться и попытаться сбежать, как моментально появится несколько особо наглых дополнительных веточек.

И они — покойники.

— Эрла, — он опустился на одно колено, как и полагалось, и оглянулся в поисках травинки, из которой можно было бы скрутить кольцо. — Я…

Она замерла. Казалось, в девушке всё сражалось между двумя позициями, верить или нет. С одной стороны, хотелось хотя бы в последние мгновения собственной жизни склонить голову в согласном кивке и больше не думать о том, что на самом деле ей самым наглым образом лгут, а с другой она всё же не была последней другой и осознавала, что добром доверчивость не закончится уж точно.

— Я знаю, что обычно кажется совсем иначе, — выдохнул он под вздох Мэллора, такой грустный, словно это он тут стоял на коленях, — что ты считаешь, будто бы я тебя не ненавижу, но… Что бы я когда-то потом или в прошлом, тогда, не ляпнул…

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, прекрасно-золотистыми, и внезапно Марсан понял, что говорит правду.

Что б он потом не ляпнул, эти слова перечеркнуть пояснением выдумки не получится. Он действует не только потому, что надо отвлечь Мэллора.

И потянуть время, соответственно.

— И как бы потом всё это не закончилось, — надо было говорить дольше, но фразы срывались с губ рвано и быстро. Эльм уже почти забыл о пользе дела, сейчас, по крайней мере, в его голове появились абсолютно противоположные цели. — Ты должна знать, что… Что, подери твою матушку Богиня, или в кого она там верует, ты всё-таки куда лучше, чем она.

Так в любви не признаются. Мэллор, по крайней мере, недоверчиво фыркнул, и Эльм понял, что откреститься от признания не получится.

Ладони как-то сами по себе сжали её хрупкую руку. Солгать? Или это будет правдой? Впрочем, откладывать всё это общение до того момента, пока он решит мысленную дилемму, возможности не было.

А жаль.

Если б не Мэллор, он бы и дальше старательно ходил кругами и убеждал себя в том, что терпеть её не может, но теперь всё сложилось в голове само по себе, и больше прикусить язык и отмахнуться от того, что думает, Эльм просто не мог.

— Ты должна запомнить, что вся моя ненависть была только к политике и к тому, как поступила твоя мать. Ты никогда не была в этом виновата. Но если б я понимал это с самого начала, ничего бы не было.

— Но… — начала было Эрла.

— Молчи. Ничего б не было. Если б я тебя не ненавидел, ты бы осталась там, у своей матери, либо гонялась бы по горам сама. И вернулась бы совсем скоро либо примкнула бы к своему отцу и радовалась бы жизни. Всё было бы хорошо.

— Я сама виновата, — шмыгнула носом Эрла. Её взгляд устремился на Нэмиару, словно в Шэ она искала поддержки, но Эльм знал, что он отвернуться не может.

Только не сейчас.

Посмотреть на Мэллора тоже было нельзя, в конце концов, тот может не особо разбрасываться собственным терпением и нагло оборвать признание как раз на самом кульминационном моменте.

— Нет, — упрямо отозвался Марсан. — Ты не виновата. Если б я тебя не ненавидел, я бы никогда тебя не полюбил.

Он лжёт, лжёт, лжёт…

Вот только от того, что Эльм мысленно раз сто отрёкся от собственных слов, он так и не смог понять, какая часть тирады, словесная или та, что в голове, действительно была лживой.

Когда он признавался или отказывался от своего признания? когда было столько фальши, что прямо до дрожи и ненависти к самому себе?

Когда, чёрт его подери?

— И… — он запнулся. — Если мы выживем… Если ты выживешь, Воительница, поклянись, что сделаешь всё для того, чтобы быть счастливой. Именно в том понятии, что это счастье означает для тебя.

А это уже не было искренне-влюблёнными словами, и если Эрла не дура, она поймёт. Он говорил не с Эрлой, он говорил с девушкой, что взяла в руки лук и попала тогда, когда не должна была этого сделать.

— Клянусь, — кивнула Эрла. — Всё, что подразумевает счастье для меня.

Она выдернула руку из его пальцев, словно отвечая резким отказом, но Эльм знал, что причина совершенно в другом. Причина куда важнее, чем любовь или отказ от неё. Эрла была умной. Эрле нельзя было отказать в сознательности.

Эрла отлично знала, что она делает.

И, самое главное, она отлично видела Шэ. И Мэллора. Видела, что происходит, что их берёзка пытается сделать.

Ну, и следовало помнить о том, что Лесничий ничего не знал о том, что жертвы до сих пор не планировали сдаваться.

— Я так понимаю, признание окончено? — в голосе мужчины вновь чувствовалось раздражение. — А теперь я должен…

Он всё-таки не был великим злодеем, которым так стандартно притворялся. Он был сумасшедшим. Сумасшедшие, конечно, совершают странные и непредсказуемые поступки, но у них есть одно преимущество — они не умеют думать.

Абсолютно.

Это может пойти на пользу, а может повернуть во вред.

А ведь Мэллор так отчаянно хотел воскресить собственную возлюбленную, что даже не заставил плющ повиноваться ему всё это время, и тот осел. Контроль над заклинанием ещё предстояло вернуть, но куда могут деться двое людей, что так влюблённо смотрят друг на друга?

Никуда, если они отключили головы.

…Заклинание с треском ударило ему в спину. Мэллора не отбросило, но, впрочем, он обернулся — посмотрел на Нэмиару, и тогда основная сила, безо всякого разочарования, рванулась на него.

Он вскинул руки в отчаянной попытке защититься, и у него получилось. Сила застыла в нескольких метрах от Лесничего, но она неумолимо подбиралась ближе.

От усилия все остальные заклинания рухнули. Это было ощутимо и весьма заметно, по крайней мере, по тому, как вёл себя плющ.

Он плавился и горел, превращался в пепел прямо на месте, будто бы не существовало ничего, что могло поддержать растение.