Ксенофоб - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 50

Следом за собаками из дворов потянулись и местные обитатели. Зимой в деревне развлечений мало, так что наш визит заинтересовал всех свободных от дел жителей.

Детишки окружили машину, заставив меня остановиться, и восхищенно ее разглядывали. Взрослые же больше интересовались пассажирами и целью их визита. Бабы собрались в сторонке и перешептывались, мужики стояли по одному, ожидая, пока мы сами расскажем, какого лешего сюда притащились в такое время.

Я не стал тянуть, вылез из мехвагена и громко произнес, обращаясь сразу ко всем собравшимся:

— Уважаемые, мы путешественники, изучаем эту местность с исследовательской целью. Собираем сказки, тосты, предания. Нам нужен дом, где мы могли бы остановиться с ночевкой, сарай для мехвагена, а также проводник, хорошо знающий окрестности. Заплатим щедро, не обидим. Есть желающие?

Бабы зашептались громче, мужики переглянулись между собой, каким-то образом беззвучно обсудив ситуацию и придя к единому решению. Вперед шагнул крепкий, седовласый бауэр с окладистой бородой.

— Барины, можете переночевать у меня, вашу телегу найдем где пристроить, и округу я знаю, покажу, что да где...

Дети и собаки, словно услышав команду, разбежались в разные стороны, бабы тоже разошлись по домам, а я вернулся в салон и тронул механизм с места, следуя за неспешно идущим бауэром. Жил он, как оказалось, в самом крайнем доме. Дальше только поле, а за ним — лес.

— Загоняйте телегу в сарайку, там навес крепкий, снегом не завалит.

Через четверть часа мы были готовы. Мехваген надежно укрыли под навесом, оставив лишние вещи в нем. С собой взяли только оружие и снаряжение, удобно упаковав все в заплечные ранцы.

Седовласый бауэр уже ждал нас, поглядывая хитрым глазом и неспешно покуривая самокрутку.

— Готовы, барины? Куда идти желаете? Тосты и сказы искать? В лесу жуть как холодно...

— Скажи-ка, братец, как тебя зовут?

— Ганс я.

— Знаешь ли ты, Ганс, замок на скале?

Бауэр недовольно нахмурился:

— Гиблое то место, и люди там гнилые, никому не помогают, хотя дохторами называются. У соседа дочка заболела, совсем плохая девка была, кончалась, мы к ним за помощью, а нам от ворот поворот...

— Нам бы подобраться к той скале с обратной стороны, где дороги нет.

— От речки, что ли? — удивился старик. — Там не залезть, круто слишком. Я в детстве пытался, чуть не упал.

— Да, от речки. Ты нас, главное, доведи до места, а дальше — наша проблема. Заплатим хорошо!

— Сейчас, на ночь глядя?.. Заплутаем!

— Но ты же сказал, что все ходы-выходы в округе знаешь. Доведи нас до места и возвращайся домой. Дальше уж мы сами.

Дед оценивающе прищурился:

— Как я кумекаю, вам, барины, не сказы вовсе треба и тем дохторам вы не друзья? Что же, помогу я вам. Уж больно злые они, недобрые. А значится, каждый, кто супротив них, тот хороший человек. Верно я рассуждаю?

Я улыбнулся:

— Совершенно правильно. Ганс, ты настоящий философ!

Бауэр сплюнул коричневой после табака слюной в белый снег и решительно заявил:

— Идемте, барины. Скоро темнеть станет, надо бы успеть...

XXVIII

ШТУРМ

Зимний лес — удовольствие не для каждого.

Нет, конечно, если ты прогуливаешься с юной барышней по протоптанным сотнями ног дорожкам ясным солнечным утром, а с собой у тебя корзинка с горячим чаем и легкой закуской — это одно дело, но когда ты бредешь по колено в снегу, а за спиной тяжелый ранец, и постепенно смеркается, а где-то неподалеку протяжно завыл волк, и вой этот подхватили еще несколько его соплеменников, то поневоле задумаешься, а какого дьявола ты, собственно, влез в это дело, так ли это было необходимо тебе лично.

