Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик - Страница 35

— То, что вы говорите, уважаемый, и верно и печально.

— А я вижу, что, как только вы смонтировали шины, Франц тут же снял и разобрал двигатель, разложив его вон там на траве.

— Он восстанавливает потерянную мощность. И, пожалуйста, пока все это происходит, может вы откажетесь от своей застенчивости относительно наших вопросов касательно уникальности ваших гонад. Не дай Бог, их бы вам оторвало взрывом в обеденном зале или охватило перитонитом от рогов Торо, мы бы тогда навсегда потеряли такое чудо природы.

И в сумраке позднего дня Эрконвальд далее предложил мне воспользоваться Бароном, который будет рад взять на себя общественные обязанности, если ему позволят читать в библиотеке. Куда Персиваль в течение дня периодически приносил новости о последних событиях в замке. А для того, чтобы знать, существует ли еще внешний мир, я посылал его в город за газетой. Которая приходила с первой страницей месячной давности и вложенными страницами двухлетней давности.

— Да, разве это имеет значение, сэр, новости есть новости, неважно, какой они даты. А в данный момент внизу ждет джентльмен, чтобы увидеться с вами. Кто такой не сообщает, говорит только, что дело срочное и конфиденциальное. Впустить его, сэр?

Кудрявый человек в плаще, волосы расчесаны на пробор посредине. Голубые глаза под огромным лбом. Дымящийся окурок сигареты из длинного рукава сбоку. Неслышно ступает по полу, оглядываясь через плечо на Персиваля и Барона, изучающего ходы за шахматным столиком. Нервно подает мягкую при пожатии руку. Желтый свитер и серый пиджак под расстегнутым плащем, галстук, чуть выглядывающий из мятого белого воротничка.

— Мы одни, г-н Клементин?

— Да. Барон — мой адъютант.

— Понимаю. Я — комендант Макдюрекс, четвертая танковая дивизия, Западной армии. Я — здесь с целью исполнения приказов верховного командования, о которых вы были извещены в моем письме. Я также получил от вас ответ на мое письмо. Это своего рода введение.

— Вы не присядете?

— Благодарю

— Что-нибудь выпьете?

— С удовольствием, но я на службе.

— Не возражаете, если я выпью?

— Ради Бога. А тут у вас приличное место.

— Да.

— Наверно, требует много ухода?

— Да.

— Так, я уполномочен информировать вас, что мы провели предварительное наблюдение за вашей усадьбой и полученное мною разведывательное донесение не вполне убедительно. Был бы благодарен за помощь. Вы врач?

— Нет.

— Я так понимаю, что здесь есть постоянный персонал, который ухаживает за пациентами.

— Нет.

Барон, поправив монокль, поднимает взгляд с шахматной доски. Часы во дворе бьют восемь. Командор смотрит на свои часы и затягивается в последний раз.

— С учетом недавнего взрыва, происшедшего здесь, существует определенный риск.

— Здесь есть трое ученых с медицинским образованием. Постояльцы являются гостями.

— Прибывшими добровольно, не так ли?

— Я бы так не сказал, но ни кто из них определенно не проявляет признаков уехать добровольно.

— Неужели? В большинстве ваших приютов, по крайней мере, в этой части леса, чертовски долго держать пациентов. Но если вы говорите, что им здесь нравится, то этого достаточно. Ожидается небольшое нападение. Мои войска могут помочь.

— Комендант, я был бы рад, если бы ваши войска убрались бы отсюда.

Из глаза Барона выпадает монокль. В свете видны шрамы на его щеках. Дворовые часы бьют уже три. Комендант Макдюрекс снова смотрит на свои наручные часы. Персиваль сказал, что когда он наладит часы, то будет великолепно всегда чувствовать время.

