На всю оставшуюся жизнь (СИ) - "Bazhyk" - Страница 7

Гермиона покачала головой и прижалась губами к детскому лбу. Лобик был горячий.

— Солнышко, но я-то тебя не запираю! И никому не позволю сделать тебе больно, веришь? А мама с папой не берут тебя в дальние поездки потому, что такому малышу это будет тяжело, да и все равно придется оставлять тебя, пока папа будет заниматься своими важными делами. Поверь мне, Драко, поверь: мама тебя очень любит! И папа тоже!

— А ты?

— И я! Конечно, я тебя люблю!

— И ты меня не накажешь?

Гермиона засмеялась. Вот маленький хитрец!

— Еще как накажу, — пообещала она.

Драко обиженно запыхтел, ковыряя пальчиком шов на кофте девушки, потом вывернулся из объятий, сполз по ней на пол и взял за руку. Недоумевающая Гермиона покорно пошла с ним к кровати. Там Драко усадил ее на покрывало, тяжко вздохнул и лег ей на колени попой кверху. Гермиона распахнула глаза, сообразив, насколько глубоко детское раскаяние, перевернула ребенка, усадила на колени и прижала к себе.

— Ты меня сейчас немного обидел, — тихо сказала она. — Как ты мог подумать, что я тебя ударю?

— Но ты же сказала, что накажешь, — пробубнил Драко, тыкаясь мордахой в плечо Гермионы.

— Конечно, — добавив в голос суровости, заверила его девушка. — Ты так меня напугал! И не только меня — за тебя все переживали. Пэнси вообще хотела отобрать тебя у меня, потому что я за тобой не уследила. Гарри так расстроился! И Рон распсиховался, даже грозиться начал. Весь Замок на уши подняли, пока тебя искали. Зачем, ну зачем ты ушел так далеко?! А если бы не Хагрид? А если бы ты упал в озеро? А если бы заблудился в лесу? Знаешь, сколько там опасностей для такого маленького мальчика! С тобой ведь могло случиться все, что угодно! Как бы я без тебя жила, а?

Драко притих и только сопел ей в плечо.

— Так что я обязательно тебя накажу! — заверила Гермиона. — Никакой сказки перед сном. И никаких сладостей сегодня и завтра! Ты же мог пораниться и замерзнуть, Драко!

Угревшийся в объятиях мальчик внимательно слушал и ничего не говорил. Опасности никакой он сегодня не встретил, поэтому переживания Гермионы казались ему странными, как и многое другое в поведении взрослых. Зато она сказала, что любит его! Почему-то было очень важно, чтобы Гермиона его любила и как можно чаще это повторяла.

Этим вечером, оставив без внимания подготовку к занятиям, Гермиона лежала в постели, обнимала малыша и обдумывала ситуацию. Он спал, тесно прижавшись к ней, а ближе к полуночи и вовсе заполз на девушку, и во сне сильно сжал ткань ее пижамы. Гермиона гладила спинку, проверяла губами, не поднялась ли температура, и с непонятным ей самой ужасом думала, что же будет, когда закончится действие зелья и Драко снова станет ее ровесником. Прошло всего полторы недели, а она уже не представляла себе жизни без этого малыша. Она действительно любила его.

========== 6. Обратный эффект ==========

— Ну что ж, — профессор Снейп закончил осмотр Драко, сидящего на коленях Гермионы, и откинулся на спинку своего кресла. — Ребенок здоров и, насколько я могу судить, бодр и весел. Для надежности можете ограничить жирную и сладкую пищу, мисс Грейнджер, но особо острой необходимости в этом нет. Помимо болей в животе его еще что-то беспокоит?

Гермиона покачала головой, неосознанным движением прикрывая Драко от учителя, которого мальчик почему-то опасался. Профессор, изогнув бровь, наблюдал, как его крестник жмется к девушке, а она гладит его по плечиками и целует в макушку. Просто идиллия! Насколько Северус помнил Драко в раннем детстве, тот признавал только собственную мать и никому другому не позволял тискать себя. Мисс Гермиона Грейнджер оказалась вторым человеком за все время, кто мог в любой момент прикоснуться к Драко, взять его на руки. Поцеловать без риска быть отвергнутым. Это наводило на определенные мысли, но они не тревожили.

Гермиона облегченно вздохнула. Когда закончился запрет на сладкое, маленький хитрец раскрутил Джинни и Полумну на огромный кусок бисквита с кремом и сладкий компот, от которого у нее самой зубы свело бы. А потом заполировал это все жареной курочкой. Неудивительно, что пришлось сначала бежать к мадам Помфри, а потом предъявлять малыша профессору Снейпу, чтобы он выдал нужное зелье!

