Всё, что осталось
(Записки патологоанатома и судебного антрополога) - Блэк Сью - Страница 33

В следующие четыре недели мы перелопачивали 20 000 земли из карьера, координируя работу копателей и судебных археологов и антропологов, в поисках костей, обрывков одежды, деталей коляски и тому подобного — ведро за ведром. Археологи руководили копателями и осматривали поверхность земли после каждого взмаха лопаты, а антропологи тщательно просеивали каждую горсточку почвы. Мы работали в сушь, в дождь, в жару и холод, под градом и пронизывающим ветром — иногда все в один день.

Чего мы добились? Мы знали, что восстановили топологию карьера в точности в том виде, в каком он находился в 1976 году и ранее. Мы обнаружили предметы, это подтверждающие, в том числе пакетик от чипсов с солью и уксусом, на которых Джимми Сэвилл рекламировал соревнования в честь юбилея королевы. Мы знали, что если бы останки действительно находились там, мы бы их непременно нашли, поскольку при таком тщательном обследовании не пропускали даже косточки птиц и грызунов. Мы обнаружили потенциальный источник неприятного запаха: в карьер свозили содержимое из общественных туалетов, которое закопали, когда началось строительство трассы А9 в 1970-х.

Но мы не нашли Рене Макрей, не нашли Эндрю и не обнаружили никаких улик, относящихся к одному из них или к их исчезновению. Это стало тяжелым разочарованием для команды, которая, начиная такую масштабную операцию, возлагала на нее огромные надежды, но мы сделали все, что могли, и были уверены, что, где бы они сейчас не находились, в карьере Далмагэрри их точно нет.

Стоимость работ оценивалась приблизительно в 110 000 фунтов, что было бы совсем небольшой ценой, наткнись мы на останки Рене и Эндрю. Главный констебль приложил немало усилий, чтобы добиться разрешения на вскрытие карьера спустя тридцать лет после их исчезновения, но он стал бы настоящим героем, если бы там нашлись их тела. Лично я считаю, что это было мужественное и смелое решение, которое лишний раз продемонстрировало стремление полиции к раскрытию подобных дел, вне зависимости от срока давности.

По возвращении в свой офис, когда настало время подумать о проделанной работе и о том, можно ли было сделать что-то еще, я внезапно получила глубоко тронувшее меня письмо — его написала сестра Рене, чтобы поблагодарить нас за наши усилия. Она не стремилась к отмщению, а просто хотела вернуть сестру назад, похоронить ее и знать, что теперь Рене дома и, наконец, в безопасности — общее желание всех семей, которым выпала судьба всю жизнь вздрагивать при стуке в дверь, который может теоретически сулить им радостные вести, но, скорее всего, разобьет последнюю надежду.

Когда такие поиски увенчиваются успехом, это, безусловно, счастье для всех нас. Когда мы не находим то, что искали, то просто сходимся на том, что искали не в том месте. В этом смысле сестра Рене выразилась куда более красноречиво, чем я в своих интервью, сказав, что «Время не залечивает раны, и я не верю, что время может заставить людей настолько забыть о преступлении, что виновник решит, будто ему ничего не угрожает. Когда я читаю о старом преступлении, которое внезапно раскрыли, это внушает мне надежду. Может быть, когда-нибудь…»

Время, терпение и совесть — вот что подпитывает надежды у родственников пропавших. Полиция Шотландии не закрыла дело Рене и Эндрю Макреев, равно как и их семья. Кто-то где-то знает, что с ними произошло и где лежат их тела. Возможно, эти люди хранили молчание о чем-то, что знают или слышали, просто не решаясь заговорить. Однако время идет, ситуация меняется, родственники и знакомые умирают, и если такой человек — или люди, — вдруг ощутит укол совести, пусть даже на смертном одре, то должен поступить достойно и положить конец страданиям целой семьи.

Второй случай, о котором я хочу рассказать, касается одиннадцатилетней Мойры Андерсон, которая вышла из дома бабушки в Котбридже холодным зимним днем 1957 года, чтобы купить масла и поздравительную открытку для матери, и пропала. В разрез со стандартной процедурой, в 2014 году королевский адвокат, Фрэнк Малхолланд, назвал ее убийцей педофила Александра Гартшора, скончавшегося в 2006-м, спустя сорок девять лет после исчезновения девочки. Водитель автобуса Гартшор был последним, кто видел Мойру живой, что, безусловно, не означает автоматического признания его виновным. Технически он невиновен до тех пор, пока суд не вынесет ему приговор, но, поскольку Гартшора уже нет в живых, суд никогда не состоится.

