Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 248

Лекс прижал к себе растерянного мальчишку, который уже смаргивал слезы, и подмигнул ученикам.

— Вот и занятие для детей. Попробуем, кто сможет рисовать, пусть рисует, кто не сможет, пускай краски перетирает и обжигает. А вам еще надо будет цветного стекла сделать, помните, какой краситель для какого цвета брали?

— Особенно черный! — усмехнулся Крин, — такая редкость, даже не представляю, где брать его будем, когда закончится!

— Вот и прекрасно! — Лекс усмехнулся, — сейчас тигли освободим, зеркало большое и будет остывать долго, можете пока горн Броззи взять в работу, он ему сегодня не понадобится. А когда Чаречаши приедет, мы все затушим и спрячем, и будем помалкивать. А если спросят, что и как, будете делать глупый вид и лепетать, что нечаянно получилось и вообще вы ничего не знаете, я вам только меха разрешаю качать…

Ученики довольно переглянулись и, рассмеявшись, пошли стекло в форму выливать под присмотром своего мастера. Лекса в этот раз даже не подпустили к огню. На учениках были кожаные фартуки, чтобы случайно не обжечься, а рыжика поставили подальше от стола, где осторожно смешивали на подносе две стеклянные массы. Стекло сразу попыталось начать кристаллизоваться, загустевая, но его весьма решительно смешали и растянули по углам ровным слоем. А потом при помощи кирпичей и решетки для обжига осторожно установили горячий поднос сверху.

Лекс только крякнул от такого простого решения. Он собирался как-то пристраивать все на кочергах и прутках, а о решетках совсем позабыл. Напоследок он убедился, что на всем подносе слой стекла равномерный, и наконец оставил цельный кусок стекла в покое. Температуру в горне под стеклом стали понемногу опускать, оно должно было остывать без резких перепадов температуры. Наконец Лекс отправился в сокровищницу и, с трудом найдя среди золота пару серебряных кругляшков, с трепетом вернулся обратно. Очень хотелось, чтобы в этот раз все получилось, поскольку на то, чтобы сварить новое стекло, могло уже не хватить времени. Он показал ученикам серебряные монеты и как он осторожно «размазал» растаявшее серебро по стеклу. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что все получится.

От медитации над стеклом его оторвала суматоха во дворе. Тара, одетая в темный дорожный хитон и замотанная с головой в ткань наподобие плаща, появилась во дворе. Она забирала большую часть своих слуг и, конечно, рабов. Те опять тащили узлы с хозяйским добром и сосредоточенно оглядывались, стараясь не забыть ничего нужного. Тиро выделил Таре сопровождающего воина, который верхом на ящере проводит Тару до поместья генерала. Тара, совершенно необъятная в своих дорожных одеждах, шумно прощалась с дочерьми и Тиро, даже Лексу досталось могучих объятий. Его прижали к необъятной груди и на всякий случай ненавязчиво пощупали.

— Совсем тощий, — получил рыжик вместо прощай, — кушай живых каракатиц, они добавляют вес и делают формы более гладенькими… ну, ладно, я отбываю…

Тара с этими словами взгромоздилась в паланкин и милостиво помахала всем напоследок. Когда ее паланкин скрылся за поворотом, Лекс и Тиро одновременно выдохнули. Тиро придирчиво допытал Лекса, не собирается ли тот сегодня выходить в город, и, узнав, что тому сегодня не до этого, успокоился и ушел поговорить в таверне, где собираются ветераны, может, кто и захочет заработать. А еще, стоило поговорить с людьми о создании новой гильдии и потом рассказать Сканду, что на эту тему думают люди.

Лекс же пошел посмотреть, как там дела у Броззи. Проверив на глазок, что все идет как обычно, и похлопав сосредоточенного ученика по плечу, он отправился в мастерскую к Лиру. Вокруг него крутились любопытные мальчишки. Лекс шикнул на них, чтобы они не отвлекали художника, и сам с удовольствием посмотрел внутрь тарелки. А там, на дне, расцветал очень красивый цветок. Лекс похвалил Лира и сказал, что он может брать любые глиняные тарелки на дальнем складе, а вот до графинов дело дойдет позже. Лир очень сосредоточенно кивнул и прикусил губу, старательно выводя новый лепесток.

