Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж. - Страница 50

— Иди и найди Фердинанда. Что-то он опаздывает.

— Обязательно. Был очень… рад… снова с вами повидаться.

Она небрежно взмахивает рукой. Я возвращаюсь в дом. Та же медсестра, которую я видел за стойкой, вытирает кому-то рот. Она поднимает взгляд.

— Не знала, что вы знакомы с Пенни, — говорит она.

— Мы виделись, когда я приходил со своей матерью много лет назад. Удивлен, что она все еще здесь.

— Ей девяносто восемь, и она очень крепкая.

Крепкие ноги.

— По-прежнему ждет Фердинанда?

— О да.

— Думаю, это и есть настоящая любовь. Ждать жениха столько лет.

— Да, наверное. — Медсестра выпрямляется и улыбается. — Вот только ее покойного жениха звали Альфред.

Я быстро иду домой. Мог бы проехаться, но приют Святой Магдалины всего в тридцать минутах ходьбы от города, а мне хотелось немного проветрить мозги. Хотя, честно говоря, у меня это не выходит. Отдельные слова и фразы все еще кружатся у меня в голове, как снежинки в стеклянном шаре.

Покайся. Крепкие ноги. Вообще-то ее покойного жениха звали Альфред.

Я чувствую, что упускаю что-то. Оно виднеется под слоем снега. Но я не могу расчистить сугробы в голове и как следует это рассмотреть.

Поднимаю воротник пальто. Солнце скрылось за серыми тучами, и сумерки уже подкрадываются — тень за плечами дневного света.

Знакомый пейзаж кажется чужим. Я сам чувствую себя здесь чужим. Как будто я долгое время смотрел на мир под неправильным углом. Смотрел, но не всматривался. Теперь все кажется более жестким и острым. Такое чувство, что если я коснусь листьев на деревьях, они порежут мне ладонь.

Я прохожу мимо границы леса. Точнее, раньше это была граница леса, теперь здесь чья-то частная собственность. Ловлю себя на том, что постоянно оглядываюсь назад и вздрагиваю от каждого порыва ветра. Людей почти нет, только мужчина, выгуливающий лабрадора, и какая-то молодая мамаша, толкающая коляску в сторону автобусной остановки.

Хотя это не совсем так. Пару раз мне казалось, что я вижу краем глаза, как кто-то крадется позади, скрываясь в тени: кожа, белая, как слоновая кость, черная шляпа, белые как снег волосы.

Наконец я добираюсь до дома. Я напряжен, как никогда, мне тяжело дышать, я весь обливаюсь пóтом, несмотря на то что на улице довольно холодно. Деревянными пальцами хватаюсь за дверную ручку. Все-таки надо позвонить мастеру и поменять замок. Черт, мне нужно выпить. Много. Я ступаю в прихожую и замираю. Кажется, я слышал какой-то звук. Хотя, быть может, это просто ветер или обычные домашние шорохи. И все же… я осматриваюсь… Что-то определенно не так. В доме что-то не так. Что-то изменилось. И запах. Смутный, неясный аромат ванили. Запах женщины.

Как странно. И еще дверь на кухню. Почему она открыта? Разве я не закрыл ее перед уходом?

— Хлоя?

Тишина. Ну конечно. Что за идиот! Все дело в нервах, да, вот в чем беда. Они натянуты, как струны на скрипке Страдивари. Я кладу ключи на столик…

А затем подпрыгиваю чуть ли не до потолка, потому что из кухни доносится знакомый насмешливый голос:

— Ты вовремя.

2016 год

Распущенные волосы струятся по ее плечам. Она теперь блондинка, и ей не идет. На ней джинсы, «конверсы» и старый свитер с логотипом «Фу Файтерс».[28] На лице — ни следа привычного макияжа. Она совсем не похожа на мою Хлою. Хотя, наверное, никогда и не была…

— Новый образ?

— Просто захотелось перемен.

— Мне больше нравилось так, как было раньше.

— Знаю. Сочувствую.

— Да не стоит.

— Я не хотела сделать тебе больно.

— Мне не больно. Я зол.

— Эд…

— Нет. Не надо. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен прямо сейчас вызвать полицию.

— Потому что я ничего плохого не сделала.

— Ты следила за мной. Подбрасывала письма. И это убийство…

— Убийство?

— Ты следила за Майки до реки той ночью, а потом столкнула его в воду?

