Принцы Пограничья (ЛП) - Абнетт Дэн - Страница 49

Но вдруг засомневалась.

— Боже мой!

На полу, прислонившись спиной к стене, сидел мистер Дайн. То, что осталось от его одежды, было изорвано в клочья. Голова безвольно свешивалась на грудь, руки были вытянуты вдоль тела.

— Что вы тут делаете? Что вы тут делаете? — прошипела она, делая шаг вперёд.

Он пошевелился и медленно повернул голову, чтобы взглянуть на неё.

— Как вы сюда попали? Вас не должно здесь быть! Вам и в самом деле не стоит здесь находиться!

— Вы… сказали… — прошептал он.

— Что?

Нелегко было расслышать, что он говорит — таким далёким казался его голос. Был ли он пьян? Или сошёл с ума? Может быть, его ограбили, или что-нибудь в этом роде? Шизней опустила сковородку.

— Вы… сказали… — повторил он.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали: «Возвращайтесь, когда захотите», — прошептал мистер Дайн.

— Ну, я… — Шизней запнулась и крепко задумалась. — Послушайте, я не это имела в виду. Я не имела в виду… Мой отец придёт в бешенство, если узнает, что вы пробрались сюда и… — она склонилась над ним. — Мистер Дайн?

Он не ответил.

— С вами всё в порядке?

Он открыл глаза и кивнул на сковородку, которую она держала в руках.

— Для чего это?

— Чтобы ударить вас по голове. Вы не можете просто так вламываться в чужие дома. — Шизней замолчала и вдруг рассмеялась. Учитывая его состояние, странно было представить мистера Дайна занимающимся такими вещами.

— С вами всё в порядке? — снова спросила она. — Что с вами случилось?

— Я разбился, — сонным голосом отозвался мистер Дайн.

— Вы это уже говорили. Это что… это что-то вроде наркотиков?

— Нет, нет.

— Что с вашей одеждой? Вас избили?

— Думаю, можно и так сказать.

— Я должна позвонить в полицию, — сказала Шизней.

— Нет.

— Вы видели, кто это сделал?

— Шизней…

— Полиция вам поможет. Вам нельзя здесь оставаться. — Шизней немного растерялась. Если она позвонит в полицию, её отец обо всём узнает. Он увидит, как мистер Дайн забрался в ресторан. От этого будет куча неприятностей.

Но она не могла просто вышвырнуть человека на улицу — только не в его состоянии, даже если бы она и позвонила анонимно в 999[75].

— Мне придётся позвонить в полицию, — настойчиво повторила она.

— Нет. Они не смогут мне помочь. Пожалуйста, не звоните им. Мне просто нужно отдохнуть. Прийти в себя. Подлечиться.

Она присмотрелась к нему внимательнее.

— О Боже мой! — воскликнула она, поняв, что видит перед собой. — Господь всемогущий, вас ранили! Вас ранили, да?

Даже в полумраке она отчётливо видела тёмную жидкость, сочившуюся из глубокой раны на груди мистера Дайна. На пол натекла уже целая лужа.

— Это не от ножа, — сказал он. — Я получил контактную травму. Она заживает. Дайте мне время, чтобы залечить её.

— Вам нужно в больницу. По крайней мере, швы наложить. Это не заживёт само по себе.

Он неожиданно злобно посмотрел на неё. Его глаза сверкнули.

— Нет, заживёт, — возразил он. — Обещаю вам. Мне просто нужно безопасное место, чтобы полежать и отдохнуть. Безопасное место. Я думал, вы могли бы…

— Вы не можете остаться здесь, — сказала Шизней.

Он вздохнул и кивнул. Он зашевелился, словно пытаясь встать.

— Я понимаю. Я уйду.

— Куда?

— Я найду место.

Она протянула руку и мягко задержала его.

— Я имела в виду… вы не можете остаться здесь. В кладовой. Мой отец встанет в шесть, и ему нужно будет подготовить еду. Люди придут сюда и найдут вас. Вам нельзя здесь оставаться.

— Тогда где?

— Вы можете двигаться? Если я помогу вам, вы можете передвигаться тихо? Очень, очень тихо?

— Думаю, да.

Ей потребовалось время, чтобы поднять его. Он был тяжёлым, а его кожа — горячей, практически пышущей жаром. Обхватив мистера Дайна руками, Шизней вывела его из кладовой и потащила к кухонной стойке.

