Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав - Страница 5

Тяжёлый взгляд кузнеца упирается в меня. Понимаю, что он ждёт от меня чего-то, и говорю:

— Я приёмный… — тут, если честно, замялся. Сказать вот так вот, что я сын какого-то там незнакомого дядьки, претит. Очень сильно, даже не знаю почему. Чувствую себя девственницей, которая отдаётся первому встречному. Пусть даже и не самому плохому. Но оказаться растерзанным толпой… Поборов себя, всё-таки выдавливаю: — Я сын кузнеца Гурта!

Повторяю жест. Ненадолго на округу опускается напряжённая тишина.

— Не забывай, Гурт. Ты был рабом. Хоть тебя сделали равным нам, честным гражданам…

— Слушай, старый хрыч, позволь уж мне самому решать, что надо помнить, а что нет! Мы оба граждане, и я, и парнишка. И если с нами что-то произойдёт… Ты же знаешь, Тид, сотник стражи — мой знакомый, часто заказы делает. Только у меня заказывает! И он скор на расплату, никаких судов не будет, не надейтесь. Будете отвечать, все. Правда на нашей стороне!

— Рогатый всё припомнит… — уже не так уверенно, видимо, приняв поражение, бубнит мерзкий тип. Но даже я понимаю — всё, буря миновала.

Деревенские, поворчав ещё для острастки, успокаиваются и расходятся, хоть и бросая на меня косые взгляды. Я тоже считаю за лучшее ретироваться в дом, за толстыми брёвнами как-то спокойнее. Пусть от «красного петуха» деревянные стены и не спасут, но хочется верить, что до такого не дойдёт. Всё-таки, авторитет у кузнеца, судя по всему, имеется.

Добравшись до постели и успокоившись, я, конечно же, задаю вопрос, что же это за комета такая и Большая Битва.

— Как, что за комета, ты будто с Тропы свалился… Хотя, о чём это я, конечно, ты же ничего не помнишь!.. Так слушай же… Ещё великие провидцы прошлого говорили, что такая красная комета, в виде меча, влечёт за собой страшную войну. Великую Войну. Ту Войну, когда Рогатый, — кузнец осеняет себя знаком, — сойдётся со своими противниками в Большой Битве.

— Кто такой Рогатый? — спрашиваю, подозревая, что уже знаю ответ.

Кивок в сторону статуэтки и картин — хотя, правильнее их назвать, наверное, иконами — подтверждает догадку.

— Рогатый, это Бог, милостью которого существует Великая Империя…

После недолгого молчания, Гурт продолжает:

— Ты, надеюсь, понимаешь, что надо быть осторожным? Пусть я сейчас и отбил тебя, но деревенские злобу затаили. Они злопамятны, ох как злопамятны! Так просто не спустят такого щелчка по своему наглому носу.

— Да, понимаю, — не лукавлю ни капельки — сам думаю об этом. Что хороша же ситуация… Попал не пойми куда, ничего не помню — минус раз, и жирный такой минус. Чуть не убили, причём аж дважды — ещё минус, и вывод, что мне тут явно не рады. Нежданно-негаданно приобрёл покровителя — единственный, хоть и весомый, плюс. Но… У меня теперь есть враги, у нас, вернее. И они не оставят в покое, сомнений нет. И-и-и… Что же мне делать, дальше-то? Становиться учеником кузнеца и жить в деревне? Как-то не прельщает, если честно.

Ворочаясь на неудобной постели и снова пытаясь заснуть, решаю для себя наверняка — не задержусь здесь. Нет, какое-то время придётся побыть, пока не освоюсь и не привыкну к местным реалиям. Но потом надо валить, без вариантов.

Глава 5

Мои слабые руки с трудом поднимают тяжёлый брус и сдвигают его в сторону. Массивная толстая калитка, наводящая на мысли о крепостных воротах, открывается. Пришла пора побороть свои страхи! Оглядевшись по сторонам, осторожно ступаю наружу.

Столько времени живу в этой небольшой деревушке, у которой даже и названия-то не оказалось, а до сих пор не довелось выходить со двора. Не мог себя заставить. Это был даже не страх, нет, скорее просто какая-то усталость, нежелание создавать себе проблемы на пустом месте. Да и вообще не хотелось сталкиваться с жителями. Ведь последний раз едва не закончился моим сожжением…

Но вечно так продолжаться, конечно, не могло. И так уже давно чувствую себя неуютно, нахлебником. Надо отрабатывать! В руках два деревянных ведра, громоздкие, неудобные. Кажутся архаичными и непривычными, как и всё здесь, но других нет и выбирать не приходится. В конце концов, можно пользоваться и такими.

