Идеальный мерзавец (СИ) - Майер Жасмин - Страница 35

Я полна решимости и не представляю, что может помешать мне. Юра, который палец о палец не ударил, когда я уходила? Вряд ли он проявит чудеса настойчивости и станет уговаривать меня не рушить отношения. В конце концов, за эту неделю он не воспользовался ни одним доступным ему средством связи со мной. Видимо, Юра так же сильно уверен в том, что я вернусь к нему обратно, насколько Марк не верит, что сейчас я не лечу в один конец.

Марк долго целует меня перед таможенным контролем, за который ему нет хода. Люди с очереди на регистрацию на рейс уже прошли мимо, и сейчас бродят где-то между магазинами «Дьюти-Фри».

Скоро объявят посадку, а я вся еще отвечаю на его более чем страстные поцелуи, на глазах у всех. Таможенники не могут скрыть улыбки. Туристы на разных языках, глядя на нас, говорят между собой о том, что Кипр — это остров молодоженов.

— Я должна идти, — выдыхаю я, — правда, Марк. Мне пора, уже объявили посадку.

Он убирает руки с моей талии.

Я делаю шаг, еще шаг. Я должна. И протягиваю паспорт в окошко.

— Я вернусь, Марк, — говорю тихо, но он читает слова по моим губам.

Беру паспорт у улыбающегося таможенника и пересекаю красную линию. Обратного пути нет.

И все же я оборачиваюсь в последний раз прежде, чем пересечь красный рубеж на полу.

Марк стоит бледный. На нем совершенно нет лица, как будто из него разом выкачали всю кровь.

Пытаюсь проследить за его взглядом и натыкаюсь на кривую ухмылку красных губ.

Рыжая Марианна подпирает стену плечом. Даже отсюда я чувствую запах перегара. Она совершенно пьяна, а лицо опухло от слез. На ней нет косметики, кроме губной помады, но та растерлась кривой улыбкой Джокера, а одежда помятая и несвежая на вид.

— Вера! — кричит Марк. — Иди на самолет!

Марианна отлипает от стены и, шатаясь, идет на меня.

— Вера!

— Сэр, вам сюда нельзя!

Марианна останавливается передо мной. Красный рот кривится в усмешке.

За моей спиной ругаются и кричат, но я слышу только один голос, который умоляет меня уйти от этой сумасшедший и не слушать ее.

— Этот мерзавец тебя тоже трахнул… — она смотрит исподлобья на Марка. — Хорошо тебе было, Вера?

Перед глазами появляется та фотография, которую Марк мельком показал мне на пляже: рыжие волосы на голой спине, шикарная задница и мужское тело рядом с ним.

Осознание истины вдруг с размаху впечатывается в живот, выбивая из меня весь воздух. Чудом, что я не сгибаюсь пополам из-за боли, которая растекается по венам.

— Когда? — каждая буква царапает глотку изнутри, разрывая плоть до костей. — Когда он…

— После того, как ты отшила его в кафе.

В тот же день, когда я приняла решение, что останусь с ним, несмотря на его предпочтения, после того, как трахнул меня на пляже, он нашел ее. И отомстил.

А на следующий вечер трахнул меня.

Забыл, как заниматься любовью, Марк? А знал ли ты, каково это?

Не оборачиваюсь. Не беру в руки снимки, которые сует мне под нос Марианна. На пляже я видела другой кадр, на котором не было улик, вроде постельного белья и даже ворса ковролина возле кровати. Эти снимки он оставил ей или ее жениху, ведь так он поступал со шлюхами-невестами.

Я считала, что кадры сделаны в туалете аэропорта. Но это не так.

Меня едва не выворачивает наизнанку посреди бутика от всплывшей в памяти фразы: «Хочу сфотографировать тебя, Вера».

Мое имя несется мне в спину, и из-за того, как оно звучит из его уст, мне так больно, словно с каждым разом внутри меня ломается одна кость.

Вера!

ВЕРА!

Я же ломаюсь и крошусь изнутри. Руки немеют, а ноги меня едва держат.

С трудом доползаю до туалета, и случайный звук сливаемого в соседней кабинке бачка довершает дело. Склоняюсь над унитазом, и меня долго рвет.

Очень хочется заодно выблевать и все воспоминания, которые кислотой проедают меня изнутри.

Совершенно не помню, как добралась до самолета.

