Побеждённый Карабас - Данько Елена Яковлевна - Страница 11

Глава двенадцатая.

О ТОМ, КАК КАРАБАС СИДЕЛ НА КРЫШЕ

На другое утро за завтраком Карабас сказал лисе:

– Ступай на набережную, поищи Мальвину! Ты ее потеряла, ты и найди!

– Ну уж нет! – огрызнулась лиса, допивая кофе. – Я на ту набережную и носа не покажу! Мне своя шкура дороже! Ищите Мальвину сами как знаете!

– Трусиха! – рявкнул Карабас и так стукнул кулаком, что у столика ножка подломилась.

А лиса и ухом не повела, нацепила свою розовую масочку, надела кепку, застегнула зеленые перчатки.

– Я ухожу по делу!

Карабас бросил в нее кофейником, но она увернулась, скользнула в дверь и пошла в магазин. Она решила купить себе новую косыночку. Ее зеленый шарфик вовсе истрепался от зубов Друга.

Карабас отшвырнул стул, пнул ногой круглую скамеечку Марьи Ивановны так, что она отлетела вверх тормашками, и сдернул с вешалки пальто.

Он собрался сам пойти на набережную – искать Мальвину. Нахлобучил шляпу, шагнул к двери, и тут его обуял страх. А что, если та проклятая собака опять бегает по набережной? А что, если она бросится и схватит его за горло? У него даже холодный пот выступил на лбу. Он упал в кресло и задумался: «Идти или не идти?»

Вдруг что-то скрипнуло и заскреблось под окном. Карабас вздрогнул и оглянулся. В окно прямо на него смотрела черная бархатная мордочка с зелеными глазами.

– Мяя-у! – сказала мордочка.

– Брысь, окаянная! – заорал Карабас. – Тебя только не хватало!

Он швырнул в кошку цветочным горшком. Кошка прыснула прочь, только хвост мелькнул в воздухе. А горшок громыхнул по железу и раскололся. Черный комочек земли покатился по крыше вместе с кустиком герани. Герань махала листочками, будто звала: «Помогите! Помогите!» Но Карабас даже не взглянул на нее.

Кустик застрял на краю желоба.

Карабас стоял у окна и думал: «Идти или не идти?» За окном шумел город. Гремели трамваи, завывали гудки автомобилей, громкоговорители сыпали из глоток множество слов.

Вдруг вдалеке послышался рокот. Он приближался, возрастал, заглушал городские шумы и наконец заполнил собой весь воздух.

Над городом плавно летела тройка самолетов.

– Ах я, остолоп! – воскликнул Карабас. – Да как же я забыл, что мне нужно караулить все пролетающие самолеты? А то мы прозеваем мальчишек! Никуда я сегодня не пойду!

Он вылез на крышу, уселся возле трубы и стал смотреть на небо в большой бинокль. Не покажется ли над дальними крышами маленький самолетик с зеленой надписью «Театр Буратино»?

Черная кошка уже сидела напротив в чердачном окне, глядела на Карабаса сердитыми глазами и думала: «Откуда такой явился?»

Она жила в соседнем доме, а к Марье Ивановне ходила в гости. Марья Ивановна звала ее Мусенькой и всегда давала ей молоко на блюдечке. И никто не швырял в Мусеньку цветочными горшками!

На другой день с утра Карабас опять вылез на крышу с биноклем и сидел там до позднего вечера. Так и повелось у них: лиса ходила за покупками, вынюхивала, выслеживала в городе, не узнает ли что-нибудь про Мальвину, Карабас торчал на крыше и караулил пролетавшие самолеты, а Мусенька сидела в чердачном окошке и следила за ним зелеными глазами.

Однажды ей так надоело на него смотреть, что она свернулась клубочком и зажмурилась. Под уличный гул и грохот сладко дремалось.

Вдруг Мусенька насторожила ушки. Сквозь городской шум ей послышалось какое-то жужжание, стрекотание, какой-то серебристый звон. Как будто большая стрекоза летела над крышей.

И вот над серыми башнями нового Дворца культуры сверкнула в небе серебряная искра. Она приближалась и росла.

Это был маленький серебряный самолетик.

Тут по крыше прокатился такой шум и гром, что воробьи стаями взлетели с соседних домов. У Мусеньки вся дрема прошла. Это Карабас, сидя у трубы, колотил каблучищами по железу и рычал:

– Это они! Пропади я на месте – это они! Я их догоню, я их поймаю, я их в бараний рог скручу!

