Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен - Страница 13

Я могу уйти. Эта мысль была внезапной и соблазнительной. Сперва-то я пришел к дороге, лишь стремясь сбежать от моря. Но путь лежал передо мной, и впереди были горы. И Ахилл. Грудь моя вздымалась и опускалась, пока я пытался укротить бег своих мыслей. Вещей у меня нет, ничего своего, даже туника и сандалии были Пелеевы. Мне даже не нужно собираться.

Разве что материна лира, хранящаяся в ларе во внутренних покоях. Я поколебался мгновение, думая, что мог бы вернуться и забрать ее. Но был уже почти полдень, на дорогу у меня осталось всего полдня; а там мое исчезновение заметят — так я себе льстил — и пошлют за мной. Оглянувшись на дворец, я никого не увидел. Стражей не было видно. Сейчас. Если уйти — то сейчас.

Я бежал. Прочь от дворца, по тропе, уходящей в лес; стопы мои горели, ударяя в накаленную солнцем землю. И пока бежал — обещал себе: если еще увижу его — буду держать себя в узде. Я уже понял, что грозит мне, если этого не делать. Боль в ногах, резь в тяжело дышащей груди казались ясными и благими. Я бежал.

Пот лился мне и капал на землю. Грязь, и еще грязь, весь в поту, пыль и обрывки листьев налипли на ноги. Мир вокруг меня сузился до ударов моих ног и пыльного куска дороги впереди.

И наконец — после часа? двух? — я не смог более двигаться. Согнулся от боли, полуденное солнце сделалось черным, а бьющаяся в висках кровь оглушала. Теперь лес вокруг тропы сгустился и дворец Пелея остался далеко позади. Справа виднелась Отрис, с Пелионом сразу за ней. Я взглянул на вершину и постарался прикинуть, сколько еще осталось. Десять тысяч шагов? Пятнадцать? Я перешел на шаг.

Бежали часы, мышцы мои отяжелели и ослабли, ноги подгибались. Солнце перевалило зенит и спускалось к западу. До темноты оставалось часа четыре, возможно пять, а вершина была все так же далеко. Внезапно я понял, что не доберусь до Пелиона к ночи. У меня не было еды, воды и никаких надежд найти убежище. У меня вообще не было ничего, кроме сандалий на ногах и промокшей насквозь от пота туники.

Теперь я был уверен, что Ахилла мне не догнать. Он уже давно проехал верхом эту дорогу, и теперь, должно быть, взбирался по склонам пешком. Хороший следопыт, обследовав поросль у лесной дороги, мог заметить сломанные или согнутые листья папоротника там, где прошел мальчик. Но я не был хорошим следопытом и поросль у дороги выглядела для меня одинаковой. Меня оглушали звон цикад, пронзительные крики птиц, шум моего собственного дыхания. Живот болел — от голода или от отчаяния.

И тут появилось что-то еще. Тихий звук, на грани слышимости. Но я уловил его и похолодел, несмотря на жару. Словно кто-то затаился и пытается остаться незамеченным. Отзвук случайного неосторожного шага — но и его оказалось довольно.

Я замер, прислушиваясь, страх подкатил к самому горлу. Откуда оно? Взгляд мой ощупывал заросли по обе стороны дороги. Я не смел двинуться — любой звук отдастся эхом по этим горным склонам. Пока я бежал, об опасностях не думалось, но сейчас они завладели моим разумом: солдаты, посланные Пелеем, сама Фетида, ее холодные, как морской песок, руки на моем горле. Или разбойники. Они, бывает, таятся у дорог, и я помнил рассказы от том, как мальчиков похищали и те потом умирали от издевательств. Пальцы сжались так, что суставы побелели; я старался замереть, не дыша. Взгляд мой упал на густые заросли цветущего тысячелистника, где можно было спрятаться.

Из леса за моей спиной раздался шорох, я вздрогнул, повернув голову на звук. Поздно. Что-то — кто-то — ударило сзади, толкнув вперед. Я рухнул лицом на дорогу, и кто-то навалился на меня. Я закрыл глаза, ожидая удара ножом.

Ничего. Ничего, кроме тишины и тяжести колен, придавивших мне спину. Мгновение спустя я понял, что колени не слишком тяжелы и прижимают меня осторожно, не вредя и не раня.

— Патрокл. — Патрокл.

Я не двигался. Тяжесть колен пропала, руки схватили меня, переворачивая. Сверху вниз на меня смотрел Ахилл.

