Алые Розы (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 20

Кубики картошки оставляю сухими и накрываю их крышкой. Горячий пар проходит через картошку, разрушая её структуру. Так её потом мять проще.

Да я настоящий кулинарный гений, мне пора вести свою передачу: «Готовим с Юлечкой Саваш»! Представляю, как смотрелась бы на ТВ или на Ютубчике. Я такая мечтательница! Кем только не мечтала стать: и певицей, и балериной, и кондуктором троллейбуса, и водителем маршрутки, и воспитательницей детского садика, и медсестрой в коротком латексном костюме! Я раньше реально думала, что все медсёстры так одеваются. И только потом узнала, что медсестра — это та, кто уколы делает. А уколов я боюсь. Хотя мечтала стать детским врачом и ветеринаром — в смысле, детским ветеринаром, чтобы лечить деток животных.

Сама смешная мечта — это стать комбайнером. Я просто как-то комбайн увидала, и мне захотелось на нём покататься. Вот я и решила, что вырасту и пойду учиться на комбайнера. Но так и не пошла. А на что я учусь в своём институте? Да какая разница? Главное, что я отличница.

Глава 15

В окно светит солнышко, и я ему улыбаюсь. Мне так хорошо сейчас, так хорошо! Как раз картошка пропарилась, и я добавляю в неё масло. Нужно на глаз хороший кусок отрезать. Закидываю масло и вновь накрываю картошку, пускай в ней растворится масло.

Ищу толкушку. Как же тяжело её каждый раз после этого вымыть! Но не придумали ещё ничего лучше для пюрешки. Хотя есть же порошковое пюре. Я пробовала: гадость, оно какое-то ненатуральное, это как секс в презервативе. Хотя и без презерватива я не почувствовала никакой разницы. Мне что с ним, что без него. Но Сашка говорил, что разница есть и она огромная. Ну что ж, поверим ему на слово.

Бедный Сашка! Мне уже его жалко… может, к нему вернуться? Да что за дурацкие мысли?! Можно как-то мозг вырубить, чтобы он всякую фигню не генерировал? Есть же, наверное, режим «без тупых мыслей», вот в него и нужно перейти. А то я так никогда картошку не доделаю.

Беру толкушку, открываю картошку и начинаю её мять. Я усердно мну, старательно — для себя же делаю. Горячий пар обжигает мне руку, и я её оборачиваю вафельным полотенечком.

Доливаю туда слитой воды из чашки, что в раковине стояла, и продолжаю топтать. Молоко, наверное, уже скисло, а если не скисло, то, значит там что-то другое, а не молоко. Настоящему молоку просто положено скиснуть за время, что оно стоит открытым. Добавляю в картошку оставшуюся воду и усердно мну толкушкой.

Снова накрываю крышкой и заглядываю в холодильник. Так, что тут есть? Кетчуп — отлично! Вот и завтрак готов.

Радостно съедаю первую ложку — безвкусная хрень! И как мамка готовит? Почему у неё вкусно получается, а у меня нет? Наверное, всё потому, что надо готовить с любовью. А моя любимая меня бросила. Едва не плачу. Вот и картошка плохо получилась. Всё из-за Вики, всё она виновата.

Соль, специи, глутамат натрия. Я слышала, в Америке они его прямо в еду добавляют, как у нас соль, это же типа усилитель вкуса. Хочется заказать пиццу и добавить к картошке кусочек пиццы, чтобы вкуснее было. И запить это дело колой. Ну, не вкусно без неё, и всё тут! Ем пресную безвкусную жижу — просто по-другому это не назвать.

«Юлечка-хозяюшка», — успокаиваю сама себя, а самой смешно: приготовила какую-то хрень и давлюсь ею, ещё заставляю себя, мотивирую — типа, это полезно. А что полезного в картошке? Одни углеводы. Лучше бы я белок ела или клетчатку. Вспоминаю список полезных продуктов; картошка туда ну никак не входит.

Съедаю пару ложек и не могу — не лезет больше в горло. Не чувствую ни вкуса, ни удовольствия, сижу и думаю о Вике. Ну было же всё в порядке, и тут — на тебе! Очередная волна хандры подкатила. Бессмысленно ковыряюсь в тарелке, оставляю её в сторону и вздыхаю. Только бы не заплакать. Ну почему мне так тяжело? На душе пусто-пусто, больно-больно.

«Юлечка, не вспоминай, ласточка, ну чего ты такая глупенькая?» — Сижу и плачу. Так мне тяжело! Ну за что меня Вика бросила? Как глупо всё получилось! По фану мне сердце разбили. Я же ничего не сделала, просто в чувствах своих призналась. Правду сказала. Неужели за правду так наказывать надо? Вика, ты несправедлива! Ты не имеешь права так поступать со мной. Я же люблю тебя.

