Черная Вдова. Возмездие - Штоль Маргарет - Страница 37

– Хватит. Просто прекрати, – вырвалась из ее объятий Ава. Она пыталась прийти в себя, кивая и растирая лицо. – «Все знаки, которыми люди показывают, что они в норме, все до единого я предоставлю тебе. Просто давай закончим этот разговор». – Все хорошо. Я буду в порядке.

– Но ты не в порядке, – ответила Сана.

– Давай двигаться дальше. Мы можем поговорить об этом потом. – Ава вылетела из уборной и вернулась к столу.

«Мои глаза опухли. Лицо красное. Из носа течет. А Данте все это видит. Должно быть, он в ужасе...»

Данте встал, едва она подошла:

– Я ухожу, – он поднял фехтовальный чехол. – Вы, двое, останьтесь и поговорите.

Он не успел выйти из-за стола.

«Да. В ужасе».

Ава посмотрела на него, глубоко вздохнула. Содрогнулась всем телом, как ребенок, пытающийся остановить истерику.

«Осторожней».

Она взглянула на него снова:

– Может, ты просто хочешь сменить обстановку? Проводить меня до метро, например?

Он удивленно воззрился на нее:

– Ты уверена?

Она снова вздрогнула и поняла, что на этот раз – от усталости:

– Да. Я просто измотана до предела. Нужно вернуться домой и отоспаться.

– Мне это знакомо, – сказал Данте. Через несколько секунд он открыл дверь и вышел за ней в холодный ночной воздух.

Вскоре, шагая в одном ритме, они спускались по Флэт- буш-авеню.

– Мне очень жаль, – наконец проговорила Ава. – Правда. Я знаю, что вела себя странно сегодня. Я просто... редко выбираюсь.

– Понимаю, – ответил Данте. – У меня сейчас полно проблем в школе.

Без него. Ты не можешь сказать этого или я не права?

Он пожал плечами:

– Не могу представить себе военную школу.

Военная школа. «Что?» – вот что она ему сказала. Соврала? Ава так устала от лжи, конспирации и обмана. С другой стороны, чем Академия отличалась от военной школы?

«Думаю, отчасти это правда».

Данте перекинул мешок для фехтования на другое плечо, и Ава сменила тему.

– Кстати, как твои тренировки?

– Великолепно. То есть нормально, – он пожал плечами.

– Да? – Ава улыбнулась. – Как так?

Данте остановился и протянул ей чехол. Она поняла, что он пуст, едва взяла его. Нейлоновый корпус оказался таким легким, что Ава могла бы держать его кончиками пальцев. Стоило ей поднять чехол, как он сдулся почти наполовину:

– Где твои шпаги?

Он смотрел на уличные огни. Машины стояли на перекрестке:

– Ну, в общем, я бросил.

Ава была удивлена:

– Но я видела тебя в Фили. Ты казался таким...

– Он был лучше, – просто ответил Данте.

Ава долго молчала.

– Все было лучше, – выговорила она, а потом взяла его холодную руку.

Когда он наконец посмотрел на нее, Ава увидела, что у него текут слезы. Он сжал ее пальцы, а затем вытер лицо рукавом куртки, кивнув:

– Я знаю. Все идет к черту.

Вот она – правда. Невероятный повседневный ужас. Так было, хотели они того или нет.

– Вот почему ты не писала, – сказал Данте.

Ава кивнула:

– Иногда мне трудно дышать. Я задыхаюсь.

– Не могу слышать, как люди разговаривают друг с другом, – добавил Данте. – Как будто подслушиваешь в ресторане чужую беседу и нужно уйти. Все это так глупо. Весь этот мир.

– Я чувствую себя так, будто засунула руку в печь, – сказала Ава. – В самый огонь. Просыпаюсь утром и думаю: «Моя рука все еще там?», а потом понимаю, что она всегда там будет.

С минуту они молчали. Алексей исчез, и мир разлетелся на тысячу ужасных кусков. Даже вещи, которые уцелели, казались другими.

Как мы. Мы теперь другие.

– Нам лучше идти, если хочешь успеть на поезд, – Данте прочистил горло, и Ава выпустила его ладонь. Он неловко сунул руку в карман, и они пошли дальше.

Данте взглянул на нее:

– А ты? Фехтуешь в своей школе? Я знаю, что в армии, у военно-воздушных и военно-морских сил, очень крутые команды.

