Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 19

И Драко мог бы ввалить Ургхарту за то, что тот не верит в него, как в ловца, но ему было лень.

Небо светилось синевой, ветра не было – прекрасная погода для матча. У него была крутая метла, хорошее настроение и…

– Грейнджер! – рявкнул он, заставив грязнокровку подскочить на месте.

Она как раз пробиралась сквозь толпу в сторону трибун гриффиндорцев, когда Драко поймал ее за рукав.

Это начинало входить в привычку.

Оттащил в сторону, свел брови в одну.

– Как насчет того, чтобы вернуться в школу и провести собрание среди младшекурсников, о котором мы говорили? – прорычал он ей почти в самые губы, открыл рот, чтобы продолжить, но замер, уставившись на ее перчатки.

На такие пиздецки тупые перчатки, которые носят только маглы и нищеброды. С обрезанными пальцами и бусинами на запястьях.

Грейнджер прижимала к своей груди руки в этих ебанутых перчатках и смотрела на него во все глаза.

О чем он там говорил?

Она убрала волосы в хвост, открыв шею и маленькие уши с крохотными золотыми серьгами-капельками.

И… накрасила губы?

Мать вашу, она, правда, сделала это?

– Я провела его вчера вечером, директор в курсе, а теперь отойди в сторону и дай мне пройти…

Он не отошел.

Наоборот, сгреб ее в охапку за грубую ткань куртки и уволок в распахнутую дверь пустой раздевалки.

Зачем?! Мерлин…

Грейнджер что-то провопила, а потом замолкла, глядя на его пальцы, прижатые к ее губам.

Сначала он тронул ее губы, чтобы заткнуть.

Чтобы не орала, как потерпевшая, ведь вокруг столько народу.

Но потом поймал себя на том, что стирает помаду светло-розового оттенка с ее губ.

Проехался большим пальцем по верхней – грубо, с нажимом, собирая липкую массу ногтем. А потом по нижней – чуть медленнее, но не менее напористо.

Грейнджер застыла, как одна из статуй в кабинете Флитвика. Даже дышать прекратила – смотрела на него во все глаза, как на умалишенного, и он впервые был с ней согласен, потому что сам понимал, что ведет себя, как дебил.

И хуже…

Когда поднес подушечку пальца к губам, облизывая, пробуя на вкус…

На самом деле, никакого вкуса не было. Это была такая же хрень, какой любила мазать свои губы Пэнси. Безвкусная, неприятная масса, противно сворачивающаяся во рту.

Но Грейнджер.

Она была там.

В этом вкусе. Она была там, Драко чувствовал, ощущал, потому что запомнил, отложил в памяти привкус ее губ. Горьковатый, как еловая хвоя или как дубовая кора, которую Добби заваривал ему на ночь, когда он был маленьким.

Вкус характера, злости и… дома.

Мерлин.

– Иди.

– Малфой, какого…

– Иди!

Он кивнул на дверь и отвернулся, чувствуя, как медленно, капля за каплей, злость на самого себя проскребает дорогу к сердцу.

Вот же идиот. Псих, больной, ненормальный!

Снова трогал ее, снова чувствовал, но – что самое главное – почти не ощущал отвращения, и… если бы не барьеры, выстроенные за пять лет…

То что?

Грейнджер успела сделать шаг в сторону двери, когда он схватил ее за шею, разворачивая.

Даже подумать себе не дал – а на кой черт оно надо – крепко прижался губами к губам, полностью лишая воздуха и себя, и ее.

В груди защемило.

Просто до боли, так защемило, что он еле сдержался, чтобы не заскулить.

Грязнокровка дернулась, рыча в его губы, но Малфой только крепче обхватил ее рукой под высоким хвостом.

А потом разомкнул ее губы языком, скользнув во влажный, горячий рот.

Было жарко. Мокро и просто до одурения сладко.

Непонятно, какую дрянь она съела перед этим, но вкус этот напоминал мармелад и печенье. Он тронул чужой язык своим, вырывая крохотный, едва уловимый стон…

Захотелось усмехнуться в поцелуй, язвя «вот как я противен тебе, грязнокровка?», но не было возможности.

Она легонько толкнулась языком навстречу, пуская по телу электрический ток.

