Знак черепа - Данн Джон Аллан - Страница 30

Сэр Ричард выше всего превозносил вина Мадейры. Несравненная мадера, изготавливаемая из смеси черного и белого винограда, Тинта и Вердельо, Буал, Серчиал и Мальмсей, — нет, он и слушать не хотел о том, чтобы уходить отсюда, не имея в трюме бочонка-другого каждого из этих сортов. Не в моем положении было слишком настойчиво указывать ему на недопустимость задержки. Но кто я такой? Всего лишь служащий на жалованье; но тем более странным казалось то, что и юный Мадден тоже почему-то не выражал протеста против такой потери времени.

С тех пор как я нашел в нактоузе обломок ножа, признаков предательства или заговора на борту не наблюдалось. Раскол между людьми Черного Майкла и остальной командой увеличивался, и Джекобс начал проявлять склонность становиться на сторону своих в разных мелких ссорах и стычках. К тому же, как мне казалось, он избегал ставить дополнительные паруса, когда погода это позволяла, хоть и отлично знал, что мы торопимся как можно скорее достичь цели нашего путешествия; впрочем, вопрос этот касался практических сторон судовождения, и тут я был бессилен что-либо возразить. Во время моих собственных вахт я старался поставить столько парусов, сколько выдерживали мачты, но, как только Джекобс появлялся на палубе, верхние паруса тут же убирались, а на остальных брались рифы. Все это вызывало трения, и вскоре, я не сомневался, должны были посыпаться искры…

Итак, на рассвете десятого дня, осматривая горизонт в подзорную трубу, я увидел слева по носу маленькое лиловое облачко, поднявшееся над водой. Облачко висело неподвижно, и вскоре мне удалось распознать в нем туманные пики далекого острова. Это была Мадейра.

Мы встали на якорь на Фуншальском рейде в двухстах саженях от берега у южной стороны острова. Над нами нависала высокая, поросшая густой зеленью гора Торринхас, от подножья которой до самой бухты разбегались, утопая в тенистой листве, белые домики Фуншала. Сэр Ричард приготовился не медля ни секунды отправиться на берег. У него были письма к некоторым виноторговцам, с которыми он намеревался заключить сделки по продаже вина. Фрэнк Мадден собрался ехать вместе с ним, горя желанием впервые посмотреть на чужую страну. Я тоже не прочь был повидать кое-что на этом чудесном гористом острове и собирался последовать за ними немного позже, после того, как закончу необходимые приготовления по приемке на борт закупленной провизии и вина.

Казалось странным, что именно мне, имеющему самый маленький процент в доходах от всего предприятия, приходится настойчивей всех выступать против всяческих задержек и проволочек. Золотой блеск, который я наблюдал в глазах сэра Ричарда, когда мы в первый раз услыхали о сокровищах, изменил мало-помалу свой оттенок, превратившись в янтарные блики, усиливающиеся при соседстве с бокалом вина. Хромого же мальчика сильнее всего привлекали новые впечатления и открытия, оттеснившие на второй план более далекие перспективы.

Что касается капитана Джекобса, то для него, как он заявил, Фуншал не представлял собой ничего нового и ему там нечего было делать.

«Золотая Надежда» имела приподнятый квартердек, доходивший до грот-мачты. Сразу за штурвалом располагалась кормовая надстройка, разделенная на четыре каюты. Первая, главная, служила кают-компанией и освещалась с трех сторон двумя окнами по правому и левому бортам и еще двумя, выходящими на палубу по бокам от входной двери. В задней, четвертой, стене кают-компании находились три двери, которые вели в кормовые каюты. Среднюю, самую большую, занимал сэр Ричард с племянником, левую, поменьше, я и такую же справа — капитан Джекобс. Каждая каюта имела по одному окну, зарешеченному прочной дубовой рамой со свинцовыми стеклами. Под квартердеком мы устроили крюйт-камеру, где хранился запас пороха и пуль. Холодное оружие было развешано на стенах и лежало на полках в кают-компании, а огнестрельное находилось в каюте сэра Ричарда.