— Я надеялся, ты придешь, — сказал он. Внутри у меня будто что-то подпрыгнуло, от радости и облегчения. Я будто пил его взглядом — его яркие волосы, мягкий изгиб губ. Радость моя была так остра, что я не смел дыхнуть. Не знал, что говорить. Наверное, надо просить прощения. Или еще что… Я открыл рот.

— Мальчик ранен?

Позади нас раздался глубокий голос, и Ахилл повернул голову. Из-под него, лежа, я видел только лошадиные ноги — бурые, и щетки над копытами посерели от пыли.

И снова тот голос, ровный и спокойный. — Очевидно, Ахилл Пелид, это причина того, что ты до сих пор не прибыл ко мне в горы?

Мое сознание стало проясняться. Ахилл направился к Хирону. И ждал здесь. Ждал меня.

— Приветствую тебя, учитель Хирон, и приношу свои извинения. Да, поэтому я задержался, — он сейчас говорил как царевич.

— Понимаю.

Мне хотелось, чтоб Ахилл встал. Я чувствовал себя глупо, лежа на земле под ним. А еще я боялся. В голосе человека не было ярости, но и доброты тоже не обнаруживалось. Он был ясен, ровен и бесстрастен.

— Вставай, — сказал он.

Ахилл медленно поднялся.

Я бы, наверное, закричал, если бы мое горло не сковало страхом. Вместо этого я издал полузадушенный всхлип и отполз назад.

Мускулистые лошадиные ноги переходили в столь же мускулистый человеческий торс. Я глядел на это непостижимое соединение природы человека и коня, где гладкая кожа переходила в блестящую бурую шерсть.

Ахилл позади меня склонил голову. — Господин кентавр, — сказал он. — Прошу простить за задержку. Я ждал своего сотоварища. — Он преклонил колена, его чистая туника коснулась дорожной пыли. — Прошу, прими мои извинения. Я уже давно желал быть твоим учеником.

Лицо человека — кентавра — было столь же серьезно, как его голос. Он был немолод, насколько я мог судить, лицо его обрамляла аккуратно подстриженная черная борода.

Несколько мгновений он смотрел на Ахилла. — Не нужно преклонять передо мной колени, Пелид. Но мне приятна твоя учтивость. И что же это за сотоварищ, который нас обоих задержал?

Ахилл повернулся опять ко мне и протянул руку. Я неуверенно подал свою и поднялся.

— Это Патрокл.

Повисла тишина, я знал, что теперь мой черед говорить.

— Господин, — сказал я. И поклонился.

— Я не господин, Патрокл Менетид.

Я вздрогнул при имени моего отца.

— Я кентавр и наставник людей. Имя мое Хирон.

Я сглотнул и кивнул головой. Я не смел спросить, как он узнал мое имя.

Его глаза изучали меня. — Я вижу, ты утомлен. Тебе нужна вода и пища. Путь до моего жилища на Пелионе слишком тяжек для тебя. Потому мы поступим иначе.

Он повернулся, и я постарался не слишком пялиться на его лошадиные ноги.

— Поедете на моей спине, — сказал кентавр. — Обычно я не предлагаю такого при первом знакомстве. Но должно порой делать исключения. — Он помолчал. — Полагаю, вы оба учились ездить верхом?

Мы быстро кивнули.

— Жаль. Забудьте чему вас учили. Я не люблю, когда сжимают ногами бока или погоняют пятками. Один из вас будет держаться за меня, а тот, что сзади, будет держаться за переднего. Почувствуете, что падаете — дайте знать.

Мы с Ахиллом обменялись быстрыми взглядами.

Он сделал шаг вперед.

— А как мне…

— Я опущусь на колено, — конские ноги подогнулись, опуская кентавра в пыль. Спина у него была широкой и чуть влажной от пота. — Держись за мою руку, — говорил кентавр. Ахилл так и сделал, перебросил ногу и уселся.

Теперь был мой черед. По крайней мере, мне не выпало сидеть впереди, где кожа переходит в бурую шерсть. Хирон протянул мне руку и я ухватился за его предплечье. Оно было мускулистое, толстое, покрытое черными волосами, ничуть не похожими на те, что росли на его конской половине. Я уселся, ноги мои обхватили его спину, их пришлось раздвинуть очень неудобно широко.

— Встаю, — сказал Хирон. Движение его было плавным, но все же я схватился за Ахилла. Хирон был вполовину выше обычной лошади, и ноги мои оказались так высоко, что мне стало не по себе. Рука Ахилла легко лежала на животе кентавра. — Будешь держаться так слабо — упадешь, — сказал кентавр.