Синяя графика (СИ) - Романова Наталия - Страница 7

- А как вы познакомились?

- На экзаменах... он тоже провалил, в итоге он стал ювелиром, хорошим, но пока не именитым, смотри, - она быстро вытащила цепочку, на которой был прикреплён кулон с вкраплением мелкого лазурита.  - Синий, как я люблю. Мы оба из маленьких городов, было сложно привыкнуть, так необычно, даже страшно. Мы старались держаться вместе, даже жили три года в одной комнате, купив двухъярусную кровать на барахолке. Я поначалу боялась, а потом удивлялась... ну, знаешь, я же девушка, и казалась себе симпатичной, а он... но оказалось - всё просто. А теперь мы снова живём вместе, в личную жизнь друг друга не вмешиваемся, но всегда поддерживаем, «цыплячьи трусы» - отличный парень. Он бы не выпустил меня из дома на этой машине, и уж точно бы проверил, что я зарядила телефон.

- Тогда я вынужден принести свои извинения за недобрые мысли в отношении твоего друга.

- Извинения приняты.

Они говорили и говорили о тонкостях бизнеса, об аренде и субаренде, придумывая, как маленькому магазинчику, устраивающему мастер-классы для детей и их родителей, выжить в мегаполисе, как сохранить тёплый мир за стеклянной витриной, за гладью которой ходит женщина в длинной юбке.

У Виктора было много вопросов и, пожалуй, главные из них он не решился бы задать, но увидев, что глаза Виктории, что называется, засоловели, он притянул её к себе, устроив её голову на своём плече, так расстояние между ними пропало, они вели себе расслабленно, словно давние знакомые.

- Так значит, в личную жизнь друг друга не лезете?

- Не-а.

- И... есть у тебя эта личная жизнь?

- Ну, я не девственница.

- Боже упаси, - он засмеялся.

- К чему такой вопрос?

- Проявляю интерес к красивой, необычной женщине... должен собрать информацию, что тебя удивляет? - он смотрел на свет через прядь светлых волос.

- А ты? Начни с себя, ты женат?

Он покрутил правой рукой перед лицом Виктории.

- Нет.

- И не был?

- Оооо, был, на втором курсе, целых три месяца, не сошлись характерами, как говорится.

- И?

- Что «И»? Мне рассказать про всех своих женщин?

- В целом...

- В целом были, чаще постоянные, но всякое случалось, наверное, как у любого мужчины, ничего особенного не вспомню... - Он промолчал, что одно-единственное его особенное воспоминание сводится к соприкосновению рук, быстрым репликам и, теперь - вызволению из снежного плена. - Твоя очередь.

- Тоже ничего примечательного, сначала казалось, что просто не везёт, потом - что дело во мне... а теперь я не знаю, просто не думаю... есть один человек... он меня смущал, - она внимательно смотрела на Виктора, - смущает, он как будто что-то ищет на моем лице или разглядывает, и... его хочется поцеловать.

- Почему ты не целуешь?

- Я девушка, я не умею делать первый шаг.

- Тогда я сделаю.

Он наклонился, остановился на мгновение, дав ей шанс отступить, провёл пальцем по её губам.

- Должен предупредить, мне будет мало одного поцелуя.

- Мне тоже.

Последующие события Виктор вряд ли смог бы описать детально, никогда он не терялся в женских ласках и поцелуях настолько сильно, настолько безвозвратно.

Они, целуясь и спотыкаясь, дошли до комнаты сестры, где упали на кровать, он снял сначала футболку с Вики, тёплая кофта так и осталась валяться на полу под огнями гирлянды, потом серый трикотаж с ног, а не обнаружив под ним белья, окончательно потерял голову.

Вспышками - она сидит сверху, улыбаясь немного хищно, с азартом, разглядывает его.

Вспышками - она внизу, выгибается, трётся, стонет, вынуждая его так же стонать ей в губы.

Вспышками - она говорит, что не может больше ждать и, лёжа на боку, позволяет в себя войти, до самой главной вспышки, самого главного озарения, когда он, глядя на раскрасневшееся личико и покусанные губы, понимает - он не ощущал подобного никогда, никогда в жизни.

- Скажи, скажи, что ты тоже чувствуешь это.

- Чувствую.