Нахожу её телефон, набираю, слышу долгие гудки. Сбрасываю. Боже, ну что же я ей скажу?! Чего ещё я ей не сказала? Может, на дачу к ним заявиться? А может…

Вика не перезванивает. Отлично! Скажу, случайно набрала, кому-то другому звонила и на её номер попала. Но кому, кому я ещё могла звонить? Чё-о-о-рт, что же со мной творится! Запихиваю в себя ещё ложку этой дрянной картошки с кетчупом. Не чувствую ни вкуса, ни запаха.

Ставлю картошку в микроволновку. Всегда там оставляю то, что потом доедать собралась. Микроволновка — это у меня как холодильник, только не охлаждает; ну не ставить же горячее блюдо в холодильник. Возвращаюсь в свою комнату и открываю ноутбук, ищу в своих друзьях лесбиянку из чата. О-о-о, у неё аватарка поменялась! Не знаю, что ей написать. Да и писать как-то неудобно, мы же всего один раз общались.

Долго думаю, решаюсь, а после пишу:

«Я призналась ей во всём, и она меня отшила… — Что же ещё написать? А может, попробовать написать правду? — Мне сейчас так больно, хочется сдохнуть! Что мне делать?! Что?!»

Отвечает мгновенно, как будто сидела и ждала моего поста.

«А чего ты хотела? Ладно, прости. Я понимаю, как тебе сейчас больно. Нужно смириться и жить дальше».

«И всё, больше ничего не посоветуете? Мне бы этот день пережить».

«Набухайся, подруга, это помогает».

«Что?»

«Перечитай, это переписка, а не диалог. Набухайся… лучше не одна, а с кем-то, желательно с тем, кто тебя понимает».

«Меня сейчас никто не понимает… только она. Но она видеть меня не хочет… Я предложила ей остаться друзьями, но дистанция между нами с каждой секундой только увеличивается… А ещё мне больно, мне очень больно! Я не знаю, что со мной будет завтра, и даже сегодня вечером. Хожу по квартире на автопилоте. Делаю хоть что-нибудь по дому, чтобы отвлечься. Не хочу о ней думать, не хочу вспоминать, но проклятые мысли и воспоминания так и лезут».

«Держись, сестра».

«Вы не понимаете… Чёрт, я умереть хочу, сижу и рыдаю перед ноутбуком!»

«Тебе нужно переспать с другой девушкой».

«Знаю, но я так сильно её люблю… Так сильно… Мне кажется, я не смогу ни с кем другим переспать. Не смогу, и всё тут…» — Да что за дурацкая привычка ставить многоточие. Типа, фраза такая многозначительная. Но, по факту, я что-то подобное сейчас и чувствую. Многоточие… Мне больно и плохо. Не могу есть, не могу даже думать о еде. Похоже, я схожу с ума. Что со мной происходит и когда же всё это кончится? Быстрее бы насладиться тихой и спокойной старостью в доме для престарелых. Но чувствую, что я не доживу до неё. Я гораздо раньше с собой что-то сделаю. Похоже, меня, как героиновую наркоманку, надо приковать наручниками к батарее и держать так, пока ломка не пройдёт. Боже, какая же сильная эта ломка! Меня даже трясёт — так я её хочу!

«Юлечка, девочка моя! — пишет мне собеседница. — Понимаю, что тебе сейчас нелегко. Понимаю, что тебе больно и не хочется жить. Но ты должна перетерпеть. Дальше будет легче, поверь, вот увидишь. Ночь темна перед рассветом. Ты ещё встретишь своё счастье».

«А мне почему-то кажется, что нет. Я никогда не буду счастлива. Наверное, я проклята. Мне плохо, мне так плохо! Хочу умереть, чтобы ничего не чувствовать. Как вынуть эту заразу из сердца? Может, реально набухаться?»

«Вот умничка, так и сделай! — отвечает собеседница. — Возьми бутылку какого-нибудь ликёра, чтобы сладенький, чтобы тебе пить легче было, и забухай. Можешь даже несколько дней бухать, поверь, это помогает. Мне помогло. Только одно запомни: не звони ей, будучи пьяной. Обещаешь?»

«Обещаю», — отвечаю я. Включаю ВКонтакте какую-то музыку и залезаю под одеяло. Я в домике, со мной здесь ничего плохого не случится. Вот я поговорила, и мне стало легче. Вика так и не перезванивает, оно и к лучшему.