Корабль, который пел - Маккефри Энн - Страница 43

Зря она вспомнила Найала Паролана. От этого настроение у нее ничуть не улучшилось. Этот назойливый маленький пустозвон нанес ей еще один непрошенный и неофициальный визит — хотел отговорить ее брать в напарники Терона с Актиона.

— Он закончил курс только за счет зубрежки. И его отправили на самые завалящие рейсы, а вовсе не тебя! — орал Найал Паролан, меряя шагами рубку.

— Но ведь не вам предстоит быть его партнером. Судя по данным психотестов, мы с ним отлично подходим друг другу.

— Где твоя голова, детка? Ты только взгляни на него. У него же нет сердца — одни сплошные мышцы, и физиономия слишком смазливая, чтобы вызывать доверие. Господи… да он же андроид, робот с железной башкой, предназначенный для работы в разряженной атмосфере. Он тебя доведет до ручки.

— Зато он надежный, уравновешенный, эрудированный, предусмотрительный…

— А ты — занудливая консервированная девственница, — отрезал Паролан и во второй раз за время их знакомства выскочил из рубки, даже не оглянувшись.

Теперь-то Хельва была вынуждена признать: уничтожающая характеристика, которую Найал Паролан дал ее «телу», Терону с Актиона, оказалась весьма точной. Она находила в нем единственное положительное качество: Терон не имел ничего общего ни с одним из ее прежних напарников.

А если он еще раз посмеет назвать ее ненадежным созданием, она захлопнет дверь шлюза у него перед носом.

Терон же, сочтя, что его последнее веское заявление окончательно убедило Хельву, уселся за пульт управления, по обыкновению размял пальцы и принялся вводить в компьютер свои бесценные, всесильные данные, проверяя маршрут полета. Очевидно, он был полон решимости в корне пресечь любую неразумную попытку Хельвы изменить маршрут и скрыться.

Он трудился неторопливо и методично: гладкий лоб не прорезала ни одна морщинка, на широкоскулом лице застыло безмятежное спокойствие, карие глаза неотрывно устремлены на колонки цифр.

Звезды небесные! И где только была моя хваленая интуиция, когда я его выбирала?! — изумлялась про себя Хельва, и уровень адреналина в ее капсуле никак не хотел падать. — Должно быть, я тогда была не в своем драгоценном уме. Кажется, у меня повышается кислотность питательной жидкости. Когда вернусь на Регул, нужно будет попросить, чтобы проверили мой обмен веществ. Что-то со мной творится неладное.

Нет, нет и еще раз нет, — резко одернула она себя. — Со мной не происходит ничего такого, что не придет в норму, как только я избавлюсь от Терона. Это он довел меня до того, что я начинаю сомневаться в собственном здравомыслии. Но я-то знаю, что я в здравом уме, иначе я не была бы этим кораблем. Учти, Хельва, — строго сказала она себе, — вполне может случиться, что он еще до конца рейса убедит тебя, что ты представляешь угрозу для Центральных Миров, поскольку твой разум столь ненадежен, и самое безопасное для тебя — это покинуть службу. А исходит он из того, что мозговой корабль — ненадежное создание, потому что он может поглощать данные, отбрасывать несущественное и, следуя на первый взгляд нелогичным путем, доводит дело до логичного и весьма успешного конца. Вроде того ребуса, который мы с Кирой решили на Алиоте.

Если уж быть точной до конца, она, Хельва, за свою короткую карьеру мозгового корабля, уже не раз проявляла такую ненадежность. И Терон был настолько «любезен», что не преминул напомнить ей об этих нарушениях, а заодно и указал куда более логичные линии поведения при тех же условиях, попутно призвав ее никогда не выходить за границы установленных правил, пока ее напарником является он, Терон с Актиона. Она не должна предпринимать ничего, — он повторил это дважды, — без предварительного согласования с ним, а потом с Ценкомом. Разумное создание тем и отличается, что способно следовать приказам без малейших отступлений.

