Рук (ЛП) - Харт Калли - Страница 30

— Брось, милая. Я знаю, что ты здесь. Женщина за стойкой сказала, что ты единственная хлопотунья в здании. Ты мне всё портишь, — шипит голос. С выгодной позиции под столом я вижу кусочек панели из матового стекла в двери; я пытаюсь не кричать, когда на другой стороне останавливается высокая, тёмная фигура.

— Доктор С. Коннор, — произносит голос. — Почему-то я уверен, что ты как раз тот человек, которого я ищу.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Я пытаюсь думать, пытаюсь просканировать свой мозг, вспомнить, что у меня стоит на столе. Какое-нибудь оружие? Что-нибудь, чем можно защититься? Нет. Там ничего нет. И в моих ящиках ничего нет. Год назад Али купила мне крохотный перцовый болончик, чтобы прицепить на ключи, но он звенел и раздражал, так что я сняла его с кольца. Комнату заполняет звук разбивающегося стекла, и появляется рука в перчатке, тянущаяся через образовавшуюся дыру в стене, ища дверную ручку. Я не могу остановить ошеломлённый крик, который вырывается у меня изо рта. Дверь даже не заперта. В смысле, зачем мне запирать её в таком месте, как музей? Это должно быть безопасное место. Оно должно быть под охраной двадцать четыре часа в сутки. Дверь распахивается, и в поле моего зрения появляется пара пыльных коричневых ботинок. На правом ботинке шнурки коричневые, что меня удивляет, учитывая, что левый зашнурован чёрными.

— Доктор С., мне нужно мгновение вашего времени, — говорит голос. — Вы можете мне помочь, или мне придётся заставить вас предложить мне свою помощь?

Мне не нравится тон голоса этого мужчины. Я крайне напугана. Каким к чёрту образом я выберусь из этого? Моя сумочка лежит на полу рядом со мной, возможно, упала, когда я вскочила, чтобы спрятаться под столом. Мои вещи разбросаны по всему полу — помада, расчёска, зеркало, блокнот, серебряная ручка, которую купил мне отец, когда я закончила колледж. Мой телефон тоже лежит на расстоянии вытянутой руки. Я хватаю его, как раз когда мужчина заходит в кабинет, еле слышно рыча.

— Тупая дура, — рявкает он. — Ты правда думаешь, что я не знаю, где ты? Вставай, сучка. Сейчас же вставай, пока я не подошёл и сам не поднял тебя на ноги.

Медленно, болезненно медленно я вылезаю из-под стола. Моё сердце стучит во всём теле, пульс неровный и сбивчивый. Только раз в жизни я была напугана сильнее, чем сейчас. Такой ужас я испытывала только в ту краткую секунду перед тем, как моя машина ударилась о воду столько лет назад, и чувствовать это снова было ошеломляюще. Я не могу реагировать должным образом. Я не могу мыслить трезво. Я могу только подняться на ноги и поднять руки в воздух.

Я молча молюсь, чтобы мужчина в чёрной лыжной маске передо мной не обыскивал меня. Не нашёл телефон, который я только что просунула за пояс своей юбки на пояснице. Я набрала Али, первого человека в списке моих контактов. Первого человека, о котором подумала. Прошёл ли звонок? Я позвонила бы в 911 сама, но не было времени. Мне едва хватило времени набрать одну цифру на клавиатуре — быстрый набор на мою подругу — а затем кнопку вызова.

Мужчина в маске делает шаг вперёд и хватает меня за руку. Его пальцы как тиски. Дыхание с запахом кофе.

— Хочешь умереть?

Он звучит заинтригованным, будто ему на самом деле интересен мой ответ. Будто я могу сказать, да, я хочу умереть, по какой-то неизвестной, неожиданной причине. Я качаю головой, не в силах найти голос, и незнакомец в маске тяжело вздыхает.

— Хорошо. Делай, что говорят, и, возможно, я не сделаю тебе больно. Согласна?

— Чего вы хотите?

— Я спросил... ты согласна?

Паника. Страх. Ужас. Я киваю.

— Да. Да, я согласна.

— Отлично. Теперь иди.

Он резко, с силой тянет меня, и я ударяюсь бедром об угол стола. Меня охватывает боль, и я вскрикиваю, но на парня в маске не влияет мой дискомфорт. Я не вижу выражение его лица под чёрной шерстяной лыжной маской, но у меня складывается впечатление, что он даже может улыбаться.

— Отведи меня в хранилище, — говорит он мне.

— Хранилище? Здесь нет никакого хранилища.

