Осколки старого мира (СИ) - Нетылев Александр Петрович - Страница 43

— Ну, что встали? Пошли! — торжествующе сказала девушка.

Кажется, ей потребовалось немало усилий, чтобы удержаться и не показать язык.

А такой способ перемещения был действительно гораздо удобнее, чем прорубание пути с помощью тесаков. Отряд продвигался лишь немногим медленнее, чем по настоящей дороге. Учитывая, что в этом лесу не было намека даже на тропу, это был лучший результат, чем можно было даже надеяться.

Пели птицы и стрекотали насекомые. Тянулись к небесам вершины деревьев. Казалось, сама природа говорит:

«Смотрите, люди, смотрите. Вот что я могу без вас. Думайте в гордыне своей, что способны меня разрушить; на самом деле все, что вы можете, это разрушить самих себя. А я буду существовать и процветать, когда кости последнего человека на земле сгниют и рассыплются прахом. Потому что в конечном счете вы — лишь мелкое пятнышко на странице моей истории»

Лес словно издевался. Люди называли эти земли Пустошами. Они никогда не были здесь, ибо боялись заходить во владения Порчи. Но опираясь лишь на свою фантазию, они уверяли друг друга и самих себя, что там, где они жить не могут, невозможна никакая жизнь. Что Пустоши — царство смерти.

Что ж, интересно было бы посмотреть на реакцию тех, кто это придумал, доведись им побывать в этих зарослях, исполненных жизни. Торжествующей жизни. Жизни без людей.

Килиан хмыкнул. Сперва он берег дыхание. Но часу ко второму атмосфера дикого леса сделала свое дело, и ученый стал негромко декламировать:

— Будет ласковый дождь, будет запах земли,

Щебет юрких стрижей от зари до зари,

И ночные рулады лягушек в прудах,

И цветение слив в белопенных садах.

Огнегрудый комочек слетит на забор,

И малиновки трель выткет звонкий узор.

И никто, и никто не вспомянет войну —

Пережито-забыто, ворошить ни к чему.

И ни птица, ни ива слезы не прольёт,

Если сгинет с Земли человеческий род.

И весна… и весна встретит новый рассвет,

Не заметив, что нас уже нет.

— Красиво, — оценила внимательно прислушивавшаяся Лана, — Это ты написал?

— Шутишь? — фыркнул юноша, одновременно смущенный и довольный тем, что она услышала и оценила, — Из меня поэт, как из вола иноходец. Это стихи Дозакатной поэтессы Тисдейл. Люди предсказывали на протяжении многих веков, что рано или поздно доиграются. Но Закат все равно грянул внезапно, как снег в декабре.

— Понятно… — со странной интонацией ответила девушка.

— Ты хочешь что-то спросить, — это был скорее не вопрос, а утверждение.

— Почему ты так помешан на всем этом? — осведомилась она, — То есть, конечно, Дозакатная культура — это интересно. И пользы это нам уже принесло немало. Но порой мне кажется, что у тебя каждая мысль на эту тему. Почему?

Почему… Это был сложный вопрос. Неожиданно сложный. Хотя бы уже потому что та причина, которую чародей называл самому себе, в действительности не лежала в первооснове его мотивов.

— У меня это хорошо получается, — пожал плечами Килиан, — Я многое знаю об этом и легко узнаю новое. Поэтому я…

— Чувствуешь свою ценность, — закончила за него Лана, — Чувствуешь, что только тогда ты имеешь право существовать, когда оправдываешь это своими знаниями.

Килиан вздохнул. От этих слов было больно. И это было верным признаком того, что по крайней мере крупица истины в них есть.

— Но все равно, — заметила девушка, — Думать только об этом — это ненормально. Это нездорово.

— Я не только об этом думаю, — глухо ответил юноша.

— Вот как? А о чем же еще?..

— Ну, например…

Повинуясь внезапному порыву, Килиан поцеловал ее. Впоследствии, оглядываясь назад, он сам не мог понять, что подтолкнуло его к этому. Несложно было догадаться, что это… крайне тупо.

Тупо, но приятно. Губы девушки мягкостью напоминали тончайший шелк. Едва коснувшись их, ученый вдруг утратил здравомыслие и самоконтроль. Какая-то часть его испугалась этого, но большая — даже обрадовалась. На секунды он позволил себе забыть обо всем, включая и их цель, и неотвратимо приближающееся будущее, и наблюдавших за ними солдат. Он просто наслаждался этим странным ощущением, отдавшись магии момента.