— Неужели ты всерьез считаешь, — посмеиваясь, проговорила Хельва, впервые услышав от него это торжественное заявление (тогда она еще не утратила чувства юмора), — что если приказ потребует, чтобы я проникла в атмосферу, которая, как доказали предварительные замеры, губительна для моего корпуса и вызовет нашу гибель, то я должна следовать такому приказу… и погибнуть?

— Центральные Миры не отдают своим кораблям безответственных приказов, — укоризненно ответил Терон.

— Не улавливаю, какое отношение полумили имеют к обсуждаемому вопросу, — холодно заметил он.

— Я пыталась ограничиться тонким намеком, но если ты не понял, придется объяснить.

— Только, если можно, четко и внятно.

— Приказы могут отдаваться без учета неизвестных заранее и, тем не менее, чрезвычайно важных факторов. Таких, как вышеупомянутая губительная атмосфера…

— Предположительно…

— …которые, однако могут оказаться решающими. Согласись, мы часто посещаем малоисследованные звездные системы. Поэтому вполне возможно, а не только предположительно, что заранее отданные приказы потребуют разумного и обдуманного пересмотра, а это, в свою очередь, может потребовать того, что на первый взгляд может быть расценено как безответственное изменение этих самых признаков и/или служебное неподчинение вышеупомянутым приказам.

Терон покачал головой, но вовсе не печально — ибо Хельва была уверена, что он в жизни не пережил ни одного по-настоящему глубокого человеческого чувства, — а укоризненно.

— Теперь я окончательно понимаю, почему Центральные Миры настоятельно требуют, чтобы командиром корабля с мозговым управлением был пилот-человек. Это совершенно необходимо, когда столь ненадежное создание фактически управляет таким мощным организмом, как данный корабль.

Хельва едва не поперхнулась — так он ничего не понимает! И с трудом удержалась от того, чтобы не заявить: пилотский пульт управления ее никоим образом не контролирует. Это она контролирует пилота.

— Настанет день, — гнул свое Терон, — когда столь нецелесообразные средства выйдут из употребления. Автоматическое управление достигнет такого высокого уровня, что надобность в человеческих мозгах начисто отпадет.

— Но в мозговых кораблях используют человеческих существ, — четко и раздельно произнесла Хельва.

— Ну да, человеческих существ. А мы, люди, склонны заблуждаться, мы слишком утлый сосуд для такой великой задачи, игрушка в руках многообразных обстоятельств. — Терон явно решил довести свою проповедь до конца. — Человеку свойственно ошибаться, а Богу — прощать. — Он вздохнул. — А когда человеческий компонент, столь подверженный ошибкам, будет исключен, когда автоматика достигнет совершенства, — слышишь, Хельва? — совершенства, вот нужное слово! — то исчезнет всякая необходимость в тех временных мерах, которые вынуждены применять Центральные Миры сейчас. И только когда такое совершенство будет достигнуто, корабли станут по-настоящему надежными. — Он покровительственным жестом похлопал по панели управления.

Хельва едва сдержалась, чтобы не ответить крепким ругательством. Ей лезли в голову неопровержимые исторические факты, усвоенные за годы школьного обучения и психопрограммирования. Но она вовремя спохватилась: ведь все эти факты, вдруг поняла она, основаны на случайностях, что только подтверждает его дурацкую теорию о ненадежности, хотя в итоге все заканчивалось наилучшим образом. В каждом из этих случаев мозговые корабли действовали, игнорируя или пересматривая ранее полученные приказы, как того требовали чрезвычайные обстоятельства, с которыми им доводилось сталкиваться. Если следовать неколебимой логике Терона, то и сам разум неважно, капсульный или подвижной — ненадежен. Хельва не могла себе представить, чтобы он когда-нибудь мог признать: лучшие решения отнюдь не всегда логичны.

Вот и теперь каждая частичка разума, инстинкта, опыта, программирования и рассудка говорили Хельве: мозговые корабли просто так не исчезают. Особенно четыре подряд. Четыре за неполный регулианский месяц. Один корабль за сто лет — это еще можно было бы счесть возможным, логичным и вероятным. Но всегда должен быть какой-то намек, какая-то предсказуемая причина. Как, например, в случае с 732, обезумевшей от горя на Алиоте.