Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 164

— О… — Тиро растерялся от подобного, а потом положил руку на плечо съежившегося Бэла, тот вздрогнул, и Тиро торопливо убрал руку, — прости, я не знал.

— После второй линьки отроки становятся служкой, как правило, основных служек отправляют в монастыри. Там их учат молиться Матери-Ящерице и Семизубому, рассказывают о богах и небесных покровителях, а кроме этого, там учат ближнему бою и работе на солончаках. Вся разница — будут ли это соляные пещеры или пересохшее озеро. Молитвы, скудная пища, тяжелые тренировки и не менее тяжелая работа, ты становишься тупым и апатичным. Кто-то сходит с ума, кто-то становится жестоким. Но если ты смог сохранить рассудок и победить в боях, то тебе будет послабление в работе и у тебя появляется шанс двигаться дальше. К третьей линьке вполне можно стать монахом. Наставники будут цепко отслеживать каждый твой шаг и каждое слово, но вместо работы тебя начинают учить грамоте и счету, и конечно усилят тренировки. Самые лучшие и преданные могут стать телохранителями и охранниками монастыря и наставников. И если ты сможешь отличиться, то попадешь в охрану Первосвященника.

— Получается, на арену попадают те, кто не хочет становится подстилкой у старших, ну тогда понятно, почему они так агрессивно среагировали на в общем-то невинные ухаживания и заигрывания, — Тиро вздохнул, — я поговорю с мальчишками, чтобы не лезли. Надо было раньше мне объяснить все.

— Объяснить, что мы не подстилки и не шлюхи? — глаза у Бэла зло сверкнули, — а это надо объяснять?

— Не злись. Я ни в чем не виноват, — Тиро насупился, — в городе как-то другие младшие, и не надо все валить в кучу. Обычно младшие ласковые и сами подставляются с радостью. Только успевай из чужих коек вытаскивать, поэтому младшие и бывают только у патрициев, у них время есть следить за ними, а простые горожане предпочитают пристраивать младших еще по малолетству, чтобы потом проблем не знать.

— Мы не такие, — Бэл блеснул глазами.

— Ну, это я только сейчас понимаю, — Тиро вздохнул, — вон Лекс тоже забияка. Я-то думал, что он один такой, а тут вот сколько на мою бедную голову упало, и что же с вами теперь делать?

— Тиро, не переживай, — Лекс потянулся через стол и накрыл руку управляющего своей, — все будет хорошо, мы пристроим мальчишек к делу, не делая различий, старшие или младшие, и все наладится. Ты молодец, что поселил их отдельно на первое время. Они обживутся и успокоятся, и все будет хорошо. Они все равно еще дети. Вот вернусь из муниципалитета и присоединюсь к работе.

— Ну, тогда собирайтесь и пойдем, — Сканд встал из-за стола и потянулся, — Лекс, тоже можешь взять свой кинжал, тебе не помешает подчеркнуть свой статус в доме. Где моя тога?

Лекс побежал в комнату за широким ремнем, к которому был пристегнут кинжал в ножнах, и темно-красным палантином, который он сложил складками и, положив на плечо, заправил под ремень, чтобы не сваливался. Когда Лекс выскочил во двор, его уже дожидались Сканд в белоснежной тоге, Тиро с мечом и четверка с небольшими кинжалами, как у Лекса. Рабы собрались кучкой у ворот и с сомнением смотрели на все приготовления. Тиро рявкнул на них, чтобы они стали парами, как во время несения паланкина, и не отставали. После этого отдал команду охране и им открыли дверку на воротах. Сразу за воротами дожидались двое монахов, которые сразу же пристроились к процессии.

Дорога была бы намного быстрее, если бы не множество женщин, которые встречались им по пути. Они тянули руки к рыжику и, прикоснувшись к его одежде, целовали свои пальцы. Они благодарили его и кланялись вслед. Все это сильно нервировало и Лекса и охрану, но после пояснений Тиро у Лекса не хватило духа их одергивать.

— Это те бедные женщины, которые приносили свои яйца к дверям храма. Теперь каждая из них надеется, что именно ее ребенка ты спас на арене. Поэтому и благодарят.

— Но их всего семнадцать… — Лекс слабо улыбнулся очередной женщине.

— Но каждая из них надеется, что именно ее ребенку повезло попасть к тебе. После того, как ты прыгнул на арену за детьми, тебя считают святым человеком.

