«Чёрный эшелон»
(Повесть) - Лысенко Леонид Михайлович - Страница 11

Свет настольной лампы, направленной на это побелевшее лицо, освещал морщинки и темные круги под глазами.

Вера Ивановна понимала, что ее положение безвыходно. Найденная листовка, расспросы о посторонних в доме… Да, она невольно совершила ошибку, невольно поставила под удар всю подпольную организацию. Теперь ей остается вести себя так, чтобы даже тень малейшего подозрения не упала на других товарищей… Она понимала, что гитлеровцы сейчас всполошились и стараются ухватиться за нее как за кончик ниточки. От нее они не услышат ни слова, но подполье все равно находится на грани провала. И в этом виновата она. «Что же делать! Как предупредить брата, товарищей?..»

— Будете сказать правда?

Ноги, ослабевшие от многочасового стояния, едва держали ее. Глаза саднило от резкого света, кружилась голова. Но это, конечно, не самое худшее, худшее — впереди.

— Я уже все сказала.

Вольф сжал в пальцах резиновый хлыст.

— Вас Гоштов поймал на месте преступления и ви бросьте валяйт турак…

— Гоштов мой личный враг. Я, кажется, говорила… Этот подлец на все способен. Гоштов пытался очернить моего брата в глазах майора Клецке, но когда его провокация провалилась, он взялся за меня и подсунул мне в папку фальшивку. Гоштов хочет сделать карьеру, а за чей счет, ему все равно.

Гестаповец раздраженно фыркнул.

— С Гоштоф мы сами разберемся. А ви бросайт валяй турак и отвечайт на мой вопрос. — Вольф вскипел от этого проклятого русского упрямства. — С кем связан? — Он занес над плечом хлыст. — Отвечайт!..

Вера Ивановна молчала.

Дверь распахнулась. На пороге вытянулся Гоштов в запыленном френче. Он козырнул и стал что-то торопливо говорить Вольфу. Потом поправил перекошенные очки и бросил под ноги Веры Ивановны шапку Косицкого. Повинуясь жесту Вольфа, вышел, предвкушая сюрпризы от начальства, связанные с такими успехами. Вольф подошел к арестованной вплотную.

— Ну-с, это тоже провокаций?! У Веры Ивановны потемнело в глазах. Вольф выплюнул изо рта сигарету прямо на пол, придавил окурок каблуком. Он был вне себя от ярости. Столько времени проканителился с этой фанатичкой! Пустил в ход все средства «умиротворения», но ни черта не добился. Он уже не знал, как будет отчитываться перед начальством, но тут на сцене появился Гоштов с неопровержимой уликой.

— Вы узнавай этот фуражка?

Вера Ивановна, собравшись с силами, покачала головой.

— Нет, впервые вижу. Эту вещь в первый раз вижу. Вы можете показать мне что угодно и хотите, чтобы я опознала? Нет, не пройдет…

Эсэсовец помахал хлыстом.

— Из ваш дом бежали два партизан!

— Ничего не знаю.

— Зна-аешь, — протянул Вольф и наотмашь ударил Веру Ивановну хлыстом поперек лица, потом еще раз и еще.

Вера Ивановна медленно сползла по стене на пол.

Гестаповец вылил на ее всю воду из графина. Она с трудом приподнялась и села на полу, прислонившись к стене. «Косицкий убит или ранен. Наверное, схватили Таню, брата и других…» Мысли у нее путались, сердце болезненно сжималось, тело сотрясала нервная дрожь.

Вольф взглянул на нее и, поняв, что сейчас от нее ничего не добьешься, швырнул хлыст в угол. Ополоснув потное лицо у рукомойника, плюхнулся на стул, застыл. Сколько прошло времени, он не заметил… Когда отдернул шторы, за окном была ночь, в стекла хлестал дождь. Он снял трубку и позвонил Клецке. Тот со сна не сразу понял его, попросил повторить…

Клецке быстро натянул одежду, вызвал машину и вышел на улицу. Сырость охватила его, он зябко передернул плечами. За тротуаром точно развевалась на ветру сырая рыбачья сеть. Сквозь нее едва виднелись мокрые деревья и жухлая трава по обочинам дороги. Клецке почему-то опасливо оглянулся, поднял воротник плаща и пошел, хлюпая сапогами по лужам. В тени тополей огромным лакированным жуком лоснился «мерседес». Капли дождя отскакивали от крыши автомобиля. Шофер в форме предупредительно распахнул дверцу.

Войдя в кабинет Вольфа, Клецке выбросил было вверх руку, но Вольф только вяло отмахнулся — не до того, мол.

— Можно поздравить вас, Вольф, дорогой?

