Иезуит. Сикст V
(Исторические романы) - Мезаботт Эрнст - Страница 86

— Ну что, Александр, ты все еще думаешь, что мы были бы в опасности, если бы нас узнали?

— Я думаю только то, что народ вас с триумфом вынес бы отсюда на своих плечах, — отвечать тот, которого монах называл Александром, — но, клянусь короной испанского короля, я бы расхохотался в лицо тому, кто бы сказал мне в прошедшем году, что в Риме я увижу что-либо подобное!

— Да, потому что никто не склонялся перед законом, его попирали; а закон, как ты сам знаешь, есть фундамент власти, ибо он составляет благосостояние народа. Лишь только угнетенные узнали, что закон не только мертвая буква, а строго охраняется властью, они подняли головы; а угнетатели, наоборот, склонили их.

Между тем трактирщик, давно наблюдавший за солдатом и монахом, занявшими лучшее место, наконец не выдержал, подошел к ним и спросил, что им угодно.

— Принеси нам полбутылки вина, — сказал монах.

Форконе с недовольной гримасой сделал вид, будто плохо расслышал. Полбутылки вина для двоих посетителей, занявших лучшее место!

Он повторил свой вопрос.

— Полбутылки вина, я уже говорил вам, — отвечал совершенно спокойно монах.

— Чтобы вы подохли с вашей полбутылкой! — заорал во всю глотку трактирщик. — Здесь не подают полбутылки! Убирайтесь ко всем чертям!

Солдат невольно положил руку на пистолет, монах его удержал и спокойно продолжал:

— Однако, синьор Григорио, римский губернатор приказал всем трактирщикам продавать по полбутылки вина для того, чтобы бедный народ мог также…

— Тысячу чертей и тому, кто отдал такой дурацкий приказ, и тем, кто его исполняет! — вскричал рассвирепевший бандит. — Повторяю, здесь не подают по полбутылки, убирайтесь вон!

— Напрасно вы все это говорите, господин трактирщик, — отвечал монах, вставая, — вы можете горько раскаяться в ваших словах. — Пойдем, брат, — обратился он к товарищу, — здесь нам не место.

Бывший бандит послал вслед уходившим страшное ругательство.

Монах и солдат почти во всех трактирах встречали то же самое. В одном месте на площади они натолкнулись на такую сцену.

Бандит с нашивкой на плече из букв, означавших, что он принадлежит к знаменитому дому всемогущего синьора Колонна, подошел к продавщице яиц и спросил, что стоят лежавшие на тарелке яйца. Получив ответ, он взял яйца, завернул их в платок и сказал с иронией:

— Ладно. Ты получишь за них деньги, если потрудишься прийти во дворец синьора Колонна, где я живу.

— Я на это не согласна, — отвечала продавщица, — или плати деньги, или положи яйца туда, откуда ты их взял.

— Уж не ты ли меня заставишь возвратить яйца? — нагло вскричал бандит.

— Конечно, я и все эти окружающие нас люди, — отвечала женщина. — Слава Богу, прошло то время, когда вы безнаказанно обижали бедный народ. Теперь царствует Сикст.

Монах выразительно посмотрел на товарища, тот улыбнулся и опустил глаза, как бы в знак согласия.

Между тем бандит вовсе не желал возвращать яйца и намеревался уйти.

Тогда торговка стала кричать:

— Помогите, добрые люди, меня грабят!

Толпа мигом окружила продавщицу яиц. Один из простолюдинов, высокий, здоровый малый, с открытой физиономией, смело подошел к бандиту и сказал:

— Вот что, любезный, если ты бережешь свою шкуру, советую положить яйца на место и убираться подобру-поздорову.

Бандит побледнел от злобы и вскричал:

— Помните, что вы делаете, я принадлежу к дому синьора Колонны, вам это даром не пройдет!

— А я принадлежу к дому Сикста, — отвечал со смехом малый, — Сикста, который может велеть повесить твоего Колонна и всех римских баронов!

Взрыв аплодисментов и общий хохот были ответом на эти слова.

— Да, да, господа бандиты, кончилось ваше золотое времечко! — кричал народ.

— Или отдай яйца, или мы тебе кишки выпустим твоей же шпагой!

— Смерть бандиту! Смерть разбойнику!