— Господи, Эд! — Она встряхивает головой. — Да зачем мне убивать твоего Майки?

— Вот ты мне и скажи.

— Ага, то есть это, по-твоему, как раз тот момент, когда я должна признаться во всем, как в дешевом детективе?

— А разве не за этим ты вернулась?

Она игриво приподнимает бровь:

— Ну, вообще-то я джин в холодильнике забыла.

— Ага, конечно.

Она достает бутылку «Бомбейского сапфира».[29]

— Тебе налить?

— Глупый вопрос.

Она разливает джин по двум стаканам, садится напротив и поднимает свой.

— Будем?

— За что пьем?

— За правду.

Покайся.

Делаю глубокий глоток. Вообще-то я люблю джин, но сейчас с удовольствием выхлебал бы бутылку метамфетамина.

— Ладно. Тогда ты начинай. Почему ты приехала сюда и решила поселиться у меня?

— Может, меня просто старики заводят.

— Я знаю одного старика, который еще совсем недавно был бы счастлив это услышать.

— А сейчас?

— Сейчас с меня хватило бы и простой правды.

— Ладно. Примерно год назад твой приятель Майки вышел со мной на связь.

— Майки? — Этого я не ожидал. — Но зачем? Как он вообще тебя нашел?

— Он не меня нашел, а мою маму.

— Я думал, она умерла.

— Нет. Это то, что я сказала Никки.

— М-м. Снова ложь. Ка-ак неожиданно!

— А может, она и правда мертва, кто знает. Мамаша из нее была никудышная. Я полдетства провела, болтаясь где попало.

— А я думал, она была набожной женщиной и обрела Господа.

— О да, обрела. Обрела бухлишко, травку и толпу козлов, которые снабжали ее водкой и порошком.

— Мне жаль.

— Забей. Она быстро растрепала Майки, кто мой настоящий папаша. Наверное, бутылка «Смирнофф» помогла. Ну, или полбутылки…

— А потом Майки нашел и тебя, да?

— Ага.

— А ты знала, кто твой отец?

Она кивает:

— Много лет назад маман надралась и обо всем рассказала. Да и насрать. Он просто кончил в нее, и все. Досадный ляп. Но встреча с Майки разворошила мое любопытство. К тому же он сделал мне интересное предложение. Если бы я помогла ему с исследованиями для его книги, он бы подкинул мне баблишка.

Болезненное дежавю.

— Как знакомо.

— Ну да. Но, в отличие от тебя, я настояла на том, чтобы мне заплатили вперед.

Я печально усмехаюсь:

— Не сомневаюсь в этом.

— Слушай, мне и самой это не по кайфу, но я как-то смогла убедить себя, что мне это нужно — узнать о своей настоящей семье и все такое.

— Да и деньги не помешали бы, правда?

Выражение ее лица становится более напряженным.

— Что ты хочешь от меня услышать, Эд?

Точно не это. Я хочу, чтобы все это оказалось каким-то нелепым кошмаром. Но реальность всегда хуже и безжалостнее кошмаров.

— Итак, Майки заплатил тебе буквально за то, чтобы ты шпионила за мной и за Никки. И зачем?

— Он сказал, что из тебя легче будет что-то вытянуть. Да и… декорации для книги.

Декорации. Думаю, именно этим мы всегда и были для Майки. Не друзьями, нет. Просто гребаными декорациями.

— А затем Никки обо всем узнала и дала тебе пинок под зад, верно?

— О да.

Вот только она и так собиралась съехать. И уже нашла работу в Эндерберри.

— И тут оказалось, что у меня здесь как раз есть свободная комната. Как удачно!

Даже слишком удачно. Мне всегда было интересно, почему тот нервный парнишка-медик в самый последний момент передумал въезжать и попросил отдать ему аванс. Но теперь у меня появилась догадка.

— Что случилось с другим арендатором?

Она скользит пальцем по ободку стакана.

— Возможно, он выпил пару рюмок в баре вместе с молодой красоткой, которая могла случайно сказать ему, что ты — старый пидарас, который обожает студентов-медиков и что ему придется запирать свою спальню на ночь.

— Дядюшка Монти,[30] мать его.

— Вообще-то я оказала тебе услугу. Он такой придурок!

Я встряхиваю головой. Нет большего дурака, чем престарелый дурак. Ну или почти престарелый. Я сам беру бутылку и наливаю себе полный стакан. И выпиваю сразу половину.