Ксенофоб - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 57

От каких-либо скоропалительных действий и решений меня удерживал еще и тот факт, что главную роль и главный удар Константин Платонович принял лично на себя. А что годится для первого лица империи, годится и для обычных граждан, не так ли?..

— Здесь собраны все отбросы империи. — Незнакомка под маской продолжала посвящать меня в суть происходящего. — Мы прошерстили все тюрьмы империи, отбирая подонков. При определенных условиях ментальная энергия людских разумов может быть высвобождена и применена координатором. Для нашей цели нам потребуется темная составляющая душ — этим обусловлен выбор подопытных.

— А так бы хватали людей прямо на улицах?

— Если было бы надо, хватали бы...

Детей среди обитателей клеток не было. Странно. Когда подселенцы занимались поисками маяка, они искали только среди детей. В итоге добрались до Адди... Скольких мертвых мальчиков и девочек мы нашли тогда. И ведь прежний император был посвящен в ту историю, более того, он принимал в ней непосредственное участие. И не в результате ли того старого поиска находятся здесь эти люди?

Профессор Морган подошел к пульту и переключил несколько тумблеров, потом потянул за рычаг. Электрические лампы под потолком усиленно замигали, одна не выдержала и взорвалась, обдав стоящих внизу осколками. Заплакала женщина.

— Я готов, — сказал Морган. — Отсчет пошел. Десять, девять, восемь...

С каждой произнесенной вслух цифрой он дергал один из рычагов. Гудение в зале многократно усилилось, лампы от перепадов напряжения мигали не прекращая. Казалось, все замерли на своих местах, даже перестав на время дышать. И люди в клетках, и мы, стоящие чуть в стороне, и охранники, и император. Все слушали, как профессор отсчитывал мгновения до старта эксперимента.

— Семь, шесть, пять, четыре...

Волосы у меня на руках и на груди встали дыбом. Электричество словно обтекало нас со всех сторон, витало вокруг нас в воздухе, над одной из клеток возникла электрическая дуга, через мгновение — и над второй, над третьей. Все клетки соединялись в единую систему, которую контролировал профессор со своего пульта.

— Три, два, один, ноль, старт!

В тот же миг дуга возникла и над клеткой императора. Самая крупная, сине-белая, она искривлялась в воздухе, словно лента в руках у маленькой девочки.

Запахло горелым мясом. Кто-то закричал от боли. Женщины даже не зарыдали — завыли в голос на запредельно высокой ноте, сливаясь в унисон.

Я не собирался становиться соучастником столь чудовищного преступления. Существует ли угроза империи, нет ли — все равно. Эти люди — они живые, они здесь, передо мной. Они — реальны!

«Дырокол» тут же оказался в моей руке. Я навел его на пульт. Уничтожу пульт — все кончится. По крайней мере сейчас.

Но выстрелить я не успел.

Незнакомка под маской ловким и сильным ударом выбила «дырокол» из моей руки. Он отлетел далеко в сторону. С ее стороны нападения я не ожидал, поэтому пропустил вдобавок и четко поставленный удар в челюсть. На несколько мгновений я впал в известное боксерам состояние грогги, когда едва стоишь на ногах, все вокруг плывет, в глазах пляшут черти, а ты собираешь свою волю в кулак, лишь бы не упасть, лишь бы удержаться, и дышать, дышать, дышать...

— Так надо, Кира, так надо... — Ее голос был полон искреннего сочувствия.

Охранники схватили меня сзади за локти. В обычном состоянии я бы легко вырвался, но сейчас всех моих сил хватало только на то, чтобы оставаться в сознании.

Горелым мясом запахло с такой силой, что один из охранников закашлялся, а второй согнулся в приступе рвоты. Тут бы мне и обрести свободу, но и меня накрыло волной удушья.

Я упал на колени и оставил на полу лаборатории поглощенную за день еду. Неожиданно дурнота отступила. Стало легче дышать, мысли перестали расплываться, а голова — кружиться.

Лаборатория была нашпигована электричеством. Я боялся сделать лишнее движение, чтобы не схлопотать разряд промеж лопаток.

