Осколки старого мира (СИ) - Нетылев Александр Петрович - Страница 32

Праздник, да. Ей должно быть радостно и весело. Даже если хочется плакать, она должна улыбаться, принимать поздравления и тупить глазки в ответ на восхищенные взгляды толпы.

Она должна.

— Я все думаю, куда пропал Килиан, — нашлась Лана.

Разговор с Лейлой окончился отнюдь не сразу, но Лана его почти не запомнила. А уже при прощании случилось нечто такое, что испортило ей настроение окончательно. Амброус бросил на нее один-единственный взгляд.

Это уже не был взгляд, выражающий лишь холодную вежливость. Но и тепла в нем тоже не было. Взгляд, исполненный превосходства, уверенности и какой-то… властности, что ли. Ощущения того, что он крепко держит в кулаке ее разум и ее душу.

Лана ошибалась. Амброус видел, прекрасно видел ее влюбленность в него. Он видел, что она готова прыгать вокруг него, как собачонка. А на собачонку никто и никогда не посмотрит как на равную себе.

Люди на балу перестали обращать на нее внимание: не выдержав этого взгляда, Лана набросила на себя покров отведения глаз. А потом, развернувшись, тихо ушла. Сдерживаемые слезы душили ее. Горло схватывало спазмами. Но нельзя было плакать: если заплачет, привлечет общее внимание, и покров спадет. А она не желала портить Лейле ее день своими собственными печалями.

На негнущихся ногах Иоланта шла прочь. Наконец, она нашла тихий закуток, где, как ей казалось, ее никто не найдет. Усевшись прямо на пол, она разрыдалась. Плакала она почти беззвучно, лишь время от времени тихонько всхлипывая.

И тем больше было ее удивление, когда на границе восприятия она увидела мужскую руку, протягивающую платок.

— Что случилось? — спросил Килиан.

— Ничего, — глухо ответила девушка.

Неужели тут даже поплакать нельзя спокойно?! Неужели так сложно было просто пройти мимо и оставить ее наедине со своими чувствами?

— Из-за «ничего» так не плачут, — серьезно сказал чародей, — Что случилось?

Лана мотнула головой.

— Кили, правда ничего. Я просто расклеилась. Это пройдет.

— Так… похоже, тут что-то очень серьёзное.

Не прислушиваясь к ее просьбам, Килиан опустился на пол рядом с ней, подставляя плечо.

— Скажи, Лана, я похож на идиота? — спросил он вдруг.

— Н-нет…

Практически вопреки собственному желанию, девушка спрятала глаза, уткнувшись лицом в ткань его рубашки.

— Тогда зачем ты пытаешься делать вид, будто тебе лучше, чем на самом деле? Поверит в это только идиот. Рассказывай!

И она рассказала. Путанно, то перескакивая с одного на другое, то срываясь в рыдания. Ей казалось, что Кили будет смеяться над ней, но он не смеялся. Не стал он и говорить чего-нибудь вроде «не плачь» или «он того не стоит». Просто молча слушал, за что Лана была ему очень благодарна. Ей не хотелось никаких успокаивающих глупостей. Ей хотелось просто выговориться. Понял ли это учёный, или просто, что за ним водилось, не знал что сказать? Лана не знала ответа. Но знала, что по мере того, как рвущиеся наружу эмоции выходили, ей становилось немножечко легче.

— Спасибо, Кили, — нашла в себе силы улыбнуться она, — Ты настоящий друг.

Глава 9. Ставки сделаны, господа

Переступив через бездыханное тело молодой рабыни из народа ансаров, Намир с неудовольствием покачал головой. Сильно сдал старик Мустафа после происшедшего на островах. Это была уже третья за эту неделю и, очень на то похоже, не последняя.

Прекрасно понимая, что незваный визитер может и молнией получить, хозяин морей (сам Намир предпочитал дозакатное словечко «адмирал») отошёл чуть в сторонку от входа в покои Первого Адепта и постучался. Затем, выждав несколько секунд, откинул полог и вошёл внутрь.

Халиф Мустафа полулежал на горе шелковых подушек, а у его ног суетилась ещё одна рабыня. Выбиваясь из сил, она старалась заслужить одобрение господина, чтобы сегодня уйти живой. Впустую: после возвращения с островов халиф убивал каждую из своих женщин. И нередко весьма и весьма мучительно.