Моя задача: дойти до родника, набрать воды и принести обратно. Куда идти, кузнец объяснил. Не остановил — значит, ничего ужасного снаружи не ждёт. Если бы было опасно, наверное, не выпустил бы за пределы двора. Надеюсь.

Да, всё это, что происходит вокруг, воспринимается уже нормально, почти спокойно. И то, что я теперь — приёмный сын и ученик кузнеца, бывшего раба. И то, что у меня появилась какая-то дурацкая бирка, дающее право считаться почти полноценным гражданином какой-то там Империи. И то, наконец, что я ничего не помню о прошлой жизни, кроме того, что она была совсем, ну просто очень сильно другая.

Раньше такой зверь, как я, водился в гораздо более населённых местах, из глубин всплывает слово — «цивилизованных». Точно не здесь, где люди настолько дремучи, что готовы любого пришлого забить до смерти, а если не получится — так и вообще спалить, вероятно, живьём, принося в жертву каким-то там своим «Рогатым».

Вот только откуда я, ни малейшего понятия. Ни названий, ни образов — одни смутные ощущения. И полная неподготовленность к существованию здесь, где угораздило очутиться…

Первые дни этой моей новой жизни отпечатались в памяти очень хорошо, каждый не похожий на предыдущий. Я, как новорожденный, познавал мир — после того, как смог хоть как-то передвигаться, само собой. Тот раз, когда вышел и чуть не превратился в жаркое из человечинки, стоил такого напряжения, что пару дней мне вообще было не встать. Но оклемался я на удивление быстро, и уже скоро начал ходить снова, восхищая кузнеца темпами выздоровления.

По поводу бирки, появилась она просто — Гурт вырезал её, с соблюдениям всяких явно предусмотренных ритуалов: призвал эту свою Правду, сказал какую-то дежурную фразу, унёс в кузницу, какое-то время пропадал там — и после выдал мне. На деревяшке обнаружился искусно вырезанный символ наковальни, удивительно, как только бородач успел всё это сделать за такое короткое время. И мне почему-то казалось, что придётся ехать куда-то, оформлять бумаги… Ничего подобного! Раз, и готово. Как в сказку попал. Оставалось только надеяться, что бирка эта будет действительной не только для меня и кузнеца. Про то, можно ли подделывать такие, спрашивать постеснялся.

Что касается быта, то, как оправился чуть, из уютного дома пришлось переезжать на сеновал. Не жалуюсь — ночами пусть и свежо, но не холодно, так высыпаться получается даже лучше. В качестве одежды кузнец выдал какие-то старые, но ещё крепкие обноски, моё-то шмотьё, вернее то, что было на «моём» теле раньше, в результате избиения почти в лохмотья превратилось. Долго мучился, огромной, неудобной иглой и странными толстыми нитками подгонял всё под себя, но, в конце концов, даже стал выглядеть более-менее прилично. По местным меркам, конечно.

Самому всё это — и короткая туника, и просторные порты, и обмотки на ноги — казалось ужасным старьём, однако выбора не было. Да и всё равно не имел я понятия, как же оно должно быть, чтобы правильно-то. Остались лишь смутные воспоминания из того сна, настолько расплывчатые, что повторить увиденное получилось бы вряд ли. Единственное, что смог вспомнить более-менее ясно, и попробовал реализовать — это карманы. Причём, когда Гурт их увидел и я объяснил ему, для чего это нужно, кузнец пришёл в неописуемый восторг. Мол, а так можно? И попросил себе сделать такие же…

Что касается работы по дому, помогать ему я начал сразу, как только смог делать хоть что-то без головокружения и риска упасть. Кузнец и не подумал возражать, но, к сожалению, поначалу от меня было больше вреда, чем проку. Хозяйство оказалось будь здоров: козы, куры, огород, дом, кузница. И везде я чувствовал себя бесполезным, не знал простейших, вроде бы, вещей, которые Гурту приходилось долго и терпеливо объяснять. Пару раз он даже срывался, и, боюсь, как бы уже не раскаялся, что решил со мной связаться.