— Этого только мне не хватало, — Лекс передернул плечами, — теперь опять надо доказывать Кирелю, что я это сделал без тайного умысла отжать у него власть.

— А всего-то надо было сказать мне, вместо того, чтобы трепать всем нервы, — не смог промолчать Сканд.

— Я надеюсь, нам яйца не начнут подбрасывать? — обеспокоился рыжик.

— Нет, — Тиро хмыкнул, — все знают, что яйца из дома Сканда вырезают монахи.

— Жуть какая, — вздрогнул рыжик.

— Поверь, перенаселение и голод будут еще хуже, — Сканд вздохнул, — мы даем разрешение на рождение четвертого ребенка без налога только после эпидемий или поражения армии. Но пока Семизубый нас хранит на поле боя, и поэтому приходится поддерживать численность населения таким путем.

Сканд проводил Лекса и компанию до муниципалитета и, коротко поцеловав нежные губы рыжика, со вздохом отправился в сенат. Для него было проще мечом в казармах махать, чем объясняться с въедливыми и самовлюбленными патрициями. Порой, слушая пространные речи ни о чем, он думал, что оратор просто наслаждается звуком собственного голоса под сводами общего собрания, а уж вылавливать оттуда крупицы реальных мыслей было порой непосильным трудом. Иногда, слушая получасовое выступление, он терял смысл за цитатами из древних изречений, и тогда на помощь приходил брат. Пушан улыбался, видя, как Сканд морщится в конце, и коротко пояснял.

— Это по поводу налогов, оратор считает, что у кожевников налог должен быть выше, чем у горняков. Поскольку ископаемые в земле могут закончиться, а шкура на ящерах будет расти всегда.

Сканду хотелось в такие моменты головой о стену побиться, или оратора придушить. Ну, вот стоило сказать все просто и понятно, так зачем сюда древних философов приплетать? А потом дебаты слушать, и каждый оратор будет кивать на других философов, как видно исключительно для того чтобы показать свою ученость. Эх, вот скука-то… Одна радость — сегодня Пушан обещал первым вынести вопрос о замене добровольной жертвы от храмов на казнь преступников на арене. Интересно, кто рискнет высказаться против? Хотя желающих поспорить в сенате всегда хватало. Делать им больше, как видно, нечего, кроме как неделями мусолить одно и тоже, а потом внести предложение отложить решение вопроса «до благоприятных времен».

Лекс, добравшись до муниципалитета, резво помчался по ступенькам, уже привычно поворачивая по лабиринту коридоров. И на мужчину с амбарной книгой в этот раз посмотрел, как на любимого родственника. Ну, прямо как родной сосед по лестничной площадке. Лекс вручил мужчине свиток дарственной, и пока Тиро и рабы пытались отдышаться от неожиданной гонки, в амбарной книге были сделаны соответствующие записи.

— Можете снимать ошейники, — махнул рукой чинуша, — кто хочет выписку из книги об освобождении, извольте заплатить медную монету писцу.

— Тиро, выдай им по золотому, и пусть отправляются, куда хотят, — Лекс пожал плечами, — можете возвращаться домой или оставаться здесь, вы — крепкие мужчины и без труда найдете работу. Можете просто примкнуть к каравану и добраться до дома, денег на еду и дорогу вам хватит, еще и на одежду останется. А кто не найдет работу по душе, может обратиться ко мне в дом, мне все еще нужны носильщики паланкина.

Лекса кто-то поблагодарил, но один кинул монету Лексу под ноги и презрительно плюнул на нее.

— Мне от тебя подачек не надо, и слов благодарности от меня не жди. Все это случилось по твоей вине, а ты, хоть и пытаешься изображать из себя честного человека, но на самом деле все равно подстилка продажная. Продался врагу, который уничтожил твой город и убил твоего отца! Ты должен был вырезать сердце этому Сканду, а ты с ним целуешься! Тварь! Ненавижу! Я бы…

Лекс замер с открытым ртом, смотря и слушая поток злобы и ненависти, но договорить рыжему мужчине было не суждено. Бэл змеей скользнул к нему и перерезал горло, брызнула кровь, раздался сип. Рыжий здоровяк схватился за горло и булькнул кровью. Его глаза выражали крайнее удивление, он, похоже, не ожидал такого разворота событий. Он сделал пару шагов в сторону Лекса и даже протянул к нему руку со скрюченными от ненависти пальцами, но его колени подкосились и он шумно упал, заливая мраморный пол своей кровью.