Да, сдал он всё-таки очень сильно. Хоть он и добился того, чего хотел, уродливый ожог на всю левую сторону лица доставлял ему адскую боль. Левый глаз приходилось закрывать специальной увлажняющей повязкой: вспышка энергии в момент разрушения сдерживающего поля напрочь сожгла ему веко.

Но самой болезненной раной была рана, нанесенная его гордости. Пока лучшие лекари халифата складывали поломанные кости, он лежал и проклинал «ведьму», нанесшую ему столь позорное поражение. После же того, как большая часть ран залечилась, все чаще срывал злобу на рабынях. Дела государства его уже мало интересовали.

— Повелитель, — Намир склонился в глубоком поклоне, но взгляд исподлобья был гордым и дерзким. Хотя адепт уступал Первому в могуществе и подчинялся ему, посвящение возвышало их обоих.

— Говори, — откликнулся Мустафа.

— Владыка Лефевр говорил со мной, повелитель.

Он не торопился продолжать. Дела, связанные с Владыками и поисками Гмундна, адепты обсуждали исключительно в отсутствие непосвящённых. Чаще и вовсе в мысленной связи, но после ранения Первый Адепт был еще слишком слаб для неё.

— Вон, — коротко бросил халиф.

Девушка бросилась к выходу, на ходу вытирая лицо от крови и семени и явно не веря своему счастью. На какой-то момент Намир почувствовал к ней лёгкое сочувствие. Все же ансары были их дальней родней, хоть их кожа и была противоестественно светла. Мустафа же ныне проявлял бессмысленную жестокость, какой не позволял себе в те годы, когда восходил на трон.

Что же изменило его — раны? Или все же власть? Говорят, что власть развращает, но Намир в это не верил.

Она лишь выводит на свет то, что человек прячет в себе.

— Что сказал Владыка? — спросил Первый, как только за рабыней закрылась дверь.

— Владыка спрашивал, почему так долго. Он знает, что мы нашли координаты.

Моряк постарался, чтобы это не прозвучало как завуалированное оскорбление. Как ни крути, а план предусматривал, что они направят корабли на Гмундн сразу же, как расшифруют координаты, — что со знаниями самого Владыки не заняло больше одного-двух дней. Однако ранение халифа, поражение флота — и инициатива была потеряна. Теперь же вместо того чтобы сразу же пуститься исправлять ситуацию, Первый Адепт проводил время, лелея свою ненависть.

— Что ты ответил? — ироничное изгибание брови смотрелось слегка пугающе с сожженными бровями.

— Что мы ждём подкрепление с западных и южных берегов. Мы потеряли много кораблей в битве за острова.

Мустафа кивнул. Эти слова не были ложью: лгать Владыке никто из них не осмелился бы. Но правду тоже можно подать по-разному. Больше всего Первый Адепт опасался, что его слабостью воспользуются, чтобы выставить его в дурном свете перед Владыкой.

И вот ирония, именно этот страх как раз и побуждал его выставлять в дурном свете самого себя.

— Подготовьте «Непобедимый». Я лично возглавлю экспедицию.

Намир поклонился.

— Будет исполнено, повелитель.

— И сократите количество брандеров: в прошедшем бою они показали себя плохо. Но полностью от них не избавляйтесь: всегда стоит иметь лишний козырь в рукаве.

Хозяин морей мельком подумал, что рано сбросил Первого Адепта со счетов. Именно этим качеством Мустафа привлек внимание Лефевра, и за счёт него же завоевал власть на континенте.

Он всегда запасал в рукаве минимум один козырь.

— И ещё одно, — все же добавил Первый, — Если кто-то из вас наткнется на эту ведьму… Захватите ее живой и приведите ко мне. Я заставлю ее заплатить за все. Она будет расплачиваться остаток своей жалкой жизни…

— Будет исполнено, повелитель, — послушно повторил Намир. Хотя и подумал, что эта одержимая ненависть не доведет их до добра.

— Владыка Лефевр будет править.

— Вовеки веков.

Стабильность, упорядоченность и даже шаблонность дней Килиана повергала Лану в уныние. Хотя чародей мог при необходимости выдать что-то оригинальное, нестандартное и непредсказуемое, чаще всего необходимости он в этом не видел. Учёный сам напоминал машину или механизм, следуя определенному установленному алгоритму всегда, когда ситуация не требовала взять «ручное управление». И хотя Лана старалась время от времени внести в этот алгоритм разнообразие, в скором времени учёный возвращался на старую колею.