Она покачала головой.

– В Академии нет... У нас там...

«Единственные команды в ЩИТе – ударные группы».

Она попыталась описать Трискелион как школу:

– Там только военные дисциплины. Так что в основном мы лазим по канатам, занимаемся учебной стрельбой и проходим полосу препятствий. А еще тренируемся в воздухе.

«Да, в запретной зоне со снайперами и гранатами».

– И никакого фехтования? – спросил он.

Она едва не улыбнулась:

– Я фехтую для себя, – одним электрическим клинком или двумя...

– Вот почему у тебя лицо все в царапинах? – он наклонился, чтобы лучше видеть в уличном свете.

Ава смущенно потрогала лоб:

– Ну да, типа того. – «Вообще-то, я поцарапалась, когда мы взорвали себя в Манаусе». – Видел бы ты других ребят.

– Ясно, – улыбнулся Данте. – Это круто.

Они были всего в квартале от метро. Данте колебался:

– Эй, а гостей к тебе пускают? Мы можем иногда навестить тебя, ну, ты поняла. У них есть дни для посещений?

Теперь колебалась Ава. Об этом не могло быть и речи.

«ЩИТ – секретная разведывательная организация, так что нет. Никаких дней для посещений. Никогда».

– Эй! Грубияны! Что, решили меня бросить? – фигура выплыла из тени, прямо под фонарем.

– Групповые объятия! – выкрикнула Сана, врезавшись в них, широко раскинув руки. Ава положила голову ей на плечо, Сана другой рукой притянула голову Данте.

– А теперь мы пойдем к поездам или так и будем стоять, пока не отморозим себе задницы? – Сана стала толкать Аву и Данте к спуску в метро. – Вообще-то, это был не вопрос.

Они побежали наперегонки. На улицах было темно, и ступени, ведущие к платформе, заливал тусклый, желтый свет. Внизу Сана вытащила проездной. «Скорее всего, первый в ее жизни», – подумала Ава.

– Все шикарно, – сказала Сана. – Я теперь официально крутая «вариста». Дни прыганья через турникет закончились. Я даже проведу вас обоих.

– Смотри-ка какой широкий жест, – сказала Ава, вскинув бровь. Она прошла через турникет и вернула ей проездной.

– Ну вы же бедные студенты, – Сана пожала плечами, передавая его Данте. – Я не хочу довести вас до нервного срыва.

– Чудесно, – сказал Данте, пройдя через турникет. – Теперь мне придется возвращаться в Джерси. Девять или восемь поездов ходят туда почти каждую ночь.

– То есть? – Сана протиснулась за ним.

Данте указал на свою куртку с эмблемой фехтовального общества Монклер.

– Мои родители думают, я сейчас в фехтовальном клубе в городе.

– Ты так и не сказал им, что бросил? – спросила Ава. С тех пор как у нее были родители, прошло так много времени, что она не могла представить, каково это – лгать людям, с которыми живешь.

«Нет, ты прекрасно можешь это представить. Именно этим ты сейчас и занимаешься. Наташа думает, что ты дома, а ты в Бруклине, в вещах из ее гардероба...»

– Это работает, – сказал Данте. – У меня появилась куча возможностей убить время, и им не нужно обо мне волноваться.

– Ах, да. Папа-коп, – вспомнила Ава.

– Папа-коп? Славно, что я не стала прыгать через турникет, – присвистнула Сана. – Готова поспорить, ты бы потащил меня в участок и отдал на растерзание папочке.

– Для тебя папочке-капитану. В другой раз, – Данте улыбнулся. – Мы теперь мало разговариваем. Как я уже сказал, убиваю время. С каждым случается.

Они миновали турникеты и вышли на край платформы. Пахло домом, и Ава глубоко вздохнула:

– Знаете, порой идешь по улице, наступишь на одну из решеток метро, и в тебя ударит порыв грязного нью- йоркского подземного воздуха.

Сана сморщила нос. Данте рассмеялся.

– Хватит. Перестаньте.. Это мой самый любимый запах на свете. Я не шучу, – сказала Ава.

– Неправда, – ответила Сана.

– Серьезно? – Данте покачал головой.

Сана обвила рукой шею Авы:

– Печеные яблоки с корицей. Вот твой любимый запах. Ты мне тысячу раз говорила.

Ава улыбнулась:

– Может быть. Но я изменилась. И, может быть, теперь скучаю по другим вещам.