— Г-н Клементин, уверен, что ваше терпение будет испытываться снова и снова, но я бы не брал на себя ответственность выпускать опасных лунатиков, чтобы они свободно бродили по дорогам. Держать их под контролем в помещении — это одно, а гоняться за ними по все округе — совсем другое. Уже видели, как некоторое время назад отсюда бежал один, преодолевая каменные стены, а другой его преследовал, проходя сквозь стены. А ведь такое сумасбродство может охватить и взвод солдат. Но я полностью готов разместить здесь своих людей, чтобы подавить бунт и все такое.

— Очень хорошо, комендант. И насколько вы их разместите?

— Ровно настолько, чтобы убрать засевшего в этих горах иностранца. Отвратный образчик, должен вам сказать. В силу секретности я не могу обсуждать это сейчас. Ну, а теперь, закончив дела, можно и выпить.

Барон наливает из графина полный стакан солодового напитка. Пшеничный аромат перебивает запах сырости. Комендант сидит, откинувшись на спинку стула, и рассматривает высокие окна, книжные шкафы, панельные стены.

— Довольно старинное место, по-моему.

— Да.

— И холодное зимой.

— Весной тоже.

— Ну, глоток вот этого и озноба как ни бывало. Хорошо, когда столько книг. В свободное время я немного поэт.

— Ага.

— Пишу стишок, другой на обыденные темы, так сказать.

— Хотелось бы что-нибудь почитать, да и Барон не откажется.

— Ну, пока я расквартирован здесь и собираюсь съездить в город в субботу вечером, я вспомнил стишок, который набросал на этом конверте. Он называется время закрытия (последний срок).

Комендант передает конверт. На одной стороне адрес, полковник Макдюрекс, Главный штаб, Бивуак, Перекресток, а на другой поэма, наспех набросанная мелким твердым почерком.

Пустынна улица

Печальна улица

А когда и нет вина

Она вдобавок сошла с ума

— Прекрасно.

— Это было озарение. Я в то время переходил из одного паба в другой. После жуткого столкновения на дороге с применением кулаков и сапог я пошел в отель, чтобы мирно посидеть с приличными законопослушными иностранцами, которые играли в бридж. И минуту не прошло, как туда вошел какой-то придурок с такими огромными ушами, что можно летать. Направляется прямо через весь зал. Хватает стол и переворачивает его вверх тормашками, как раз в тот момент, когда ваша партнерша объявляет две взятки без козырей. Я про себя подумал, что же теперь эти бедные и несчастные путешественники после возвращения порасскажут у себя на родине. Успокоился он только после того, как пианист хорошо приложился ему три раза по спине. Но за это время он успел посрывать все картины со стен, высадить кулаком все окна и повыплескивать напитки в лица этих уважаемых людей. Звали его Падрик. При этом он не произнес ни слова. Именно по этому случаю и был написан вот этот стих.

Комендант Макдюрекс принял две большие порции виски и вдруг встал, глухо щелкнул резиновыми каблуками и ловко отдал честь. Барон, вскочив с кресла, встал по стойке «смирно» и коротко кивнул. В середине этой сцены военного прощания моя рука, которой я опирался на стол, соскользнула. Комендант резко развернулся, сунув руку под плащ. В то место, где он оттопыривался. Когда я выпрямился, его губы расплылись в улыбке и он коротко кивнул головой.

— Г-н Клементин, мы будем с вами поддерживать связь.

Барон в визитке и полосатых брюках, носки черных туфель блестят, открывает дверь библиотеки. Командор берет ногу, когда они, цокая, пересекают большой зал. Вернувшись, Барон говорит, что комендант вызвал его на партию в шахматы.

Три сплошных солнечных дня я провел, как птичка, сидя в башне. Очарованный расцветающей природой. Все это время по коридорам расхаживал, постукивая костылем, Бладмон. До меня дошли слухи, что у него с Розой был телесный контакт. Персиваль сказал, что экс-зэки взяли под охрану двери г-жи У Д С, приносят ей еду, выносят от нее отходы. Блай собрал местных детей и разучивает с ними народные песенки вокруг костра на пляже по ночам, где они и поют. Сказал, что он хочет отрепетировать и провести с ними службу в часовне.