Немедленно после прибытия «Золотую Надежду» окружила целая флотилия туземных лодок, доверху нагруженных тропическими фруктами, апельсинами, лимонами, манго, фигами, бананами, ананасами и связками сахарного тростника. Пестрота и краски всего этого изобилия радовали глаз, а одуряющие экзотические ароматы непривычно дразнили обоняние. Матросы охотно покупали предлагаемый товар, оживленно переговариваясь с португальскими лодочниками. Увольнение на берег было запрещено из опасения в очередной раз лишиться части команды, да к тому же ожидалось, что стоянка здесь продлится недолго. Я стоял у фальшборта, с интересом наблюдая за орущими, жестикулирующими, хохочущими белозубыми торговцами, когда ко мне подошел Черный Майкл.

— На два слова, мистер Пенрит, — сказал он. — По секрету…

Неожиданно он шагнул в сторону и резко приказал проходившему мимо матросу убрать распустившийся конец троса. Я обернулся и увидел за собой капитана Джекобса, который неслышно приблизился сзади своей мягкой кошачьей походкой. На нем был парадный камзол, парик и широкополая шляпа.

— Я еду на берег, мистер Пенрит, — заявил он. — Вернусь после полуденной вахты. Сомневаюсь, чтобы наш груз прибыл раньше. Мы снимаемся с якоря с вечерним приливом, за час до захода солнца. Прикажите подать шлюпку!

Я выполнил его распоряжение, и он отбыл.

Когда шлюпка отошла на приличное расстояние, я предложил Майклу зайти ко мне в каюту. Указав на кресло, я достал бутылку и пару стаканов. Он медленно выцедил грог и наклонился вперед, скрестив на столе обнаженные до локтей могучие руки, заросшие густой черной шерстью.

— Вот что, мистер Пенрит, — сказал он. — Я не мастер говорить красивые речи. Мои слова простые и грубые, как и я сам, поэтому не подумайте, будто я хочу вас обидеть или лезу не в свои дела…

— Выкладывайте, — предложил я.

— Мне не известна цель нашего путешествия, да меня это и не касается. Но по судну ходят слухи, и люди строят разные догадки. Я не верю сказкам и доверяю только собственным глазам. Этот поющий бездельник, Пайк, что зовет себя Запевалой Сэмом и любит похваляться своими подвигами, все уши прожужжал команде о прелестях пиратской жизни и ходит гоголем под собственное кукареканье. Я повидал кое-что в жизни, да и сам, порой, творил такое, от чего гнилая душонка Пайка затряслась бы, как осиновый лист. Вот эти руки, — он сжал кулаки так, что мышцы вздулись у него под рубахой, — по локоть в крови, пролитою мной в жестоких схватках. Но это все в прошлом. Я и те, кто со мной, — свободные люди, получившие помилование от короля. А остальная команда — дрянь, подонки с мышиным сердцем, способные лишь драить палубу. Они слушают Пайка, развесив уши, как ребенок слушает волшебные сказки. Нанимал их сэр Ричард, но за порядком должен следить капитан…

— Продолжайте, — сказал я, снова наполняя его стакан.

— Судно набито оружием и боеприпасами, как военный корабль… или, может быть, приватир?42 — он бросил на меня испытующий взгляд. — Не зря же вы заставляете нас проводить боевые учения. Если это означает в недалеком будущем большую драку, то тем лучше. А пока что на борту творится чертовщина другого сорта…

— Почему бы вам не сказать об этом сэру Ричарду? — спросил я.

— Пришло время, когда нужно высказать все, мистер Пенрит. Я сам люблю, когда крепкая выпивка щекочет глотку. Порой она мне даже необходима, потому что подстегивает как хлыст скаковую лошадь. Но она затуманивает мозги. Она хороша для тех, кто выполняет приказы, а не для тех, кто их отдает. Бутылка — плохой советчик. Никому еще не удавалось подружиться с ней и сохранить ясную голову…

— Довольно. Я не хочу больше слушать подобные речи! — строго прервал я его.

Он покосился на меня с добродушной терпимостью, как старый пес на молодого задиристого щенка.

— Вы правы, сэр. Сказанного достаточно. У вас есть свои глаза. Только кто-то должен же быть начальником, а капитан Джекобс — плут и негодяй!

Майкл вынул из кармана складной нож в роговой оправе и раскрыл его.