Один из юношей вскочил на стол и громко крикнул:

— Да здравствует наш святой отец! Да здравствует Сикст!

Вся толпа, как один человек, подхватила это приветствие. Крики: «Да здравствует папа Сикст!» потрясали воздух.

Бандит понял, что тут шутки плохи, возвратил яйца и ретировался, сопровождаемый хохотом и свистом толпы. Народ его не тронул, он сознавал свою силу и не хотел задавить эту гадину.

В тот же день в Ватикане Сикст V вел дружескую беседу с герцогом Пармским Александром Фарнезе, племянником кардинала Фарнезе. Герцог Александр пользовался всеобщим уважением как справедливый, честный человек и как знаменитый в Европе воин. Про Александра Фарнезе говорили, как и про Ледигиера, что победить его нельзя. Он пользовался большой популярностью, достаточно было его одного появления в Бельгии, чтобы народ остался верен католицизму и остался совершенно спокойным, тогда как во Фландрии вспыхнуло всеобще восстание. Все были убеждены, что если бы герцог Александр управлял восставшими провинциями, то порядок не был бы нарушен. Сикст V любил и уважал герцога Пармского. Его дядю, кардинала Фарнезе, новый папа тоже очень уважал. И несмотря на то, что кардинал Фарнезе был серьезным соперником Сикста в конклаве, он был возведен на самую высшую ступень духовной иерархии.

— Ну что, мой милый Александр, — говорил папа, — не показался ли тебе Рим несколько изменившимся?

— Признаюсь вам, святейший отец, — ответил герцог, — я до сих пор не могу опомниться, после того, что видел. Когда лет пять назад я был в Риме, все управляли им, кроме папы: аристократы, бандиты, кардиналы, иностранные посланники. Теперь все изменилось и каким-то чудом отошло в область преданий. Управляет только папа, и никто больше. Право суда прежде было пустым звуком, как ничего не значащее слово; народ покорно склонял голову перед своими тиранами, между тем как теперь…

— Да, теперь дела идут несколько иначе, — перервал его папа, — теперь честные торжествуют, а негодяи трепещут. Мои сбиры проникают во дворцы всемогущих синьоров, арестовывают их наемных бандитов, и ни Орсини, ни Савелли, ни Колонна не смеют противиться правосудию. Виселица работает и видит, как умирают разбойники, еще так недавно безнаказанно грабившие. Теперь в Риме повелевает только Сикст, и никто более. Достаточно его имени, чтобы укротить самых закоренелых злодеев. Как тебе нравится эта перемена?

— Она превосходна, ваше святейшество, и одобряется всеми честными людьми. Не далее как вчера мой дядя кардинал Фарнезе говорил с восторгом обо всех ваших распоряжениях.

— А, твой дядя кардинал одобряет мои действия! — воскликнул, приятно улыбаясь, папа. — Я в восторге, что заслужил похвалу от человека, которого глубоко уважаю.

— Но я не скрою от вашего святейшества, что мой дядя, одобряя ваши распоряжения, опасается лишь одного…

— А именно?

— Что всемогущих синьоров будут преследовать, а простой народ окончательно распустится.

— Совершенно необоснованные опасения, мой милый Александр, — перебил Сикст V герцога, — у меня перед законом все равны — от знатного герцога до простого плебея.

— Простите, ваше святейшество, мою солдатскую откровенность, — продолжал герцог, — но я не далее как сегодня утром видел нарушение закона плебеем…

— Понимаю. Ты говоришь о трактирщике, можешь успокоиться: Сикст V не позволяет нарушать закона ни князю, ни простому трактирщику. Завтра он будет наказан.

И, действительно, на другой день около восьми утра Форконе, выйдя на крыльцо, увидел рабочих, которые строили какие-то подмостки и врывали столбы прямо против его трактира.

— Какого черта вы тут строите? — спросил с неудовольствием Форконе. — Вы заслоняете мое заведение от света.

Один из плотников взглянул, улыбаясь, на трактирщика и сказал:

— Не беспокойтесь, синьор Григорио. Эта постройка только на сегодня, завтра мы ее разберем.

— Это все равно, но по чьему приказанию вы это делаете?

— По приказанию начальства.

— А!.. Но какого же черта начальство приказало построить перед дверьми моей остерии?