Нукенин (СИ) - Мазуров Дмитрий - Страница 56

Во время такой травмы умирают от испуга, что вызывает сердечный приступ. Забавный факт, про который бегло упоминали в справочнике по анатомии, который я нашел тут. А что мне еще вспоминать в карцере?

День рождения я встретил в чутком сне, вспомнив о нем, только оказавшись снова вне стен узенькой комнаты. На этот раз охранники меня еще и избили. Совершенно не впечатлило — отбитые почки перестали болеть на второй день, а ребер мне так и не сломали.

А еще забавно, что меня не парило, кому это так сильно захотелось меня убить.

Я впитал в себя большинство уроков Дэна, а взамен рассказал ему про японский. Не думаю, что он что-то понял — уж больно наши языки отличаются. Если английский был логичным, простым и четким, то японский — это эксклюзив для настойчивых и тех, кто, собственно, с ним родился.

Дэн не был ни тем, ни другим.

Когда мне показалось, что все уже наладилось, в камеру, взломав чахлый замок и вырубив стражу, забралось трое. Они скопились около постели.

Только я давно был в темном углу.

Загнав одному заточку в поясницу, я приложил второго о нары Дэна. Третий наотмашь ударил правой рукой и я отскочил назад, оставшись без низа рубашки, обнажив «уже-не-такой-каменный-как-хотелось» пресс. Следующий удар довольно качественным ножом я пропустил в стороне и трясущимися от гнева руками толкнул незадачливого убийцу в спину. Тот едва успел вставить руки перед стеной, тем самым занимая свою руку с ножом. Я тут же ударил под локоть согнутой правой руки прямым ударом ноги, сминая лучевые кости в гармошку. Его крик был недолгим, но достаточно громким, чтобы привлечь внимание, а затем прервался — голова тоже отправилась на свидание со стеной, только от злости я не контролировал силу и травмировал ему череп. Ничего, жить будет. Одного — очнувшегося, я снова отправил в царство сновидений мягким нажатием на шею.

В таком положении меня и застали набежавшие охранники. Окинув взглядом три тела, меня, устало почесывающего затылок на нарах, и сидящего сверху Дэна, они приступили к расспросам. В рассказе я изменил только происхождение раны на пояснице одного из врагов. Быть может, на этот раз дело обошлось бы и без карцера, так как за меня вступился Дэн, да и трупов не было, но я был раздражен и обозлен и назвал систему охраны в тюрьме жутким дерьмом.

Что, в принципе, было правдой, только вот я еще с восьми лет знаю, что правда никого в этом мире не колышет. Родная циновка, пропахшая моим потом, была встреченная довольной фразой: «Я скучал, малышка».

Когда разговариваешь с неодушевленными предметами, это плохо?

Всю неделю я провел, пялясь в потолок, жуя черствые лепешки и хихикая. Под конец моя подстилка даже начала отвечать. В основном спрашивая про жизнь, о которой я ей с удовольствием поведал, вспомнив всех своих девчонок и жизнь в Конохе.

Неодушевленные предметы — самые благодарные слушатели.

*

Заключенные обходят меня стороной. О том, что я убийца, кричат все их инстинкты. Я давно убийца, но здесь другое — я обозлен, словно зверь в углу клетки, к которому тянулся руки, а он раз за разом вгрызается в них зубами. Меня боятся все кроме Дэна. Да и тот явно потому, что без знакомств в тюрьме не выжить, а после его знакомства со мной никто не примет его в компанию.

Он чем-то похож на шакала, тезки сигаретного наполнителя, из старой сказки. Правда не раздражающий и иногда полезный.

А сегодня, двенадцатого апреля, высокие ворота в тюрьме открылись и въехала повозка. Такое бывало — она приносила заключенных. Но на этот раз выглядела немного по-другому — небольшая, с тканевой крышей и ведомая только одним жеребцом, гораздо более элегантным, чем те огромные тяжеловесы, что везли нам повозки с новенькими.

Повозка стояла ко мне под углом и я видел, как оттуда выходили, но совсем не долго — они скрывались за повозкой и, по всей видимости, шагали к зданию управления. Я мог бы передислоцироваться и рассмотреть подробнее, но мне было наплевать.

