Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Воображала (СИ) - Тулина Светлана - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

Некоторое время Врач смотрит на неё, задумчиво сузив глаза. Похоже, её слова заставили его пересмотреть дальнейшую тактику, и вот он лихорадочно пытается сообразить, как вести разговор. Наконец решается:

— Хорошо, тогда я тоже буду циничен. Хочу, чтобы ты всё знала с самого начала, и тогда уже решала, с открытыми глазами, понимаешь? Предлагаю тебе сделку!

— Сделку?

— Да. Мы с тобою можем друг другу помочь. Ты же не собираешься всю жизнь заниматься мелкими шалостями?! Значит, нужен помощник. Агент. Как и любому таланту. Охранять, помогать, защищать интересы. Так почему не я? Твой отец — слишком хороший охранник. Он будет оберегать тебя от всего, и от тебя самой тоже. Он никогда не позволит тебе рисковать. Он бы тебя и из пелёнок не выпустил, если бы смог! Я — дело другое. Мы — шанс друг для друга, понимаешь? Скоро вокруг тебя будет не пропихнуться. Как только станет известно… как только поверят. Но я был бы первым! Да, я не альтруист. Моей первой мыслью было: «Вот идёт твой шанс и ты будешь трижды дурак, если не разобьёшься в лепёшку ради этого симпатичного шанса»! Ну так что — договорились?

— Ага! — говорит Воображала радостно. Но потом осторожно переспрашивает: — А о чём?

— Я помогаю тебе — ты помогаешь мне. Справедливо?

— Вполне.

— Тогда — по рукам?

— Ага! А что от меня-то нужно?

— Сначала — реклама. Броская, яркая. Чтобы наповал.

Улыбка Воображалы тускнеет.

— Вы собираетесь меня… продавать?

— Не тебя и не продавать. Просто показать всем. Что-нибудь зрелищное и яркое, запоминающееся… Для солидных исследований нужны деньги, и большие деньги, а для этого надо тобою заинтересовать того, у кого такие деньги имеются… Ну как, сможешь сбацать что-нибудь этакое?

— Хорошо… — тянет Воображала. Внезапно глаза её расширяются, Улыбка становится хитрой и довольной.

— Хорошо! — повторяет она с мстительным злорадством. — Я, пожалуй, сделаю одну штуку. Очень красивую штуку… Я её уже делала как-то раз, но тогда мне не дали довести до конца.

Она откидывается на спинку прозрачного кресла, разминает кисти рук. Врач вскакивает, оглядывает помещение кафе, морщится, нервно ломает пальцы:

— Не здесь… Давай там… На улице!

Он хватает её за руку и почти силой выволакивает из-под навеса. Это выглядело бы грубо, если бы не умоляющий голос:

— Ну давай, пожалуйста! Красиво и мощно… Чтобы сразу… Ты уж постарайся!

Вечерний проспект. В сиреневых сумерках ярко сияет рекламный щит у остановки троллейбуса на противоположной стороне. На самой остановке — человек семь-восемь. Прохожих немного, все спешат. Две чёрные длинные машины стоят у тротуара за остановкой, в зеркальных стёклах отражаются скользящие мимо автомобили. На низеньком бордюрчике сидит оборванный подросток с сигаретой.

— Я постараюсь… — говорит Воображала и смыкает кончики пальцев. Улыбка у неё отстранённая, голова склонена набок. Разведя руки, она растягивает голубовато-оранжевые светящиеся нити — они ярко горят в незаметно наступивших сумерках и чуть потрескивают случайными искрами. Скрутив резким движением кистей рук эти нити в яркий жгут, Воображала ловко цепляет его зубами и, скосив на врача насмешливый взгляд, перекусывает-обрывает. Теперь с её пальцев свисают неровные обрывки, они качаются, мерцают, сплетаются, удлиняются, вяжут ажурное светящееся кружево. Кружево это разрастается, вскипает пенными волнами, закручивается в спиральные вихри и вдруг взрывается беззвучно, рассеившись искристым облаком.

В первый момент кажется, что всё кончилось. Но глаза привыкают, и становится ясно, что это не так. Огненный шквал не исчез, он просто растёкся, размазался, растворился в сиреневых сумерках. Стены домов полны мерцающими огнями, пылают контуры фонарей, из-под колёс спешащих мимо машин разлетаются волны огня и огнём горят следы немногочисленных прохожих. По небу беззвучными всполохами растекаются полосы северного сияния, на ветках деревьев, антеннах и ажурных прутьях балконных перил переливаются огни святого Эльма. Мерцает сам воздух, у любого движущегося предмета, будь то человек или машина, появляются длинные зеленовато-светящиеся шлейфы. Воображала вытягивает полупрозрачные руки над головой — между ними проскакивает длинная искра, потом другая, третья, искры сливаются в сплошной разряд.

