Всё, что осталось
(Записки патологоанатома и судебного антрополога) - Блэк Сью - Страница 29

Дальше его ударили в челюсть слева, возможно, кулаком или дубинкой, на что указывали округлые контуры повреждений. Сломалась и челюсть, и оба сустава, которыми она крепится к черепу. Изнутри треснула также клиновидная кость в основании черепа. Сила второго удара была такова, что мужчина отлетел назад и при падении ударился головой о твердую поверхность — возможно, о камни на берегу, где он позже был похоронен. За этим последовали множественные переломы и трещины, разошедшиеся по черепу во все стороны от точки соприкосновения, располагавшейся в левой части затылка.

Он лежал на правом боку, когда нападавший, или нападавшие, склонились над ним и, чтобы добить, пронзили округлым орудием, по форме и размерам идентичным тому, которым были выбиты зубы, его голову возле виска. Выходное отверстие располагалось прямо с противоположной стороны, возле глазницы. Последним ударом ему проломили череп с такой жестокостью, что его оставшиеся части разлетелись на куски.

Меня пригласили в Кромарти, чтобы я выступила в местном историческом обществе с докладом о наших находках. Скелет был найден в последний день раскопок, и команда решила накрыть его тентом, чтобы порадовать членов общества удивительным сюрпризом. Будучи родом из Инвернесса, я пользуюсь определенной известностью в наших краях, поэтому мое грядущее выступление обросло самыми разнообразными слухами. Когда, в финале своей презентации, руководитель археологов показал слайд с фотографией человека из Роузмарки на месте обнаружения, аудитория замерла в изумлении. Далее вышла я и рассказала, кем был этот человек, что с ним произошло, и, наконец, продемонстрировала прекрасную реконструкцию его лица, созданную моим коллегой Крисом Райном. Публика была потрясена.

Позднее одна из присутствовавших дам сообщила мне, что из-за переживаний была вынуждена скорей отправиться домой и прилечь. Вместо ожидаемой сухой лекции об археологических находках она пережила весь спектр эмоций, слушая историю жестокого убийства местного жителя. Она даже заглянула в глаза жертвы, в его лицо, которое, не умри он 1400 лет назад, вполне сгодилось бы для Роузмарки и в наши дни. Меня очень радует, что люди всегда проникаются сочувствием к историям других людей, пусть даже те жили столетия назад, и что они начинают воспринимать своих предтеч как местных жителей, раз те занимали этот же клочок земли на нашей планете. Люди из Роузмарки и окрестностей даже начали нам посылать фотографии своих сыновей и внуков, указывая на явное сходство с нашим пиктом и предполагая, что могут быть с ним в родстве.

Подобные археологические находки приносят удовлетворение в том смысле, что позволяют блеснуть при их демонстрации, но с точки зрения судебного антрополога они в то же время и разочаровывают, потому что, как бы мы ни были уверены в своих выводах, нет никого, кто может подтвердить, правы мы или нет, или указать, где мы ошибаемся. Как я впервые обнаружила еще студенткой, работая над проектом по культуре колоколовидных кубков, отсутствие достоверных свидетельств может очень сильно досаждать исследователю. Для меня, чем ближе по времени к нашей эпохе любые археологические материалы, тем больше шансов на успех, поскольку повышается вероятность найти документальные свидетельства, которые помогут более достоверно восстановить обстоятельства, которые мы изучаем, и реконструировать их на более надежных основаниях.

Вероятно, именно поэтому я так заинтересовалась маленьким ирландцем, жившим в XIX веке, с которым впервые познакомилась в 1991 году, когда проводила экскавацию в крипте церкви Святого Варнавы в западном Кенсингтоне в Лондоне. Сводчатый потолок церкви начал трескаться и грозил обвалиться, так что требовалось срочно что-то предпринять. Нас пригласили потому, что крипта использовалась для погребений, и тела следовало извлечь на поверхность, прежде чем строители возьмутся за укрепление стен. Мы получили разрешение архиепископа провести экскавацию: вскрыть гробы, кремировать тела, а пепел вернуть на освященную землю.

Наши покойники были похоронены в тройных гробах, которые в начале XIX века были популярны у богачей. Из-за своей многослойности они напоминали русские матрешки. Снаружи находился деревянный гроб, иногда обитый тканью, с декоративными ручками и прочими украшениями, а также с табличкой, на которой указывались имя и дата смерти его хозяина. Внутри помещался свинцовый саркофаг, запечатанный герметично, также с табличкой, указывающей на личность покойного. Свинцовые гробы были необходимы, чтобы жидкости при разложении не вытекали наружу, а впитывались в слой отрубей, покрывавший дно. Они также гарантировали, что запахи останутся внутри и не будут просачиваться наружу, в церковь, где могли бы оскорбить тонкое обоняние прихожан во время воскресной мессы.