Уже вечером, сидя в библиотеке, я взял очередной листочек и два карандаша. Руки задвигались в разные стороны, вырисовывая на небольшом расстоянии два разных иероглифа. Карандаши двигались ловко и умело. Но, как и всегда, протянули недолго — мышца на левом предплечье неконтролируемо сократилась, линия резко искривилась, а за ней сбилась и правая рука. Яростно сломав кончики грифелей, я смял бумагу, закинул ее левой прямо в мусорную корзину, стоящую на другом конце помещения и откинулся на стул.

Гнев понемногу утих. Если бы я не попал, наверное от злости перевернул бы стол…

*

Резкая вспышка света заставила подскочить с кровати, инстинктивно готовясь к очередной схватке.

Но свет лился через окно в двери, в течении пары секунд. Тень, которую он создавал, резко ринулась на стоящих без движения охранников и двумя ударами успокоила обоих. Я рванул вперед и в следующую секунду чуть ли не столкнулся носами через решетку с человеком.

Чистая кожа, серьги в ушах, худая и красивая челюсть, высокий и толстый хвост, торчащий кверху, жилет чуунина. Узнать Шикамару смог бы не каждый, но мои инстинкты и нюх не подводят.

— Наруто? — с удивлением косится он на меня.

— Наруто, — неспешно утверждаю я, с ожиданием глядя на него. Меня сложно узнать, наверное — лицо обветрилось и загорело, а голова блестит лысиной.

— Я вытащу тебя.

— В чем подвох?

— Ни в чем, — злится Шика и склоняется над замком, так что я не вижу его лица.

— Год, знаешь ли, прошел. Если бы ты хотел, ты давно бы сделал это.

— Сейчас у меня есть беспроигрышная возможность, — замок щелкнул и дверь открылась без скрипа.

— Если так, то хорошо, — я возвращаюсь к кровати, одеваю тюремную обувь и выхожу из камеры.

— У нас немного времени. Поспеши, Наруто.

— Не так быстро, — осаждаю его я. — Сначала ты иди за мной.

— Что..?

Но я уже в конце коридора и у Шики нет другого выхода. Пару этажей вниз и я захожу в старый сырой подвал. До того, как мимо моей камеры пройдет пост, у нас около пятнадцати минут…

— Старик, — зову я в темноту.

Кряхтение и звук зажигающейся спички, чей свет перетекает в мерное свечение свечи.

— Что такое? — тихо шепчет он.

— Время.

Мужчина мгновенно подносит мне табуретку и я падаю на нее, закатывая штанину до таза. Холодные старческие пальцы касаются кожи, где проступает темный прямоугольник печати.

— Мне нужен полный доступ.

Я откинул хлипкую подошву и достав заточку, двумя движениями надрезал кожу. Старик протянул куда-то в сторону руку и достал чайник и белую тряпку. Отогнув кожу, он смыл кровь водой и вытер.

Шикамару стоял в двери как громом пораженный, мне же было абсолютно наплевать. Боль струилась через голову, но не впечатляла. Как будто котенок, который дергает тебя за штанину и не замечая реакции, уходит. Если что, можно и пнуть вдогонку.

Под кожей показался черный прямоугольник из какого-то синтетического материала, с тесненной печатью.

— Ух ты. Как интересно, — улыбнулся старик. — Забавно — если ее оторвать, то получится взрыв. Просто и эффективно.

— Давай быстрее. У меня не больше десяти минут, — недовольно прошипел я.

Затем я наблюдал за ювелирной работой. Сначала старик выводил по печати различные рисунки чакрой, которая почему-то не развеялась, а так и осталась светиться синим огнем. А затем около двух сотен печатей со скоростью пяти в секунду.

Помнится это высший уровень — пятерка в параметрах способностей. Старик не так прост.

А после печатей срыв бесполезного куска и возвращение кожи на место, без всяких пустот с воздухом. Боль раздражающе зацепила и я недовольно пнул «котенка», выбивая его из головы.

Довольно направив в руки чакру, я покосился на синеватые пальцы. Забрав белый кусок ткани, я обмотал ею рану.

— И все-таки, кто ты, старик? — затянул я узел.

— Пусть мое имя забудут, — улыбнулся он. — Достаточно знать, что я был лидером клана, когда была создана Коноха.