Самолетик пролетел над соседней улицей в ту сторону, где между крышами виднелись зеленые верхушки лип, и скрылся за высоким зданием новой школы.

Карабас вскочил, прогромыхал по крыше и прыгнул в комнату, сбросив на пол все цветы.

Потом Мусенька услышала, как он с треском захлопнул дверь и протопал по лестнице вниз. Она зевнула, выгнула спину горбиком, потянула сначала передние, потом задние лапки и не спеша подошла к окошку.

Ну и разгром был в квартирке у Марьи Ивановны! Стол скособочился, присев на сломанную ногу. Стул лежал на боку раскорякой с выбитым сиденьем. У кофейника из разбитого носа ползла черная гуща. Круглая скамеечка запрокинулась в глубоком обмороке. А помятые, растоптанные цветы герани валялись на полу среди битых черепков и комьев земли.

Мусенька, осторожно ступая лапками, пробралась в комнату и вспрыгнула на кресло. Еще недавно это кресло было мягкое, удобное, чистое. А теперь? Спинка отвалилась, из сиденья торчали пружины, чехол был измазан ваксой, залит кофе, забрызган чернилами! Видно, Карабас недаром на нем посидел!

– Ну и дела! – сказала Мусенька и сморщила носик. – Это что же? Новый жилец так безобразничает?

– Не говорите! – охнуло кресло. – Никакого с ним сладу нет!

– Бу-бу-бу! – заворчал старый комод. – Он в меня пнул сапожищем! А что я ему сделал?

– За что он нас сломал? – взвизгнули сахарные щипцы. – Кто будет теперь колоть сахар?

А красные цветочки герани заплакали тоненько и жалобно:

– Мы ничего дурного не делали! Мы только цвели и радовались солнышку! За что он нас погубил?

Тут все вещи в комнате заговорили разными голосами, стали жаловаться и бранить Карабаса. Его секретарша еще ничего, аккуратная барышня! А от него никому житья нет! Бьет и ломает все кругом! Хоть бы убрался он поскорее восвояси!

– А вы его сами уберите! – посоветовала Мусенька и принялась умываться.

Тут с треском и громом раскрылся узорчатый домик на старинных часах, из него выглянула желтая кукушка и сказала:

– Ку-ку! Послушайте, что я скажу!

Вещи притихли, а Мусенька даже перестала лизать лапку и замерла с высунутым язычком.

Все в доме уважали старую кукушку.

– Я живу на свете полтораста лет! – сказала кукушка. – Я видела вещи, которые вы, молодежь, помнить не можете! Это было давным-давно. Мои часики были еще совсем новенькие, а на домике еще блестела позолота. Теперь она стерлась!

Кукушка вздохнула, и в горле у нее скрипнула пружинка. Вещи терпеливо ждали. Все знают, как грустно старикам вспоминать свою молодость!

– Мы висели тогда в спальне в большом помещичьем доме, – продолжала кукушка. – В доме был барин, такой же толстый, с красным лицом и злой, как наш жилец. Целый день он сидел в кресле, одетый в засаленный халат, и пил водку или, выпучив глаза, курил длинную-предлинную трубку. Целый день возле него на коленях стоял мальчишка-казачок. Он наливал барину водку в стакан, набивал трубку и разжигал табак угольком. Барин то и дело давал ему подзатыльник, а иной раз бил его смертным боем.

– Вот злодей! – ахнули все вещи в комнате.

– Попался бы он мне в лапки! – проворчала Мусенька.

– Слушайте дальше! – сказала кукушка. – Однажды барин послал мальчика на кухню за соленым огурцом, а сам задремал, сидя в кресле. Трубка выпала у него из рук, горячий табак высыпался на ковер. Ковер-то и затлел… Входит мальчик с огурцом на тарелочке и видит: спит барин в кресле, трубка уронена, а в ковре – черная дыра… Растет дыра, бегают по ее краям бойкие огоньки… Охнул мальчик, затрясся весь: «Оторвет он мне голову за этот ковер!» Поставил тарелку на стол, распахнул окошко и выпрыгнул в сад! Только его и видели! Из окошка подуло ветром. Язычки пламени вспыхнули, лизнули халат барина, побежали по обивке кресла. Пуховая подушка загорелась, затрещала… Очнулся барин весь в огне! Заорал он страшным голосом, заметался по комнате, а кругом уже все пылало… Пожар был такой, что весь дом сгорел. Люди прибежали – немного вещей вынесли. Вот и меня с часиками спасли, только у меня одно крыло обгорело! Видите – это с тех пор!