Всё больше людей останавливается, запрокинув голову, и на лица их ложится разноцветно-мерцающий отсвет. Не понять — утро, день или вечер, на фиолетовом небе распускается переливчатой аркой оранжевая радуга, разноцветный светящийся дождь барабанит по асфальту, превратившемуся в тёмное зеркало. Между вскинутыми руками Воображалы с сухим потрескиванием сияет вольтова дуга, сама она давно уже потеряла материальность и объём, стала линейной, словно набросок тушью — только если вместо туши использовать расплавленное солнце.

Взвизгнув тормозами, останавливается машина, её заносит, разворачивает поперёк улицы. На балконах появляются люди, распахиваются окна, нарастает тревожный звон, перекрывает уличные шумы и шипение плазменного разряда над головой Воображалы.

Подросток на бордюре сосредоточенно разглядывает опустившуюся у его босой ноги оранжевую снежинку. Некоторое время хмурится в недоумении. Потом переводит взгляд на зажатый в пальцах окурок и понимающе ухмыляется. Звон нарастает, и нарастает напряжение света. Длинные искры проскакивают не только между металлическими предметами, они раскалённой проволокой сшивают стены домов, деревья, машины, окутывают стремительной огненной паутиной замерших на тротуарах людей, сплетаясь в тонкое неверное кружево, готовое рассыпаться от малейшего движения, но тут же возникающее вновь, быстрое, почти неуловимое, сияющее, и нарастающий звон начинает казаться звоном сотен тысяч огненных струн, перетянутых и готовых вот-вот лопнуть, взорваться, рассыпаться золотым фейерверком.

Прозрачный силуэт со вскинутыми над головой руками, контур, очерченный по яркому фону чуть более ярким.

Залитый ослепительным бестеневым светом тротуар, каждая мелочь проступает неестественно резко — смятый фантик, бумажный стаканчик, пуговица, треугольный осколок стекла, окурок в губной помаде… Залитая этим же светом фигура Врача — необычно плоская, словно вырезанная из картона, никаких полутонов, только белое и чёрное, — одна рука рвёт галстук, другая тянется вперед, рот перекошен. Он кричит, но слов не слышно. Звон незаметно переходит в женский голос — высокий, звенящий, в песню без слов.

Врач, шатаясь, делает шаг к Воображале, с трудом, словно против шквального ветра. Пытается схватить её за плечо, но пальцы проходят сквозь очерченный пламенем контур и натыкаются на витринное стекло. Врач отдёргивает руку. Контур заполняется крутящейся дымкой, песня-звон приглушается, сквозь неё прорываются отдельные слова:

— … Вика!.. не надо… атит… ика…

Воображала стремительно обретает материальность, улица линяет опущенной в кипяток акварелью, фантастическая раскраска сползает с неё, как дешёвый макияж под дождём. Звон сходит на нет. Воображала — теперь уже совсем-совсем настоящая и материальная — смыкает руки, сдавливая вольтову дугу в маленькую шаровую молнию и швыряет её в асфальт. Негромкий взрыв и вспышка лишь подчёркивают наступившие после них сумерки и тишину.

Воображала спрашивает неуверенно, почти заискивающе:

— Ну, вот… как-нибудь так… думаешь — подойдёт?..

Врач кивает, с трудом оторвав взгляд от чёрной воронки в асфальте. Над воронкой поднимается дымок. Лицо у Врача бледное, но довольное.

интроспекция

Взгляд на ту же самую сцену, но со стороны, метров с тридцати. Из кафе, где круглые столики толстого стекла. Голос, похожий на голос Воображалы, произносит с незнакомыми взрослыми интонациями:

— А ничего, однако. Впечатляет. Думала — хуже будет. Было, то есть…

Глава 7

То ли девушка, то ли женщина, очень похожая на Воображалу, сидит у столика, наблюдая за происходящим на улице. Выглядит она старше, опытнее, увереннее — невысокая щуплая взрослая женщина трудноопределимого возраста, ей может быть как двадцать, так и сорок. Модная короткая стрижка, неброский макияж, тёмные очки. Волосы подкрашены чёрным на висках, блейзер скорее бежевый, чем оранжевый. За столиком она не одна. Её спутница сидит спиной к камере, красный пиджак в чёрный горох, гладко зачёсанные прямые чёрные волосы с редкими проблесками красных прядок.