Преподаватель наблюдал за ними со странным выражением на лице — не то скептического умиления, не то брезгливого недоверия. Драко зыркал в ответ, поджимая губки, полностью уверенный, что заступничества Гермионы хватит ему для борьбы со всем миром.

— Профессор, — решилась девушка задать мучивший ее вопрос, — а вы уже… изучили то зелье?..

— Что, мисс Грейнджер, не терпится освободиться?

— Наоборот! — вскинулась Гермиона.

Снейп хмыкнул и сделал небрежный жест в сторону своего стола.

— Изучил, — с некоторой ленцой сказал он. — Состав сомнительный, как и результат действия. Ну, вы сами в курсе. Судя по концентрации некоторых ингредиентов, длиться все это безобразие должно недели две. Плюс-минус пара дней. Точнее сказать сложно, ибо неизвестно, сколько его наш… кхм… подопытный нахлебался. Я смог подобрать нейтрализующий состав, однако его приготовление займет больше времени, чем хотелось бы, — учитель кивнул на треногу с котлом, в котором что-то булькало. Гермиона посмотрела туда же и покрепче прижала к себе ребенка. — Как вам должно быть известно, отменить волшебное воздействие всегда сложнее, чем сдуру шарахнуть в кого-то заклятьем или угостить непроверенным зельем.

Девушка покивала, полностью проигнорировав выпад профессора в сторону своих друзей, ведь именно Рона сейчас подразумевал вредный учитель.

Снейп проводил уходящих Гермиону и Драко задумчивым взглядом. То ли с возрастом он стал сентиментальным, то ли сказывалось отсутствие собственной семьи, но вид мягкой улыбки на губах мисс Грейнджер и доверчиво всунутая ей в руку детская ладошка вызывали резь в глазах и светлую грусть. Повздыхав, профессор подошел к своему вареву и медленно помешал зеленую массу. Видимо, проверить это зелье ему не придется — лучшая ученица Хогвартса даже не заикнулась о том, чтобы напоить Драко нейтрализующим составом.

Гермиона рассеянно слушала трескотню Драко о зельях (в его детском понимании такому страшному колдуну, как профессор Снейп, было достаточно плюнуть в котел, чтобы добиться любого эффекта) и с ужасом осознавала — до превращения ее маленького подопечного обратно в себя осталось совсем недолго! Две недели, обозначенные преподавателем зельеварения, почти закончились. В «плюс-минус» пару дней Гермиона особо не верила. Она вела подпрыгивающего ребенка по коридорам Хогвартса и понимала, что ей катастрофически не хватило времени!

В последние дни Драко стал разговаривать с ней о родителях — до этого малыш вообще не упоминал их, а тут его словно прорвало. Гермиона сообразила, что все предыдущие дни Драко просто опасался поднимать эту тему, что мальчик боялся услышать: мама с папой его бросили, отдали чужим людям. Ей с трудом удалось убедить его, что папина важная работа увела мистера и миссис Малфой слишком далеко и только поэтому он находится с ней, Гермионой. Они ходили в Галерею — смотреть колдографии выпускников — и Драко, одной рукой вцепившись в шею Гермионы, пальчиками другой долго тер рамку на изображении собственного родителя, пока молодой и немного смешной на взгляд девушки Люциус не цыкнул на ребенка. Драко руку отдернул, но тут изображение шкодливо усмехнулось и подмигнуло.

Неожиданно Гермионе очень помог Колин Криви: он сделал копию колдографии Нарциссы, и теперь юная, веселая, с горящими глазами девочка улыбалась Драко из рамки на тумбочке у кровати и корчила ему смешные рожицы. Драко заливисто смеялся, подпрыгивая на матрасе, а Гермиона смотрела на него — и уже скучала.

Впервые за семь лет обучения в Хогвартсе Гермиона Грейнджер прогуляла занятия. Не просто не пришла на урок-другой, а три дня планомерно не посещала ни одну дисциплину, все свое время посвящая маленькому Драко. Он тут же почувствовал вседозволенность, требовал внимания, прогулок, развлечений, и Гермиона с радостью давала ребенку то, чего он хотел. Она предпочитала не замечать сочувствие и понимание в глазах МакГонагалл, кривоватую и грустную усмешку Снейпа, печальное всезнание во взгляде директора. Они ничего ей не говорили, не упрекали в прогулах, не поучали, мол, нельзя же так баловать ребенка, нельзя же пускать под откос собственную жизнь. Гермиона была благодарна за это: она не смогла бы сказать в свое оправдание ничего, кроме того, что жизнь ее никогда уже не будет прежней.