Чудовище (ЛП) - Коллектив авторов - Страница 49

Это ложь, которую я говорил себе столько раз, что сам в нее поверил.

Я облегчил жизнь только двоим — себе и ей. Девушке, что была центром моего мира и оттолкнула меня. Но без выяснения причин все, включая и ее саму, подумали худшее. Ну и хорошо. Я согласился с тем, что могу быть злодеем в той истории. Потеря репутации меня устраивала, если в итоге она будет в безопасности. Я был доволен этим, даже зная, что мне придется уйти и сделать больно всем остальным. Очевидно, что и она страдала от моего отсутствия. В конце концов, презрительные взгляды ее семьи и друзей жгли мою кожу шипами, когда я снова ступил на дощатый помост в доках Фалука. Но я, в конечном итоге, верил в то, что мучился лишь сам. Меня душили те тернистые ветви, что я вырвал из своей души, оставив лишь пустое место. Я потерял девушку, которую любил больше всего на свете, чтобы спасти ее.

Мать настояла, чтобы мы встретились в любимом баре отца — «Барнакл». Мне очень хотелось, чтобы она этого не делала. Не только потому, что место вызывало теплые воспоминания об ушедшем отце, это так же являлось публичным заявлением о том, что я вернулся домой. Новости теперь разнесутся с огромной скоростью и к вечеру каждый будет знать, что я в городе. Столько усилий, чтобы превратить эту мелкую волну в цунами.

Когда зашел в ресторан, я увидел, что мать заняла дальнюю кабинку — место, которое они часто брали с отцом, встречаясь за обедом несколько раз в неделю. Мне хотелось знать, каково это, сидеть там без него. Если меня не устраивало просто прийти в это место, то я и представить не мог ту пустоту, что из-за этого возникла в душе моей матери. Наблюдая всего мгновение, я отметил, что она одета более небрежно, чем обычно. Жемчужно-белые волосы как всегда затянуты в пучок, но она надела серую блузку с длинными рукавами и джинсы, которые никогда не носила в обществе — только когда работала в саду. Тем не менее, она была здесь в такой одежде, сидела в центре толпы и потягивала чай. После такого я не уверен, чего стоит ожидать.

Когда я подошел к столу, уголки ее губ приподнялись так, будто мое присутствие было и желанным, и болезненным. Я был просто копией отца в его возрасте за двадцать, и мой внешний вид, вероятно, напомнил ей не только о жизни рядом с ним, но и о времени, когда мама сама была моложе и несла менее тяжкий груз на собственных плечах. Мне же эта ситуация сказала о том, что любая жизнь похожа на двустороннюю монету, и ситуация видна с нескольких сторон, которые, так или иначе, связаны, хотим мы этого или нет. Я часто видел отца стоящим позади меня в зеркале, но теперь образ его оказался искажен и затуманен. Мое лицо больше не было похоже на воплощение гордого человека, заставлявшего меня двигаться вперед. Теперь оно говорило о том, что ушло, и о лжи, что ждет впереди из-за произошедших обстоятельств. Я выпрямился и снова посмотрел на мать. Что обо мне думали те, кого я оставил? От этой мысли я сглотнул ком в совершенно пересохшем горле.

— Привет, мам. — Я склонился, чтобы поцеловать ее в напудренную щеку.

Она ощущалась такой худой, скулы выступали больше, чем обычно. Когда я попытался выпрямиться, мама прижала ладонь к моей щеке, удержав на месте, и я остался в этом положении, пока она гладила меня, как в детстве, остановившись только тогда, когда почувствовала щетину.

— Оливер, — прошептала она мне на ухо.

Даже ее голос был тоньше и в нем отсутствовал обычный командный тон.

— Рад тебя видеть, — пробормотал я, понимая, что мой визит вовсе не был праздником.

Слегка отстранившись, я рассмеялся и пожал плечами. А что еще сказать?

— Не стоит быть таким неловким.

Глядя в меню, в котором мне ничего не хотелось, я пытался избежать ее проницательного взгляда.

— Знаю, — сказал я, все же встретившись с мамиными ярко-зелеными глазами, — однако это сложно.

— Это сложно, поскольку ты сам это усложняешь.

Приподняв брови, я сказал:

— Мне просто хотелось быть готовым к... такому.