Ответ прост — необходимо. Порядочность — такая штука, которую крайне легко потерять. Один раз не помог, когда тебя просили, не выручил друга, не спас девушку от бандитов, отвернулся, сделал вид, что тебя это не касается, всего один раз — и ты обесчещен. Ты стал трусом. А потеря чести — это потеря самоуважения. И потом, позже, ты сотни раз будешь вспоминать тот случай, когда испугался, и в тысячный раз думать, что лучше бы ты тогда умер, погиб героем, чем жить жизнью, в которой отсутствует уважение к себе самому. Мертвый лев, живые шакалы...

Все, что есть у благородного человека, — это его честь.

Этому нас учили с детства родители, книги, друзья, но современные тенденции в обществе с некоторых пор сменились. Все началось с обычной заокеанской моды, пришедшей к нам еще несколько лет назад, когда внезапно провозгласили весьма странный, на мой взгляд, лозунг: человек превыше всего!

Жизнь отдельного человека оценили столь щедро, что ниже оказалось все прочее: интересы страны, государства, честь и совесть, самопожертвование. Служение отечеству, прежде почитаемое за высшую цель жизни, за сам ее смысл, внезапно стало смешным, наивным. И, как следствие, когда одни идеалы уходят, на смену им тут же приходят другие. Деньги и собственное благополучие — вот что получили граждане империи как основу идеологии. Прошлый кайзер-император слишком увлекся заокеанской модой, это его и сгубило. Я очень надеялся, что Константин не повторит его ошибок. У империи должно быть иное будущее, у людей должны найтись иные цели. Иначе грош цена такой империи и таким людям.

К тому моменту, как мы вышли из леса, почти стемнело. Слева светлой коркой льда поблескивала замерзшая река, справа над ней высилась скала, на самой вершине которой в крепостных башнях поблескивали огоньки. Дозорные не спали.

— Пришли, значится, барины. Расплатиться бы не помешало, — тонко намекнул старик, и я вытащил из бумажника несколько купюр.

— Ты пригляди за нашими вещами. Чтобы все было в целости и сохранности. Особенно мехваген. Вернемся — с тебя спросим! — пригрозил я на всякий случай.

Бауэр часто закивал, показывая, что все сделаю, не волнуйтесь, но отчего-то мне казалось, что в голове у него превалирует иная мысль. Вы сначала, мол, вернитесь!..

И не оглядываясь он ушел в лес, быстро потерявшись между вековых стволов деревьев. Я был уверен, что хитрый старик спрячется где-то неподалеку и будет наблюдать за нами сколько сможет, но в том, что он сдаст нас с потрохами охране клиники, я сомневался.

Мы экипировались нужным образом. Грэг решительно шагнул первым к скале, но я придержал его за рукав.

— Давай сразу договоримся, никакого геройства сейчас не требуется! Только осторожность и еще раз осторожность. Заранее просчитывай каждый свой шаг, каждое движение. Иначе придется мне соскребать с камней то, что от тебя останется. Как я потом Элен в глаза посмотрю?

Я пытался шутить, но в то же время говорил крайне серьезные вещи. Горы не любят торопыг, не прощают невнимательности и расхлябанности. Эта скала, взобраться на которую нам предстояло, далеко не самая опасная или сложная, но и тут цена ошибки — мгновенная гибель.

— В общем, делай как я. Не забывай про страховку. И, главное, не спеши и не шуми...

Первые метры дались нам легко, Грэг не отставал, мы постепенно продвигались все выше и выше, страхуя друг друга. Я давно не совершал восхождения и немного подзабыл, какое это непередаваемое ощущение. Ты остаешься наедине с природой, со скалой — ее порождением, и только от крепости твоих мышц, от твоего умения и спокойствия зависит, останешься ли ты жив или горы заберут тебя навсегда, как многих других.

Чем выше мы поднимались, тем круче становился уклон. Приходилось действовать крайне осмотрительно, часто отдыхать, но все же за полтора-два часа мы преодолели половину пути.

Между тем мороз крепчал, и я молился всем богам, чтобы опять не разыгралась метель. Ветер просто сдул бы нас со склона, и никакая страховка не помогла бы. Я видел, как Грэгу тяжело, но он не жаловался, лишь упорно карабкался все выше и выше.

Вторая половина подъема вымотала меня полностью. К счастью, обошлось без происшествий. Никто не играл в героев. Может, поэтому мы все же добрались до цели.