Тишина (СИ) - Сорока Света - Страница 58

— Эй, ты как? — любимый был очень озабочен, я вымучено улыбнулась и покачала кистью, как-бы говоря: «Так себе» и продолжила попытку встать.

Муж не стал дожидаться, пока я выиграю бой со своим туловищем и подхватил меня на руки.

— Ладно, пойдём мы. Ася придёт к тебе завтра утром, — попрощался он с Карой, я лишь махнула в прощальном жесте.

Как же хорошо и приятно оказывается, когда тебя на руках несёт любимый человек, прижимая к себе, будто сокровище. Ночная прохлада освежила меня, прогоняя прилипчивую сонливость, но я и не думала просить поставить меня на ноги, я эгоистично наслаждалась этим почти интимным моментом. Только в землянке он отпустил меня, укладывая на диване, всё во мне протестовало, но я понимала, что это я сыта эмоциями да впечатлениями, а он, наверное, голоден как лев. Тут же зашебуршившись на диване я вознамерилась идти готовить ужин.

— Сиди уж. Я всё-таки не первый день из-под маминого крылышка. Соображу нам как-нибудь поесть, — правильно расценил мою активность Герман.

Я довольно устроилась поудобнее и наблюдала как он, стоя ко мне спиной, что-то режет и мешает. Закончив, муж почти вплотную придвинул тумбу к софе и выставил на ней салат из консервированных овощей и тушенку.

— Не верх кулинарного искусства, конечно, но вкусно, — смущенно пробормотал он.

И только взяв тарелку, я поняла: как же хочу есть. Я уплетала ужин, словно не ела два дня, жмурясь от удовольствия — салат действительно оказался вкусным. За пару минут мы смели всё, что было и сыто откинулись на спинку дивана, перед тем как приняться за ужин супруг сел рядом. Как же было здорово, просто вот так сидеть, ни о чём не думать и ничего не говорить, блаженство. Самое опасное в таком состоянии заснуть, видимо к мужу дремота начала подкрадываться первой, потому что он встал, как бы отряхиваясь от паутины сна стремительно пытавшейся опутать его, собрал тарелки и пошел их мыть. Когда с уборкой было покончено, он аккуратно развернул меня, не столь стойкую к цепким лапкам дрёмы, и устроился рядом, положив мою голову к себе на грудь. Забавно, казалось бы, устроили поудобнее, спи — не хочу, но сон как рукой смело. Я лежала и слушала, как размеренно бьётся его сердце, чувствовала под своей щекой его горячее, даже через футболку, тело. Какой там спать, когда даже мысли бросились врассыпную от чувства, что вот он, рядом.

— Наверное, стоило пройти всё, ради того, чтоб можно было вот так обниматься, — промурлыкал он, голос его был низкий с хрипотцой, а может мне показалось, потому что я слушала его, прислонившись ухом к груди, но от этого тембра меня кинуло в жар.

Не в состоянии больше сдерживать себя я крадучись просунула ладонь под футболку. От осязания под своими пальцами его упругой кожи, на животе покрытой шелковыми волосками у меня потемнело в глазах. Никто не ведает, чего мне стоило не порвать зубами его одежду, дабы прильнуть всем телом, так мне хотелось ощутить его всего. Дыхание супруга изменилось, я страшилась посмотреть на него, понимая, что увижу во взгляде то же дикое сумасшествие, которое терзало и меня. Я зажмурилась от страха перед этим новым чувством и двинула руку вверх, лучше б я этого не делала. Память услужливо показала моему внутреннему взору грудь мужа, истерзанную по чьей-то злобной прихоти, но всё же прекрасную и пленяющую меня. Незамедлительно где-то в животе вспыхнула потребность смотреть не его тело, покрыть поцелуями застарелые шрамы, заменяя тяжелые воспоминания удовольствием. Я почувствовала, как он вытягивает мою ладонь из-под футболки.

— Что ж ты делаешь, коварная! — простонал он, подтягивая меня так, что моё лицо оказалось напротив его, и я увидела то, чего так боялась — его очи. В этот же момент исчезла та пугливая девочка Ася, которая возникала всегда, когда нас захлёстывал горячий тайфун вожделения и появилась новая: дикая, хищная и необузданная, словно пантера. Она уже поймала свою жертву и лишь игралась с ней, перед тем как дать поглотить себя и его этому шквальному огню.