Моя голова откидывается в сторону, когда он ударяет меня. В моей голове вспыхивает яркая боль, размывая зрение, и в ушах звенит. Я пытаюсь прижать руку к щеке, но мужчина по-прежнему держит меня, и моя рука резко останавливается.

— Не глупи, сучка. Мы оба знаем, что в этом месте кучи бесценного искусства и дерьма. А теперь отведи меня в хранилище.

— Я же вам сказала. У нас нет хранилища. Я не могу отвести вас в место, которого нет.

Он наклоняется вперёд, нависая надо мной, и меня охватывает острая и давящая нужда сжаться, сделать себя как можно меньше.

— У тебя острый язык, док. Не особо умничай, ладно? Не хочу, чтобы мне пришлось затыкать тебя навсегда. Теперь скажи, что тебе жаль.

— Что?

— Извинись. За то, что соврала мне.

Я смотрю на простую вязку шерстяной маски на его лице. Я смотрю на водянистую голубизну его радужных оболочек, на кровяные ниточки разорванных капилляров в его глазах, на белую корочку засохшей слюны в уголках его рта. Его губы тонкие, злые, изогнутые в злобные узкие линии.

— Я не могу...

Я не заканчиваю предложение. Меня словно бьет молнией. Или, вернее, молнии вырываются из моей головы, когда мужчина берёт меня и ударяет спиной о стену. Секунду я ничего не вижу. В моём животе поселяется чувство невесомости мира. Я слышу странный, сиплый звук, когда кислород безуспешно пытается попасть в мои лёгкие.

Его рука обхватывает моё горло. По бокам моей головы поднимается странное колющее чувство, по щекам, по вискам, горячее, твёрдое, неприятное и пугающее. Всё сразу.

— Извинись, — рычит он.

— Простите. Простите. Простите.

— Лучше. Намного лучше. А теперь, сними свои туфли.

Он отпускает меня, и поток крови, устремившийся в мою голову, вызывает головокружение. Медленно, я снимаю чёрную лодочку сначала с левой ноги, затем с правой. Я стою в чулках, дрожу, несмотря на жару, от вентиляции в полу.

— Идём, док.

Мужчина держит мою руку, будто он мой любовник. На этот раз он обводит меня вокруг стола, тянет вокруг угла, чтобы я снова не ударилась. Его внезапная забота странная, учитывая тот факт, что он только что ударил меня головой о стену.

В коридоре мои ноги в чулках скользят по начищенному скользкому полу. Мужчина толкает меня налево, еле слышно ворча.

— Что там внизу? — требовательно спрашивает он.

— Ин... инженерия. Система контроля всего музея. Водные насосы и... Я не знаю. Воздушные кондиционеры.

Он разворачивает меня лицом к противоположной стороне.

— А это что?

— Склад. Старые выставочные объекты. Серверы наших информационных систем.

— Что насчёт денег?

— Деньги увозят каждую ночь. Их оставляют в банке. Ночное хранилище. Здесь их не хранят.

— Чушь.

Между моих лопаток прижимается что-то твёрдое и круглое. Страх, который я испытываю в этот момент, поглощает всё. Он возвращает меня обратно, наконец, обостряя зрение. Мир будто возвращается в фокус, становясь одновременно светлее и ярче. Он не хочет слышать правду. Правда его злит, что в свою очередь заставляет его причинять мне вред. Я больше не хочу, чтобы он причинял мне вред, так что поднимаю руку, быстро говоря, пока он ничего не сделал.

— Наверху. Наверху, на четвёртом этаже. Там держат немного денег. И немного драгоценностей. Какие-то египетские артефакты, которые одолжили для музея в Каире, —

музей никогда не одалживал никакие артефакты из Каира.

Здесь вообще никогда не было египетской выставки. Самым ценным предметом во всём здании были останки динозавра на нижнем этаже, возможно, это вообще был самый знаменитый объект, но он ни за что не уйдёт отсюда с голенью Ти-Рекса, и ни за что не заработает на ней денег, даже если ему удастся с ней сбежать. Возможно, он знает это. Возможно, не знает. Мгновение он молчит, а затем говорит:

— Я открою тебе маленький секрет, док. Та охрана внизу? Симпатичная тётушка в очках? Я перерезал ей горло, от уха до чёртового уха. Она истекала кровью на полу. Я смотрел, как она умирает. Она не сделала то, что ей сказали, так что мне пришлось преподать ей урок. Я хочу, чтобы ты это знала, потому что мне нужно, чтобы ты знала, что с тобой произойдёт, если ты не будешь делать так, как сказано. Ты слышишь, что я тебе говорю? Понимаешь?