— Не совсем, герр майор, — язвительно возразил гестаповец.

— Но отчего же?

— Один партизан подорвал себя и полицейского гранатой, а второй ушел… На трупе ничего интересного не найдено, да и вы понимаете, что там почти ничего и не осталось… — Плохо, плохо… — Клецке забарабанил по столу пальцами.

— Ладно, Клецке, погодите радоваться моей полуудаче. Да-да, не возражайте, я отлично понимаю, что вы рады, когда у меня что-нибудь не ладится. Но сейчас не время обсуждать психологические проблемы. Нужно срочно доводить дело до конца. Надеюсь, вы понимаете, что и ваши дела зависят от этого… Мастера Печкура вызвали?

Клецке отвел глаза.

— Увы, нет, шарфюрер.

— Почему?

Он с Мейером еще ночью выехали на дальний перегон…

— Что случилось?

— Локомотив застрял.

— Выслать мотоциклистов?

— Зачем. В лесу легче ускользнуть. Подождем возвращения.

— Хорошо, герр майор. Но когда они вернутся, я отдам приказ арестовать этого мастера, а также инженера.

Клецке поднял набрякшие веки.

— Но причем здесь Мейер?

— Я вообще подозреваю всех советских…

Клецке и сам был готов теперь разом избавиться от всех этих русских, что окружали его в депо и заставляли всегда быть настороже, но он не мог удержаться, чтобы хоть чем-нибудь не насолить этому заносчивому молодчику. Норовит возглавить все депо и заслуги по уничтожению подполья и партизан приписать себе…

— Превосходно!.. Давайте арестуем и поставим к стенке всех. А кто же будет на нас работать? Улики, и то косвенные, пока только против Печкура. Простите за откровенность, дорогой Вольф, но я считал вас гораздо разумнее.

Вольф молча проглотил пилюлю и стал копаться в бумагах, делая вид, что ничего особенного не произошло. А Клецке косился на седую женщину, всю в кровоподтеках, так и оставшуюся сидеть у стены, безжизненно откинув голову. Да, приложены руки к ней основательно, а результат — пшик. Этот чертов Вольф плохо знает русских, не то что он, Клецке. Она крепкий орешек. Конечно, от нее тянется ниточка, но хватать ее брата и тем более Мейера рановато — вспугнешь остальных. Необходимо какое-то время выждать. Установить негласное наблюдение… Разве выпустить Печкур как приманку? Нет, теперь этот маневр не принесет никакого успеха. Болван Вольф опять всю погоду испортил… Все-таки методы у этих гестаповцев… После ареста Печкур они изменят тактику — это аксиома. Будут играть по большому счету…

Клецке наклонился над Верой Ивановной, желая помочь ей сесть на стул. Но она брезгливо отстранилась и с трудом поднялась сама. Села.

— Вы умная женщина, но ведь мы тоже не дураки. Назовите тех людей, с которыми вы связаны, и инцидент будет исчерпан… Ну, хорошо, хорошо, не надо так на меня смотреть… — Клецке вразумляюще поднял палец. — Я гуманный человек, особенно с женщинами… Я могу облегчить вашу участь, мадам… Ничего не говорите о вашем брате. Скажите, пожалуйста, только одно слово: кто такой инженер Мейер? Только одно слово, и можете считать себя, как у вас говорится, свободной птицей. Слово офицера, я сам достану вам пропуск в Германию, во Францию — куда хотите, вас обеспечат солидной суммой германских марок… Так кто есть Мейер?

Вера Ивановна молчала.

Вольф не выдержал, подскочил к ней. — Отвечайт, партизанская сволочь, пока мы в хороший настроений!

Вера Ивановна и не взглянула в его сторону. Сердце у нее надсадно и остро ныло. Раз спрашивают о Мейере, раз убили Косицкого — это провал… Ивана тоже арестуют, всех, всех…

Единственное, что ей теперь остается это умереть, достойно, как подобает коммунисту.

Звякнул телефон. Клецке отвел взгляд от подпольщицы и снял трубку: он ждал сообщения от дежурного по станции о прибытии состава, где находились Печкур и этот загадочный Мейер.

Вольф взял сифон и рассчитано ленивым движением нацедил в стакан газировки. У Веры Ивановны давно пересохло в горле, ее мучила жажда. И теперь гестаповец нарочно маленькими глотками пил воду, косясь на нее из-под насупленных рыжих бровей. Несколько мгновений она тяжелым, смертельно ненавидящим взглядом смотрела на Вольфа, в нем сейчас сосредоточились все беды, которые фашисты принесли на родную землю, потом, рванувшись вперед, схватила со стола парабеллум.