По ту сторону жизни - Лесина Екатерина - Страница 82

— Знаешь, — сказала она, — я ведь на самом деле немногого хочу… просто восстановить справедливость… просто… получить то, на что имею право… просто…

Просто?

Ах, если бы… все, напротив, сложно и как-то слишком уж…

— Знаешь, — я выдержала взгляд ее, такой ясный и незамутненный. — Приходи завтра. Я покажу тебя Ей…

И сестрица вздрогнула.

— Не стоит, — сказала она. — Мы уже… знакомы. И… Она слышит меня, понимаешь?

Ночь.

И снова мне не спится. Сижу, листаю проклятые книги, уже несколько поутратившие своей зловещности, во всяком случае, с виду. Надо будет переписчиков заказать… на всякий случай. А то кожа страниц потрескалась. Буквы выцвели.

И попробуй-ка разбери, советуют мне принести в жертву черного петуха или же девицу с хвостом… с рунами дело такое, чуть сотрется, и потом гадай, где тут правда.

Скучно.

Пять часов утра. Луна в окно глядит, а я вот вникаю в тонкости темной обрядовой магии… круг двойной, круг тройной. Пентаграмма в центре. Рисунок прилагается. Интересно, чесались ли руки у моих инквизиторов зачистить ее? Наверняка. Но книгу не тронули, за что я благодарна.

И снова обряд.

Та самая тоненькая книжица, с полки прихваченная, посвящена была именно обрядам. Порой страшным, порой отвратительным, но чаще всего — совершенно нелепым. Вырезанное сердце приготовить и съесть с зеленым горошком… ага… варить полтора часа, добавив лавровый лист… нет, это уже кулинария какая-то. Хотя…

Гравюра, в которой пятеро фигур в балахоне склонились над распятой на камне девицей. Хвоста у нее не было, но и на петуха она походила мало. Следовательно, то ли в рунный ряд ошибка вкралась — к слову, случалось подобное не сказать чтобы редко, — либо я что то да пропустила.

Ага…

Страницы пришиты. И метки на краях, которые ставили до того, как изобретена была столь полезная вещь, как нумерация, совпадают. А вот текст гравюре не соответствует.

И это плохо? Скорее странно.

Балахоны, к слову, короткие… знакомый, однако, фасон, хотя сомневаюсь, что длина балахона на что-то да влияет. Разве что на способность быстро убраться с потенциального места преступления. В длинном-то поди побегай…

Я перевернула страницу.

Толстая. Слишком уж толстая.

Нет, на первый взгляд это не ощущается, но если потереть… и списать на то, что зависит эта толщина исключительно от качества использованных шкур, не выйдет… другое что-то.

Что? Склеившиеся страницы? Нет, метки вновь же совпадают, а крохотный завиток слева вполне может оказаться случайной царапиной. Или там ногтем придавили. Или не ногтем.

Я попыталась сунуть меж страниц — а я уже не сомневалась, что их несколько, — коготь, но тот увяз, а девица на камне скорчила недовольную мину. Надо же… еще бы кукиш скрутила. Между прочим, приличным жертвам полагается лежать тихонько.

Гм…

Картинку оживили магией. И страницы спаяли ею же. А если так, то было что-то, что хотели спрятать и от своих. Или спрятали до того, как книга попала в тихую закрытую библиотеку.

Что?

Любопытство — страшная вещь. И я поискала взглядом что-то, что могло бы пригодиться… пустая кофейная чашка? Чернильница? Нож для бумаг? Нет, когти у меня поострее будут, но…

Девица прикрыла глаза. А если…

Я позволила силе коснуться ее, легонько, знакомясь. Так и есть, задрожали нити старинного заклятья, невероятно сложного и прекрасного в этом… сколько накручено. Завитки-завитки-завиточки… будто хищный цветок пророс из страниц. Расправил лепестки и… и аккурат над ямкой и расправил, будто чего-то поджидая.

Я даже знала, чего именно. И очень надеялась, что кровь моя, пусть и измененная, подойдет. Всего-то каплю выдавить. Золотистую такую, насыщенного цвета. Она ушла в страницы, и девица на камне забилась в притворных конвульсиях, а страницы таки раскрылись.

Прелесть ты моя!

И что у нас здесь?

Хрупкий пожелтевший лист папиросной бумаги.

Запись была сделана аккуратным бисерным почерком.

Буковки махонькие, что жуки, друг за друга цепляются, и мне приходится склоняться над книгой, чтобы разобрать слова.

Мама старалась.

Я узнала бы этот почерк из тысяч похожих… буква «а» похожа на улитку, а хвост у «д» тянется так низко, что задевает следующую строку, добавляя путаницы.

Одна буква, но как аккуратно выписана.

Речь, полагаю, о его величестве Императоре Третьей Ромейской Империи.

Любопытно.

То есть я знала, что родители мои работали на корону, но чем именно они занимались… я спрашивала, но бабушка обычно избегала ответа.

Мол, секретность.

И я понимаю почему…

И я понимаю. Небось сами люди патенты придумали, пытаясь защитить свои изобретения, а божественные чудеса чем хуже? Главное, что я не спешила читать.

Держала лист, такой хрупкий и нежный, и думала, что если поднести его к свече, он вспыхнет.

И осыплется пеплом.

Скроет старые тайны, которые могут повредить мне самой. Надо ли мне знать?

Надо.

Идея.

Во всем виновата именно идея.

Такая простая, такая, мать его, притягательная. И не верю, что дед так просто поддался этой идее… он ведь должен был понимать… осознавать… и что в итоге?

Мать его…

И еще покрепче, теми душевными словами, которыми выражаются не только конюхи, но и иные люди, пребывающие в состоянии глубокого душевного волнения.