Третий, последний гроб был более функциональным, обычно из дешевой древесины, например, вяза, и служил просто изнанкой свинцового. В нем покойный лежал на подушке, набитой конским волосом, с хлопковыми оборками — узор из дырочек на них имитировал дорогие английские кружева, — одетый в свой самый лучший костюм.

К моменту, когда мы взялись выкапывать останки, внешние гробы практически полностью разложились — сохранилось лишь немного древесины и декоративные элементы. С долговечными прочно запечатанными свинцовыми гробами дело обстояло по-другому. Нам пришлось вскрывать эти страшно тяжелые контейнеры, напоминающие гигантские жестяные консервные банки, чтобы добраться до внутренних деревянных гробов и извлечь то, что осталось от покойных. Мы получили разрешение на изучение и фотографирование останков, с целью определить, кто там похоронен. Задачей наших исследований было решить, можно ли извлечь ДНК из тел, похороненных в XIX веке. Сохраняется ли генетический код в свинцовом гробу?

Ответ, к сожалению, оказался отрицательным. При разложении тела образуется слабокислая жидкость. Поскольку вытекать ей было некуда, она вступила в реакцию с древесиной внутреннего гроба, образовав гуминовую кислоту, которая разрывает связь между базовыми парами (строительными элементами двойной спирали ДНК) и их костяком. Вся генетическая информация растворилась, превратившись в густую черную массу на дне гробов, напоминавшую шоколадный мусс (анатомы широко используют аналогии с пищей, описывая субстанции, с которыми им приходится иметь дело — прием, не всегда уместный, но очень эффективный).

С учетом количества захоронений и близости церкви к Кенсингтонским казармам, не было ничего удивительного в том, что многие покойные имели отношение к армии. Благодаря разным войнам, шедшим тогда в Европе, записи соответствующего периода исключительно информативны. Мы пригласили персонал из Национального музея армии в Челси, чтобы получить рекомендации по дальнейшей работе и указания на личности покойных, которые могли иметь историческое значение.

Одно захоронение их особенно заинтересовало, причем не столько из-за самой покойной, Эверильды Чесни, а из-за ее мужа, генерала Фрэнсиса Роудона Чесни из королевской артиллерии, который прославился не только военными подвигами, но и эпохальным плаванием по Евфрату на пароходе — путешествие, целью которого было доказать существование нового, более короткого пути в Индию, нежели долгие опасные плавания вокруг мыса Доброй Надежды. Мы оставили гроб Эверильды напоследок, на тот случай, если не будем укладываться в сроки, в надежде на то, что интерес к ней при необходимости даст нам дополнительное время. У нас было всего десять рабочих дней на то, чтобы открыть, зарегистрировать и перевезти содержимое шестидесяти свинцовых гробов.

Как ни печально, Эверильда скончалась и была похоронена в крипте вскоре после женитьбы. Когда мы открыли гроб, то обнаружили, что скелет ее уже фрагментировался. Остались нетронутыми лишь кости рук в тонких шелковых перчатках. Одна кисть была заметно крупнее другой, отчего мы заподозрили, что она страдала какой-то формой паралича. Сама по себе Эверильда для историков интереса не представляла — в отличие от прочего содержимого гроба. Ее эксцентричный супруг похоронил новобрачную вместе со своей полной парадной формой, в которой был на их свадьбе 30 апреля 1839 года. Он положил ей на ноги форменные брюки, на грудь — китель, рядом с головой — фуражку и сапоги возле ног. Форму мы передали в заботливые руки кураторов Национального музея армии, а Эверильду кремировали вместе с другими обитателями крипты. Их прах вернулся для захоронения в той же земле. С течением времени меня стал все больше интриговать загадочный муж Эверильды, коротышка ростом всего 1 м 62 см, которому при поступлении в академию пришлось вставить в сапоги пробковые вкладыши, чтобы удовлетворять армейским требованиям. Я читала книги, где он упоминался, и начала расследование обстоятельств его жизни. Однажды я наткнулась на сайт, названный его фамилией. Сделав глубокий вдох, я опубликовала там пост с вопросом о том, не знает ли кто-нибудь, где хранятся дневники, которые, как я выяснила, он вел. В ответ я получила чудесный е-мейл от Дейва, прямого потомка генерала Чесни, который живет в окрестностях Чикаго. С этого началась наша дружба по интернету, продолжающаяся вот уже пятнадцать лет. Стоило мне узнать новые детали о его семье, я спешила их сообщить его старому отцу, который всегда с нетерпением ждал новостей. «Нет ли чего-нибудь от той дамы из Шотландии? — спрашивал он Дейва. — Что еще она разузнала?»