Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 109

Пока Тиро пошел переодеваться для выхода в город, Лекс не удержался и засунул любопытный нос в кузню. Там действительно появилось два новых тигля. В маленьком тигле так и лежала железная окалина, только из желтой она стала коричневой, по всей видимости, пока в прошлый раз Лекс разгонял дым, она перегрелась на остывающем горне. Ну, ничего страшного, коричневый пигмент — это тоже хорошо. Возле мешков с песком стояло два ведра, полные кузнечной окалины. Желтой — железа и грязно-оранжевой — окалины свинца. Лекс сделал себе пометку заказать окалины меди, она будет чудного зеленого цвета. В испорченном тигле так и осталась сожжённая органика от ракушек и перламутра. Надо будет попросить мальчишек отчистить эту грязь.

Выйдя из кузни, он наткнулся на деревянное ведро со свинцовой крышкой. Лекс только что по лбу себя не стукнул, чуть не забыл о самом главном. Приоткрыв осторожно крышку, с радостью увидел, что все внутри покрыто изумительной белой бахромой. Это были свинцовые белила! Кислый оксид свинца, самый чистый и укрывистый белый краситель, а еще, едва ли не главный компонент для хрустального стекла.

— Что это такое? — Рарх осторожно присел рядом с ведром, — Тиро сказал, что это твое и не разрешал никому прикасаться.

— Это очень важная вещь, — Лекс улыбнулся, — мне надо собрать всю эту белую красоту в отдельную коробочку, но только не металлическую. Сделаешь мне деревянную коробочку с крышкой? И небольшую лопаточку, чтобы соскабливать белое с металла? Хорошо? А когда будет свободное время, сделаешь мне новые шахматы? А то я свои Кирелю подарил.

— С удовольствием, — улыбнулся друг, — я спрошу у Тиро, можно ли использовать тот лес, что лежит в пустой мастерской. А для другого цвета, я использую древесину другого сорта. Черное мраморное дерево. Я видел, как его продавали на рынке. Куплю небольшое бревнышко для поделки.

— Я дам денег, — всполошился рыжик и полез в кошелек.

— Брось, я так сильно тебе должен, что я не возьму за это денег. Мне будет приятно сделать для тебя красивые фигурки для шахмат.

— Спасибо, — смутился рыжик, — только вначале шкатулку и лопаточку, это важнее.

Лекс осторожно долил в ведро уксусного вина и опять закрыл крышку. Во двор выскочил Зюзя и рванул в казарму, вскоре оттуда вышел крупный парень, который опирался на костыль. Зюзя крутился вокруг него, как спаниель, с любовью заглядывая ему в глаза. Парень улыбнулся и что-то сказал пареньку, тот рванул через весь двор и о чём-то зашептался с Милкой, та рассеянно открыла глаза и погладила Зюзю по щеке, что-то мягко ему сказав. Но сама тем не менее, осталась сидеть на солнышке. У нее было спокойное лицо, какое-то отрешенное, как будто она смотрела внутрь себя… совсем, как наложницы Пушана… перед тем… перед тем…

Из кухни вышел Тиро и, перехватив напряженный взгляд Лекса на Милку, очень недовольно поджал губы и дернул головой, как будто пытался оборвать ненужное любопытство рыжика. Лекс дураком не был, и поэтому сделал вид, что Милка тут совсем ни причем, и он просто дожидался самого Тиро, и смотрит он не на Милку, а на стену дома. И вообще, у него своих дел полно, кроме как смотреть на чужих невест. Вместе с Тиро увязались мальчишки, они несли пустые корзины. Франкенштейн собирался на обратном пути пойти через рынок, чтобы прикупить к празднику фруктов и овощей. Вместе с ними пошли Тарис и Зюзя.

Зюзя выглядел встревоженным, похоже, он переживал, чтобы Лекс и Тарис не передумали в последний момент. Лекс хотел как-нибудь приободрить паренька, но тут ему попалась на глаза свастика, нарисованная краской на стенах домов. Это было очень странно. Пиктограмма была нарисована и поодиночке и сразу по несколько штук, сплетенная «ножками», как цветочный венок. Рыжик не удержался и, схватив Тиро за руку, поинтересовался:

— Что это?

— Это знак саламандры, — Тиро ухмыльнулся, — люди почему-то решили, что этот знак приносит удачу в дом. Теперь модно над каминами рисовать знак саламандры. Ведь в очаге живет огонь, а значит, это убежище саламандры. Не удивляйся, но все в городе знают, что в этом походе не погибло ни одного воина, но тем не менее, победа за нами. И люди не помнят ни одного настолько успешного похода. В каждой семье есть воин и, конечно, все рады, что все живы и с богатой добычей.