Люди сгорали заживо, и никто не спешил им на помощь. От криков несчастных я чуть не оглох. Они не сумели справиться с болью и страхом. Я даже представить боялся, как они сейчас выглядят.

И в этот момент случилось то, ради чего все и затевалось. Над головами подопытных появилось слабое сияние — этакие ореолы радужного перелива цветов, искрящиеся мини-радуги. Все ореолы соединялись тонкими лучами в один пучок, а тот, в свою очередь, стремительно сливался напрямую с ореолом императора, который единственный был матово-черного цвета.

Некоторые люди не выдерживали, и их головы взрывались, как упавшие на каменную мостовую арбузы. Другие терпели, скрипя зубами, раздирая ногтями собственные ладони до мяса.

Что-то вновь мигнуло, и на несколько мгновений отключилось электричество. Но я не отрывал взгляд от императора и не пропустил момент, когда явилась она — мировая тьма, начало начал.

Казалось, над головой Костаса разверзлась бездонная пропасть. Бесконечная, всепоглощающая. Не имевшая ни начала, ни конца. Безвременная. Живая и неживая одновременно. С мириадами миров, крутящихся в вечном вихре, освещавших все вокруг светом дальних звезд. В этой бездне находилось все и вся. Потому что все существующее и несуществующее — бездна. Если и был бог — он был бездной.

Это видел я, но видели ли то же самое другие люди вокруг? В их взорах я не замечал удивления. Или это дар чужого мира, в котором я побывал, позволил мне на секунду увидеть запретное?

Ремни, стягивающие тело Костаса, лопнули. Одним легким движением он смахнул с тела и головы все тянущиеся провода и встал с кровати на ноги.

Император открыл глаза — они поменяли цвет на серо-стальной и засияли, как звезды в ночи. Бездна царила в них, была полноправной хозяйкой и госпожой, она могла повелевать и не терпела возражений. Впервые за долгие годы я испугался по-настоящему, заглянув в эти стального цвета глаза — в разверстую бездну.

Император поднял взгляд наверх, туда, где в космическом эфире где-то с обратной стороны Луны чужаки готовились к бомбардировке.

Император закричал.

Из его сущности родился луч, пронзивший свод пещеры и ушедший в невидимые облака.

Если бы я в этот момент взялся считать вслух, то не сумел бы этого сделать. Время перестало существовать. Не было ни часов, ни минут, ни секунд, ни мгновений. Не было ничего, кроме императора и черного луча.

А потом луч исчез, и Костас плашмя рухнул на пол, лишь по счастливой случайности не разбив себе голову.

Все кончилось. Лампы вновь загорелись над потолком. Вот только люди в клетках больше не шевелились.

Они были мертвы, все до единого. Мужчины, женщины. Старые и молодые. Красивые и не очень.

Все были мертвы. Каждый отдал свою жизнь, свою душу, вложив ее в черный луч. Повинуясь чужой воле, они, сами того не желая, защищали собственное отечество.

Каждый из них был преступником, а стал героем поневоле.

Император открыл глаза. Они вновь стали привычного оттенка, сияние ушло.

Профессор Морган поспешил открыть клетку единственного оставшегося в живых человека. Хотя человека ли?.. В глазах Костаса я не увидел радости от вновь обретенной жизни. Он обвел тяжелым взглядом лабораторию, постарев за эти мгновения лет на десять кряду.

Бремя власти, бремя ответственности.

Слова, произнесенные Костасом, уничтожили надежду и смысл жертвы сотен погибших здесь человек, а многим сотням тысяч приказали готовиться к еще более худшей доле.

— Ничего не получилось. Мне не хватило сил. Получи я чуть больше пси-энергии под свой контроль, и, может быть... — Он прерывисто вздохнул и завершил рассказ: — Корабль чужаков уцелел. Завтра в полдень начнется бомбардировка. Завтра Фридрихсграда не станет.

XXXII

БОМБАРДИРОВКА

Эту ночь я провел в клинике в главном корпусе. Санитары и охранники много часов кряду собирали тела умерших и выкладывали их длинными рядами в одном из помещений. Точнее, то, что от них осталось. Черный луч высосал из подопытных всю энергию, а потом иссушил их тела, оставив скелеты, обтянутые кусками горелого мяса и клочкам кожи.