— Постойте здесь, всего секундочку.

Мистер Дайн пошатнулся, но остался стоять, вцепившись в край стойки.

Шизней вернулась в кладовую, бросила на лужу крови старую газету, а сверху положила два пакета лука и мешок картошки, чтобы прикрыть бумагу. Она взяла сковородку, вышла из кладовой и закрыла дверь. Потом повесила сковороду на место.

— Хорошо, — прошептала она, вернувшись к мистеру Дайну. — Пойдёмте. Только тихо, ладно?

Глава двадцать четвёртая

Он почувствовал запах кофе. И не просто кофе, а кофе Йанто.

Он проснулся.

Всё его тело болело, голова раскалывалась. Он огляделся по сторонам, но рядом никого не оказалось. Ночью Гвен ушла.

Медленно, осторожно Джеймс сел. Он пошевелил плечом, потом наклонился и включил одну из ламп. На тумбочке лежали его часы, и он взял их. Почти десять утра. Он проспал довольно долго.

Осторожно, стараясь избегать боли, он свесил ноги и встал с кровати. На двери висел больничный халат.

— О, нет! — закричал Оуэн. — О, нет-нет-нет-нет-нет!

Он вскочил из-за своего стола, увидев Джеймса, вышедшего в основную зону Хаба.

— Что ты делаешь? — спросил он, подбегая к Джеймсу.

— Я проснулся, — сказал Джеймс.

— Очень мило. Иди обратно в кровать.

— Я не хочу.

— Послушай, приятель, когда доктор — вроде меня — укладывает пациента — вроде тебя — в постель, нужно там и оставаться. Это часть уговора.

— Я в порядке.

— Ты возвращаешься в постель, — сказал Оуэн. — Это первое. Потом я провожу несколько стандартных анализов. А потом и только потом я скажу, в порядке ли ты.

— Можно мне кофе? — спросил Джеймс. Он видел у кофеварки Йанто, занятого делом, и помахал ему. Йанто помахал в ответ.

— Нет, нельзя, — сказал Оуэн и стал подталкивать Джеймса к дверям.

Джеймс увидел Джека в его кабинете. Дверь была закрыта, и Джек увлечённо беседовал с кем-то по телефону.

— А Джек что делает?

— У него шило в заднице, — ответил Оуэн. — Все эти тайны с той предупреждающей штукой. Он звонит по телефону.

— Кому?

— О, можно подумать, он мне рассказывает, — отрезал Оуэн.

— Но как ты думаешь?

— Пентагон, НАСА, проект «Синяя книга»[76], НАТО, ЮНИТ, Международный спасательный комитет, Звёздный флот[77] и Крепость Уединения[78], — ответил Оуэн. — Но это всего лишь мои безумные предположения.

— Где Гвен? — спросил Джеймс.

— Она уехала с Тош. Просила меня передать привет. И ещё поцелуй, но к этому я не готов.

— Куда она поехала?

Полковник Джозеф Пейнтон Косли выглядел таким же неприступным, как и его дом. Лет пятидесяти, суровый, с огромными усами, которые подходили к его армейскому наряду, он смотрел на Гвен, положив руку на эфес своей кавалерийской сабли, словно ожидая, что в любую минуту она может выкинуть что-нибудь нехорошее.

— Это он в 1890 году, — сказала Тошико, прочитав надпись на табличке.

Гвен сложила руки на груди и продолжала смотреть на огромную картину в позолоченной раме.

— Он немного похож на…

— На кого? — спросила Тошико.

— Засранца, — сказала Гвен. — Он не похож на парня, от которого можно ожидать, что он знает тайну о судьбе мира. Больше напоминает человека, который знает, как высечь кнутом своего слугу или воткнуть штык в какого-нибудь африканца.

— «Высечь кнутом своего слугу»? — переспросила Тошико.

Гвен бросила на неё взгляд.

— Я знаю. Я с самого начала понимала, что это будет звучать по-дурацки.

— По крайней мере, здесь нет Оуэна, — сказала Тошико. — А то он записал бы это в свою маленькую книжечку убогих эвфемизмов.

В длинном, отделанном деревянными панелями холле было темно и тихо. На стенах над величественной, отгороженной верёвками мебелью висели другие старые картины. В большие окна били крупные капли утреннего дождя. Из ближайшей комнаты слышался голос гида из «Cadw»[79], ведущего экскурсию.