Я помню, как в 2002 году сидела вместе с бывшим следователем, вышедшим на пенсию, и смотрела по телевизору новости о ходе расследования по делу об исчезновении двух школьниц, Холли Уэллс и Джессики Чэпмен в Сохеме, в графстве Кембридж. Сторож их школы, Иэн Хантли, утверждавший, что говорил с ними, когда они проходили мимо его дома, давал интервью новостной бригаде. Бывший детектив тогда заметил: «Всегда надо как следует присмотреться к человеку, который утверждает, что последним видел пропавшего живым. Этот мне кажется каким-то скользким». Как все мы знаем, вскоре выяснилось, что Хантли убил Холли и Джессику. Я была поражена прозорливостью моего друга. Полицейские инстинкты, в сочетании с многолетним опытом, поистине бесценны. Полиция сейчас во многом опирается на современные технологии, но старую добрую детективную работу ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.

Случай Мойры Андерсон стал широко известен благодаря чудесной женщине, активистке по имени Сандра Браун. Сандра, которая была на несколько лет младше Мойры, тоже выросла в Котбридже, приложила массу усилий, пытаясь в точности восстановить, что там все-таки произошло. Она ведет масштабные кампании в защиту прав детей, а в 2000 году основала Фонд Мойры Андерсон, который помогает семьям, в которых дети пострадали от домогательств, насилия, преследований и связанных с этим проблем. В 1998-м она выпустила книгу, Там, где зло, об исчезновении Мойры и о расследовании, растянувшемся на целых сорок лет. В этом исследовании, исполненном справедливого стремления добиться истины, и написанном с характерной для Ланаркшира прямотой, но одновременно с состраданием, она описывает разрушительное влияние, которое насилие над детьми, это самое страшное из преступлений, оказывает на тех, кого затронет.

Сандра уверена, что в Котбридже в те времена действовал организованный кружок педофилов, и считает Александра Гартшора виновным не только в похищении Мойры, но и в ее убийстве. Самое поразительное заключается в том, что Александр Гартшор — отец Сандры.

Впервые я познакомилась с Сандрой в 2004 году, когда Гартшор был еще жив, а она хваталась за любую зацепку, чтобы отыскать истину. Она связалась со мной после того, как привлекла экстрасенса к поискам останков Мойры (эти ясновидящие всегда тут как тут). Они нашли чьи-то кости. Не могла бы я на них взглянуть?

Кости были обнаружены, когда они в поисках останков Мойры обследовали канал Монклэнд. Экстрасенса поразили сильнейшие эманации страха и боли, якобы исходившие от них. Он не сомневался, что кости излучают страдания, пережитые ребенком, который, по его глубокому убеждению, и был Мойрой.

Мое отношение к подобным вещам однозначное — это полная ерунда. Думаю, я понимаю, почему люди обращаются к подобным самопровозглашенным ясновидящим, особенно когда предыдущие усилия ничего не дали, и им все равно нечего терять. Некоторые из таких «экстрасенсов» действуют из добрых побуждений, но просто заблуждаются, другие — настоящие шарлатаны, и я всегда ужасаюсь тому, какой ущерб они могут причинить семьям пропавших. Однако, раз уж кости нашлись, я согласилась, ясно дав Сандре понять, что если они действительно окажутся человеческими, мы с ней больше контактировать не сможем, потому что дело окажется в ведении полиции. Она все поняла и согласилась. Сейчас мы с Сандрой подруги, и я знаю, что она бы над этим посмеялась, но в тот момент мне показалось, что она немного сумасшедшая.

Доставка костей была организована весьма таинственным образом. Экстрасенс работал в Университете Данди — вот тебе совпадение, — но, как мне сказали, желал сохранить инкогнито, поэтому собирался оставить их у двери моего кабинета. Я ждала, когда кости прибудут, и, наконец, они появились. Для останков, имеющих столь важное значение, обращение было не слишком уважительным: их ссыпали в пакет из супермаркета и повесили у меня на ручке двери. На бумажке, прикрепленной к мешку, красовалась короткая надпись «Монкленд». Прежде чем его открыть, я сделала кое-какие заметки, сфотографировала мешок и надела маску и перчатки, чтобы избежать попадания в материал своей ДНК. Признаюсь, я заметно нервничала, когда открывала пакет. Но уже через пару секунд прошипела сквозь зубы: «Да черт вас всех побери!» — внутри лежали зачищенные мясником ребро и плечевая кость обыкновенной коровы.