Она даже не трогала его. Стояла, свесив руки в этих своих перчатках по бокам, а Малфой плыл, как ненормальный. Как мороженное на солнце. Растекался, требовательно сжимая губами ее губу, испарялся, слизывая вкус со стенок гриффиндорского рта.

Его могло бы не стать в этот самый момент, и дело было вовсе не в отвращении.

Он не просто хотел ее, как хотят тех, кто дразнится. Кто намеренно нарывается, злит, выпрашивает, то и дело цепляя и огрызаясь. Это было другое.

Сводящее с ума, обволакивающее, похожее на пушистое верблюжье одеяло, обернувшись которым, можно сплавиться от жары.

И привкус дерева никуда не делся, просто переплелся со сладостью, давая такую невозможную смесь, что Драко и сам в какой-то момент застонал, прижимаясь крепче.

Этот поцелуй мог никогда не закончиться.

А еще он мог и не начинаться вовсе, но он был, и Малфой не мог остановиться.

Сминал губы девчонки своими губами, мысленно вопя от того, как робко, но охотно она отвечает, поглаживал пальцем границу волос на шее. Глотал ее запах, улетал куда-то в бесконечность от мягкости ее губ. От покорности.

Он хотел ее, но иначе, чем неделю назад. Он хотел ее изучать.

Салазар…

Если бы он мог, он бы испробовал ее всю.

Драко разорвал поцелуй, когда услышал голос Пэнси за дверью:

– Драко, три минуты до игры!

Он резко откинул Грейнджер за свою спину, чувствуя, как она мгновенно поджала голову, прячась.

Сердце колотилось, как сумасшедшее, а губы горели, порядком пульсируя.

Черноволосая макушка появилась в дверях. Пэнси широко улыбнулась, но тут же помрачнела, заглянув ему в лицо. Наверное, на нем было все написано.

Малфой выпрямил спину, давая понять, что дальше пройти не удастся.

Узкий проход не позволил бы девушке протиснуться мимо.

– Кто там, Драко?

В глубине ее глаз блеснули слезы.

– Не твое дело.

Он чувствовал, как крепко жмется к его спине Грейнджер. И как она дрожит, стараясь дышать ровнее.

– Драко.

– Пэнс, просто свали.

Паркинсон накрыла ладонью рот, глуша рвущийся наружу вопль, и выбежала, взмахнув угольной гривой.

Почти целую минуту Драко просто дышал. Он боялся начинать думать. Просто боялся начинать, потому что это было бы безостановочно. И мыслей было бы неимоверно много, и каждая из них иглой пробивала бы его мозг.

Он знал одно – игра должна была начаться, а он только что поцеловал Грейнджер.

Сам.

Никто его не принуждал и не заставлял. Это не было каким-то зельем или заклинанием.

Он сам поцеловал Грейнджер.

И ему понравилось.

Кажется, грязнокровку за его спиной тоже парализовало. Она стояла там, не двигаясь и не дыша, и в какой-то момент Малфой подумал, что он ударился головой, потому что ему нестерпимо захотелось увидеть ее глаза...

– Где, мать вашу, Малфой?! – проорал неподалеку Ургхарт, и это стало для Драко чем-то вроде пинка под зад.

Он вышел, не оглядываясь, и только когда осенний воздух наполнил легкие, освежая, позволил себе зло сплюнуть на пол скопившуюся слюну.

Нет, ну какой ненормальный доверил этой чокнутой Лавгуд комментировать матчи?

Мало того, что Крэбба и Гойла она упорно называла «Греб и Койл», так еще и, судя по всему, она там засыпала в перерывах между забитыми мячами, а когда просыпалась, лениво рассуждала о том, какая же умница ее подруга Джинни – забила целых три мяча.

Потом полоумная попыталась начать разговор о том, что все девушки с именем «Джинни» в прошлой жизни были стрекозами, оттуда и яркий цвет волос младшей Уизли, но Макгонагал мягко одернула ее, принуждая говорить по существу.

– Мальчик в зеленой форме подлетает к Рональду. Он уже готов отбить атаку, смотрите – он такой милый, когда сосредоточен… Наверное, его любят садовые гномы. Гномы всегда любят милых людей… И, нет, к сожалению. Мячик попадает в кольцо. Наверное, мозгошмыги отвлекли гриффиндорского вратаря, сами посудите, не так уж легко отбивать мячи, когда у тебя полный мозг насекомых…