— Оу, — задумался рыжик. Он только сейчас обратил внимание, что все встречные люди ему улыбаются. И смотрят очень доброжелательно, как будто он стал родным каждому жителю. Это, конечно, приятно радовало, но в то же время и напрягало. Пока рыжик терзался в сомнениях, что же лучше: быть любимцем всего города или быть незаметной мышкой, и как к такой популярности отнесется Кирель, они дошли до магистратуры. Ну, хотя бы там все было по-прежнему. Все тот же мужчина, вся та же амбарная книга.

Лекс, вспомнив, когда была совершена покупка раба, сообщил, что дает ему вольную, и с удовольствием сломал сургучную печать на кожаном ошейнике. Зюзя только тихо всхлипнул и вцепился в Тариса, как в спасательный круг. А вот парень Лекса удивил.

— Это вам, — Тарис протянул рыжику золотой, — я хотел бы возместить вам потери и поблагодарить за то, что помогли Зюзе.

— Хорошо, — Лекс кивнул и взял золотой, а потом развязал мешочек с деньгами и протянул Зюзе два золотых, — Зюзя, это тебе, считай, что это твое приданое, как честного младшего. Чтобы ты не пришел в семью мужа голодранцем.

Зюзя принял золото дрожащей лапкой и сразу отдал золото старшему, следом разрыдавшись ему в подмышку. Тарис прижал к себе тоненькие всхлипывающие плечи и поцеловал в макушку.

— Ну что ты, маленькая ящерка, не плачь, все хорошо. Пойдем, купим тебе красивую тунику на свадьбу.

— И штанишки? — с надеждой выглянул из подмышки Зюзя и повел носом, — как работнику? И честному младшему, помощнику мужа?

— И штанишки, — улыбнулся Тарис и заправил выбившуюся прядь за ухо Зюзе, — только не плачь, моя ящерка, у нас завтра свадьба, надо радоваться.

— Я радуюсь, — хлюпнул носом младший и мужественно улыбнулся.

А вот Лекс стоял с приоткрытым ртом. Вот он тормоз! Как-то он забыл, что в этом мире нет котят, щенков и прочей мимимишности. И ящерка это, пожалуй, единственное мелкое милое животное этого мира. Сканд не хотел сказать ничего плохого, и даже не думал все эти гадости, что он вывалил ему на голову, просто он хотел сказать что-то милое, типа котенок, только вот котят здесь нет. Как нехорошо получилось! Надо будет попросить у Сканда прощения, что ли…

— Ты что, жалеешь, что отпустил Зюзю? — тихо спросил Тиро, увидев в ответ недоуменный взгляд, решил пояснить, — у тебя просто такое лицо…

— О боги, нет, конечно! — Лекс ухмыльнулся, — совет им да любовь, я сам был готов приплатить, лишь бы отдать малыша в надежные руки.

— Ну, вы вообще-то с ним ровесники, — Тиро ухмыльнулся, — ты, правда, выглядишь на порядок взрослее, но я-то знаю, что ты тоже еще ребенок.

— Тогда купи мне сладкого, папочка, — Лекс ехидненько ухмыльнулся, — а еще штанишки!

Тиро рассмеялся и махнул рукой. Потом они пошли дальше, и Лекс впервые попал на местный рынок. Он был похож на базар где-нибудь в отсталых странах. Товары стояли в мешках или грубых глиняных горшках, или просто лежали на земле, вываленные горкой на широкие зеленые листья. Овощи, крупы, фрукты, а рядом свисали тушки ящеров или куски разделанного мяса. Ходили люди, торговались, обсуждали последние новости, сплетничали. Их с Тиро замечали в толпе и с уважением кланялись на расстоянии, не решаясь подойти ближе.

Тиро купил и тушку белого ящера, такого же, как они жарили у крестьян во время путешествия, и куски белого мяса, которые почему-то пахли рыбой. Лекс присмотрелся, да и внешне мясо напоминало щуку, хотя, если представить размер такой щучки, то прямо мороз по коже… Мальчишки тащили покупки домой и возвращались с пустыми корзинами, в которые Тиро складывал клубни растений и фрукты, а еще несколько пучков душистой травы и связку крупных зеленых листьев, которые здесь использовали вместо упаковочной бумаги. А под конец купил несколько мешочков с орехами и засахаренными фруктами. Их он с ухмылкой отдал рыжику, и тот, сделав умильные глазки, прижал лакомства к груди. Там же Тиро купил и две сахарные головки, и мальчишки чуть не подрались за право нести эту сладость.