Я приблизила своё лицо так, что тот воздух, который он выдыхал, вдыхала я и наоборот, ещё секунду он сражался с собой, но у всего есть свой предел, и предел самообладания пал под моим натиском. Герман впился в мои губы как умирающий от голода бросается к пище, я была его кислородом, едой и водой, жадные уста ласкали и требовали ответа в поцелуе. Мои и его руки перепутались, гладя друг друга, в этот момент даже под страхом смерти я не сумела бы сказать, где я, а где он. Мы стаскивали одежду, будто она горела на нас, причиняя нестерпимую боль. Только оказавшись обнаженными, в объятьях, таких крепких, что вздохнуть было трудно, мы немного пришли в себя, сжигающий дотла пламень страсти отхлынул, позволяя, насладится нежностью. Мы не в состоянии были отвести взгляд друг от друга, а наши пальцы блуждали по любимому, изучая, узнавая. Иногда возникало чувство, что наши организмы живут какой-то своей жизнью, а души тесно переплелись. Но затишье было недолгим, волна желания накрыла вновь нас неожиданно, сметая на своём пути все мысли и чувства, оставляя только ощущения. Я перестала понимать, что происходит, где любимый, а где я, я чувствовала его везде, его пальцы уступали место губам, а те в свою очередь сменялись пылающей кожей, его прикосновения обжигали и дарили наслаждение, сводя с ума, заставляя терять ощущение времени и пространства. Но и я не оставалась в долгу, казалось, все его тело мне было известно, хотя мои веки были смежены, я знала куда коснуться, чтобы из его уст вырвался шумный вздох, а иногда поистине звериный рык, но это лишь раззадоривало меня. Мне было мало, и я не представляла, чего же мне не хватало, но кто-то внутри меня ведал, что это только первые аккорды танца любви, который нас закружил.

Вдруг что-то, вонзаясь, взорвалось во мне, одновременно неся с собой боль и наслаждение. Наверное, я вздрогнула, или изменилась в лице, потому что Герман остановился, сквозь полуприкрытые ресницы я не наблюдала и следа той бешеной страсти, которая разрывала нас на части секунду назад. Его моська была испуганным и настороженной:

— Тебе больно? — мне почудилось, что вот сейчас он отстранится от меня и всё исчезнет. Я перепугано прижала его к себе ногами и руками и отрицательно замотала головой. Он нерешительно шевельнулся, только когда я осознала, что он понял меня и не уйдёт, я ослабила хватку, позволила себе закрыть глаза, отдалась ощущениям. Вновь нас закрутил вихрь эмоций, когда теряешь «я» и находишь «мы», древнее забытое людьми, но такое правильное и единственно настоящие. Мы были одним целым, знание этого заполнило меня, принося неземное наслаждение, раскрашивая мой мир необыкновенными красками, причудливыми узорами и вдруг всё вокруг взорвалось и исчезло. Не осталось ничего. Были я, и Герман две души без мыслей и предрассудков сплетённые в одну.

Когда я смогла слышать и видеть, в общем хоть как-то воспринимать окружающий мир я обнаружила, что всё стало каким-то другим. Вроде бы ничего не изменилось, но что-то неуловимо исчезло, и от этой потери не было грусти, только счастливое умиротворение. Любимый подмял меня по себя. Он всё ещё тяжело дышал, его кожа была покрыта бисеринками пота, а сердце бухало, как молот. Я провела пальцем по его ключице, любуясь, как капельки из крохотной бусинки превращаются в мокрую дорожку от моего прикосновения. Мне была так хорошо и спокойно. Наконец я могла наслаждаться, смотря на любимого мужчину, изучать каждый изгиб его тела, каждую венку под слегка загоревшей покрытой светлым пушком кожей это было так завораживающе. Думки проносились в моём мозгу быстро, проскальзывая и сменяясь новыми, столь же приятными.

Супруг устроился на боку, боясь придавить меня и подпёр щёку кулаком, чтобы столь же бесстыдно разглядывать меня. Но стоило этой мыслишке попасть мне в черепушку, как она разбередила временно забытое чувства стеснения, мне захотелось скрыть свой мягкий живот и полную грудь, ведь не смотря на скудное питание и постоянное движение я не была сухопарой как Кара, я все равно была пухлой словно сдобная булка. Укрыться было нечем, и я завозилась, пытаясь заползти обратно под любимого, так хоть меня невидно будет, да и тяжесть его тела была мне приятна, я чувствовала себя тогда маленькой и хрупкой, какой отродясь не была.