— К чему именно? К смерти отца? К возвращению домой? К тому, что ты стал главой семейного бизнеса? — Она пренебрежительно взмахнула рукой. — Это место всегда было твоей судьбой. Ты сам собрался и уехал, тебя никто не выгонял. Даже она.

Моей матери очень нравилось упрекать меня за отъезд, но также она обожала обвинять меня в том, что я разбил сердце любимой.

— Мы можем не обсуждать это сейчас?

— Игнорирование данной темы ничего не изменит. Кроме того, — она снова взмахнула рукой и посмотрела в окно, чтобы продолжить, — она же все еще тут, так? Мы все именно там, где ты нас оставил, за исключением отца. Что-то должно было случиться, чтобы ты понял, что потери реальны. Люди не живут вечно, и у тебя не так много времени, чтобы исправить все, пока не станет слишком поздно.

Теперь уже настала моя очередь смотреть в окно. В тот день бухта была неспокойна. Волны накатывали каскадом, заставляя рыбацкие судна дрейфовать из стороны в сторону, и те качались на морском полотне, будто на качелях. Если бы ветер поднялся сильнее, то паруса могли бы запутаться и получить серьезные повреждения. Капли дождя моросью собирались на окне ресторана, обгоняя друг друга по пути к нижней части рамы. Щедро сдобренный туманом вид снаружи выглядел в точности так, как я себя чувствовал — будто все знакомые люди и места покрылись слоем забвения и неизвестности. Они больше не знали меня, такого, каким я стал. Больше не понимали меня, как и я теперь не понимал их. Мы, жители города Фалук и я, были просто незнакомцами, не больше. И обстоятельства заставили нас знакомиться снова.

Мать коснулась меня своими костлявыми, но нежными пальцами, заставив взглянуть на себя. Заметив мои колебания, она добавила:

— Она помолвлена, Оливер. Это твой последний шанс.

Как только я собрался ответить матери, к нам подошел мужчина примерно тридцати лет и положил руку на ее плечо.

— Миссис Бертранд, как вы сегодня?

Мама посмотрела мне в глаза и тихо сказала что-то, что я не смог разобрать, а потом подняла свои мягкие морщинистые веки к его лицу.

— Здравствуй, Престон. Мне уже лучше, — сказала она, накрыв его руку своей.

— Ах, я уверен. Я много думал о вас, — сказал он, а потом посмотрел на меня, протянув руку для приветствия. — Престон Принц. А вы, как я понимаю, Оливер.

Пристально посмотрев на его руку, я бросил на него оценивающий взгляд. Он был одет в аккуратные темно-синие брюки, с подходящим темно-синим пиджаком, но рубашка его была ярко-коралловой и почти ослепляла. Симпатичный парень с льдисто-голубыми глазами и блондинистыми волосами, зачесанными вверх. Но... что-то с ним было не так. Его имя и внешность наводили на мысли о Прекрасном Принце, но за слишком острыми клыками и кривой ухмылкой было нечто еще. Злобное. Он мне сразу не понравился. И еще чертовски не понравилось, что он трогал мою мать, как будто своей рукой вел ее в нужном ему направлении.

— Оливер, — прошептала мама, и я немедленно перестал его рассматривать, изобразив дурачка.

Поднявшись, я обхватил пальцы чужой руки своей мускулистой ладонью.

— Извините. Да. Я Оливер Бертранд.

Наши взгляды скрестились, и я попытался понять, что же в нем было такого, что мне так не понравилось. Его ноздри затрепетали, будто на мгновение он смог уловить мои отрицательные ощущения, но мама снова все пресекла.

— Оливер, это адвокат, который руководит процессом перехода фирмы на твое имя. Последние пару месяцев он плотно работал с твоим отцом.

— Как отец узнал? — спросил я, стрельнув глазами в сторону матери.

— Он не знал. Твоему отцу просто нравилось быть готовым ко всему.

Мистер Принц отпустил мою руку и присел. Прочистив горло, он произнес:

— Ваш отец просто менял положение вещей в компании. На самом деле, я предложил ему подготовиться к следующим шагам в жизни. В его случае — это уход на пенсию. Я, конечно же, не ожидал, что он умрет в столь молодом возрасте, ведь он был воплощением здоровья. Но мы не можем контролировать такое, не так ли?