Белые простыни, светлые волосы, тонкий аромат кожи, блеск глаз, испарина на шее, между округлостей груди.

Они уснули почти сразу, последнее, что сказала Виктор:

- Я рад, что твоя машина сломалась.

- Я тоже.

Проснувшись от тишины и от отсутствия тепла, Виктор полежал какое-то время, полагая, что Вика просто вышла по нужде, поняв, что её слишком долго нет - отправился на поиски. Эта ночь и эта женщина перевернули что-то в его жизни, сдвинули, сместили, поставили на правильное место. Возможно, просто пришло его время, он не хотел задумывать над этим, не мог, потому что  понял, что она попросту уехала.

Тихо.

На снегу были свежие следы, а у ворот - следы от шин автомобиля. Он знал, что, в любом случае, всё произошедшее ночью - реальность, и он уже не выпустит из своей жизни Викторию, но, наверное, ему просто нужно было время. На принятия нового себя.

Виктор Вячеславович с уважением относился к женщинам, но не понимал глубины любви и привязанности своего отца к их матери, или некоторых его приятелей к жёнам, а то и к любовницам. Женщины были для него полноправными партнёрами в отношениях, он договаривался о сосуществовании, вёл себя согласно взятым обязательствам, позволял женщинам проявлять капризы или слабость, но они мало его интересовали или задевали, скорее - скрашивали досуг и гарантировали приятный секс. Не более.

Виктория задела его давно, будучи студенткой, в аудитории, на дне проектов, в котором она даже не принимала участие. Его заинтересовала её синяя графика, поглощающая и манящая, как сегодня ночью его поглотила сама Виктория. Он готов был капитулировать, сразу, привыкший принимать решения и следовать им, он уже знал своё решение, но ему нужно было время и ей - нужно было время.

Сегодня ночью в синих гранях льда он увидел страх, как отражение своего. Непривычность, отсутствие постоянных маяков, пугало его не меньше...

- И долго будешь сидеть? - перед ним стояла сестра и недовольно дёргала ногой. - Задницу отморозишь.

- На этой скамейке хорошо думается...

- А о блондинках думается ещё лучше.

- Блондинках?

- Дурака не включай, ты может и президент кому-то, но мне - младший брат... что у тебя с этой Викой?

- Я женюсь на ней.

- Отлично. Неплохо было бы и ей сообщить, потому что, когда я приехала, привезя оливье своему горячо любимому брату, девица, кажется, была без сознания от страха.

- Какого страха?

- Обычного утреннего страха. В темноте все кошки серы, а поутру...

- Ты её увезла?

- Да, она попросила, до станции... стоп, не пяль глаза, я её отвезла в город...

- Меня разбудить не могла?

- Витя, откуда я знаю, будить тебя, не будить, что за блондинка, глаза на мокром месте, говорит - случайная знакомая, по взгляду - не случайная. Тем более - не помню, чтобы ты сюда женщин возил... С меня взятки гладки, попросили привезти поесть - я привезла, заметь, первого утром, попросили отвезти девушку в город - я отвезла. Одна в машине хлюпает носом, другой на лавочке медитирует... Давай-ка поедим, обмозгуем - что да как, а потом ты поедешь за своей Снегурочкой. Это ж надо, столько баб вокруг, а он в лесу под ёлками нашёл... ты проверил, она точно не Снегурочка?

- Проверил... Что? Маааш, вот ты заноза, иди сама поешь, я поехал.

- Давай, Ромео, так я свадебку-то обмозгую?

- Мозгуй, конечно, - он улыбнулся старшей сестре, - я там это... кровать твою... бельё смени, если на ночь останешься.

- Обесчестил? Будешь должен, - она смотрела вслед младшему брату, всегда спокойному, собранному, всегда следящего за речью и внешним видом, проводящему бо́льшую часть времени на работе или с семьёй - её или родительской. Смотрела на человека, на которого всегда могла положиться, к кому приходила плакать ещё с его десятилетнего возраста, и он, мальчишка, ничего не понимающий в девчачьих любовных делах, просто выслушивал её, позволяя плакать сначала в его подушку, а потом грудь. Она никогда не понимала причину его одиночества, но не лезла с расспросами. Как сегодня, готовая выкинуть на него лавину своих вопросов, она ограничилась парой фраз.