Помню только, что в салоне меня пересадила стюардесса, потому что я рухнула на первое попавшееся кресло, а слезы мешали рассмотреть номер и букву на отрывной части посадочного билета.

ГЛАВА 42

Марк

— Вам нельзя! Запрещено!

Красная полоса на полу между двумя кабинками паспортного контроля, как непреодолимая граница, после которой все, что я строил эту неделю, смыло к чертям собачьи бездушным приливом.

Как в замедленной съемке, я видел снимки в руках этой рыжей женщины. Она даже не пыталась отомстить. Слишком пьяна была для этого, раскаиваясь и оплакивая то, что не ценила, пока оно у нее было.

В чем-то мы с ней похожи, правда?

Я ведь говорил, что с такой, как Марианна, мы живем по одну сторону пропасти, которая теперь между мной и Верой только увеличилась. Разрослась до непреодолимых границ, размером с океан между двумя материками. Я кричу в пустоту.

Вера стоит в каких-то ста метрах от меня, и я вижу даже по напряженной спине — ей больно. Очень больно.

Я не вижу, как она уходит, меня оттаскивают охранники и таможенники. Говорят на трех языках, но сейчас я не понимаю ни русского, ни греческого, ни английского.

А еще я не должен терять ни минуты.

Так как я не пытаюсь прорваться дальше, меня отпускают. Бегу к стойке авиакомпании, чей чартер поднимется в небо через час.

Там очередь.

Иду через толпу, как горячий нож сквозь масло. Сзади предсказуемо возмущаются. Останавливаюсь у стойки, не глядя на пожилую пару, которые как раз оформляли билет.

— Мне нужен билет.

Девушка теряется от такой наглости. Очередь позади меня закипает. К толпе я и оборачиваюсь:

— Плачу пятьсот евро сверху тому, кто уступит мне свой билет!

— Дорогой, может, ты полетишь следующим? — тут же реагирует старушка. — Видимо, этому молодому человеку очень надо.

— Очень, — горячо подтверждаю я. — От меня невеста сбежала. Практически из-под венца. Надо догнать.

— Бери мой билет, мужик! — встревает дородный бородатый мужчина.

Оформившись и расплатившись наличкой из ближайшего банкомата, после быстрой регистрации на рейс, я снова возвращаюсь к паспортному контролю.

Таможенники смеряют меня презрительным взглядом.

Смиренно протягиваю паспорт.

Когда мы заехали на квартиру к Паше за вещами Веры и чтобы оставить ключи под ковриком, а после ко мне домой за остальными вещами, оставленными там Верой, то, поддавшись какой-то седьмой чуйке, я захватил с собой и свой паспорт. Если бы это было не так, хрен бы я успел на ночной чартер. Вылетел бы не раньше шести утра, а где искать Веру — я не знаю.

В то, что она ответит на мой звонок, я сильно сомневаюсь. Как и в то, что она придет в забронированный номер отеля.

Нельзя терять ее из виду. Как ловил ее в прошлый раз в аэропорту, так поступлю и сейчас. Могу успеть. Рейсы уходят один за другим. У меня нет багажа и я умею быть настойчивым, когда спешу.

Как сейчас.

Но таможенник не торопится.

— Что натворил? — листая мой паспорт, уточняет грек, на глазах у которого мы с Верой так самозабвенно целовались четверть часа назад.

— Изменил.

— Раскаиваешься? — спрашивает так, как будто только от этого ответа зависит его решение, пропускать меня дальше или нет.

— Очень.

С видом святого отца, таможенник кивает и возвращает мне документ, словно отпуская грехи.

Если бы все было так просто.

Мчусь в «Дьюти-Фри» и молюсь о том, чтобы не встретить Марианну. Тогда из страны меня точно не выпустят.

Посадка на рейс Веры уже закончена. Табло мигает красным.

— Сэр, вам сюда?

Если бы.

Качаю головой и смотрю, как гейт закрывается. Бегу на собственный рейс.

Уже сидя в самолете, вижу, как самолет, в котором сейчас Вера, выруливает на взлетную полосу. Мигает огнями в ночи. И с ревом мчится мимо, унося от меня женщину, благодаря которой я снова поверил в любовь.

Мой убитый чартерный самолет в зоне турбулентности трясло так, что соседи по креслу молились в голос. И все же через три с половиной часа он благополучно приземлился в аэропорту нашей большой и необъятной родины.