Считанные секунды длился этот внезапный поцелуй. А затем чародейка резко отстранилась, и щеку ученого обожгла хлесткая пощечина.

— Извини, — сказал он, потирая лицо, — Сам не знаю, что на меня нашло.

В какой-то момент у него возникло странное ощущение, что эти слова разозлили ее даже больше, чем сам поцелуй.

— Ну да, конечно, — фыркнула девушка, вытирая губы, — На тебя что-то нашло, ты не виноват, оно само. Твое либидо живет своей собственной жизнью, и ты его не контролируешь. Хоть бы уж ответственность взял за свои действия, вот честно. Аж противно стало.

Каждое слово причиняло ему боль, но Килиан сознавал, что все это, в общем-то, заслуженно. Да, он действительно поступил тупо. Он понимал, что между ним и Ланой ничего нет. Да и не может быть.

Как бы ни хотелось обратного.

— Я полностью принимаю ответственность за свои действия, — ровным голосом ответил чародей, — Но это не мешает мне пытаться объяснить их мотивы.

— Ага, именно принятие ответственности всегда выражала фраза «не знаю, что на меня нашло», — закивала Иоланта, — Да-да, я верю. Какая я дура, что сразу не догадалась, да-да.

— Не хочу прерывать вашу милую семейную ссору, — вдруг вмешался Тэрл, — Но за нами следят.

Ни стрекот цикад, ни пение птиц, ни тихое позвякивание кольчуг не прекратились. Но по контрасту с недавним разговором на повышенных тонах действительно могло показаться, что наступила тишина.

— На два часа, — шепотом пояснил гвардеец.

Килиан извлек из сумки свинцовый шарик, готовясь выпустить по наводке разряд молнии, но Лана покачала головой:

— Не надо. Мы не знаем, что это. А если оно не агрессивное?

Ученый пытался рассмотреть наблюдателя, но заросли были слишком густыми. Зато он понял, что именно насторожило Тэрла: еле заметное синее свечение.

Похоже, что они столкнулись с тварью Порчи.

— Держите оружие наготове, — распорядился гвардеец, — Если оно проявит агрессивность, стрелять без команды. Заходите с левого фланга.

Его солдаты нацелили на заросли винтовки, но сам Тэрл взял в одну руку меч, в другую — фосфорную гранату. Сделав знак Килиану и Лане следовать за ним, он направился к источнику свечения.

Шаг, еще шаг. Они не видели тварь, но тварь видела их. Это раздражало и пугало, заставляя подрываться на каждый подозрительный шорох.

Аккуратно, лезвием меча Тэрл отвел в сторону ветки, и тогда путешественники наконец увидели лицо твари.

Именно так, лицо, а не морду. До сего момента Килиан не встречал тварей Порчи, похожих на людей, и даже не слышал о них. Но именно человека напоминало это существо.

Весьма отдаленно, впрочем. Кожа существа имела землисто-серый оттенок и напоминала сухой пергамент. Низкий, скошенный лоб без каких-либо следов волос. Маленькие поросячьи глазки горели лихорадочным огнем, как у безумца или наркомана. Щеки ввалились, вызывая непрошенную мысль о том, сколько времени не ел этот бедолага, а открытый рот демонстрировал гнилые, но очень острые зубы.

Против воли Килиан подался назад. Краем глаза он заметил, что даже невозмутимый Тэрл не смог сохранить хладнокровие, глядя на это существо. Дело даже не в том, было ли оно опасно: судя по размерам головы, ростом оно было чуть больше полутора метров, а весом едва ли килограммов шестьдесят; но весь его вид побуждал дремучий, первобытный страх — тот страх, что побуждал предков сторониться больных чумой или проказой. Страх перед хрупкостью, уязвимостью человеческого тела и разума.

Существо смотрело настороженно, переводя взгляд с Ланы на Тэрла и обратно. В этом взгляде не было осмысленности: это был взгляд не человека, но зверя.

— Не приближайся, — с тихой угрозой сказал Тэрл, выставляя перед собой меч.

В тот же самый момент Лана потянулась к сознанию существа, и это было ошибкой.