Лекс опять сделал круг по двору, но Броззи надо было ждать еще хотя бы пару часов. Четвёрка стекловаров уже разжигала горн, смешивала перемытый песок со всеми остальными компонентами и сосредоточенно обсуждала, как долго варить это стекло. Поскольку оно будет смешиваться с пигментом, а потом перетираться, то варить его долго не имело смысла. Лекс им как раз напомнил, что Броззи займет часть горна и им потребуется потесниться, но его уверили, что к тому времени, как Броззи займется перековкой, они будут мешать пигмент, а потом мыть следующий песок. Они хотели наварить как можно больше цветного стекла, чтобы не скучать, и спокойно перетирать готовое, пока Чаречаши будет шнырять рядом с ними.

Лекс повздыхал и отправился обедать. Как правило, здесь готовили завтрак и ужин, а на обед можно было получить то, что осталось с завтрака или просто хлеб и мясо, которое в этом доме держали для раненых воинов всегда и в больших количествах. Подхватив с собой куски еды, рыжик заперся в теплой комнате со своими чертежами, ингредиентами и мыслями. Подхватив очередной папирус, он попытался прикинуть, что и в каких пропорциях он будет смешивать, сколько времени и при каких температурах это надо будет выдерживать, а заодно разобраться со странными весами и тем, как на них взвешивать.

От раздумий и расчетов его отвлек Броззи, тот жалобно шкрябал дверь, не смея отвлекать учителя от важных вопросов. Пришло время доставать железо, и Броззи ждал разрешения начать. Лекс все сразу сложил и закрыл сундуки, последняя партия булата была важнее теоретических расчетов. Они опять частично разрушили домну и занялись выискиванием кусков железа среди спекшихся углей и камней. Стекловары, увидев работу у домны, понятливо ретировались со своими тиглями к себе в мастерскую. А там начали делить и окрашивать стекло в разные цвета. Похоже, не только Лекс любил экспериментировать с новым.

Сам же рыжик с удовольствием и азартом выискивал куски железа и подносил Броззи, а тот сосредоточенно ковал, стараясь делать все наилучшим образом. За этим занятием их и застал Сканд. Лекс как раз вытащил последний кусок и в последний раз порылся в остывающих угольках.

— Ну, все, теперь все это разберем, пока Чаречаши не уедет к себе.

— А почему? — удивился муженек.

— А чтобы не спрашивал лишний раз, что у нас и как, меньше знаешь — крепче спишь! Не увидит новую печь для плавки и расстраиваться не будет, что у него такой нет. Поужинаем дома? А то у меня зеркало остывает, и я не хочу уходить, пока все не закончится!

— Хорошо, — Сканд пожал плечами и вошел в дом.

Ему сразу рассказали, что Тара уехала в поместье, наводить там порядок. Сканд выскочил во двор поругаться, что рыжик так поступил без его согласия, но посмотрев на сосредоточенную мордашку милого, который щипцами зарывал в уголь что-то весьма громоздкое, передумал ругаться. Во-первых, рыжик может этими щипцами ему и по морде дать, а во-вторых, разве заниматься домом и хозяйством не забота одного из мужей? И даже хорошо, что Лекс все решил сам, значит, относится к дому серьезно… Сканд довольно улыбнулся, ну да, у него замечательный муж, самостоятельный и ответственный, и такая лапочка к тому же…

Гости, дорогие…

Лекс понял, что устал и морально издерган, понимание того, что вскоре появится непонятная составляющая в этой жизни под названием «брат», не давало расслабиться, и он смог уснуть только после целительного сеанса неторопливого секса. Сканд, похоже, прочувствовал напряжение, которое просто звенело в рыжике, и постарался, чтобы ненаглядный растекся по кровати, как растаявший кусочек меда, который он очень бережно собрал в кучку себе под боком при помощи рук и языка и с удовольствием наблюдал, как все это рыжее милашество посапывает во сне. Спящий рыжик был таким милым, что в груди все переворачивалось от нежности и желания защитить его от всего мира.

Ночью в хозяйственном дворе остались Броззи с Маем, они по очереди качали меха, опуская температуру в горне, и ученики-стекловары, которые тоже кружили вокруг своего горна, не смея полностью его затушить и напряженно прислушиваясь, не раздастся ли тревожный хруст стекла, который означал бы, что все их усилия пошли прахом. Но большой стеклянный лист, покрытый серебром, молчал, а уголь, засыпанный в горне, уже прогорел, полностью отдавая под мехами последние искорки тепла.