Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 41

Ответа от меня не последовало. В глазах потемнело и я увидел сотни бегущих по потолку волн… Очнулся оттого, что Доменико обеспокоенно растирал мне руки. Я увидел слёзы на его глазах, и мне стало невыносимо больно, что я вынудил столь мягкосердечного человека проявить жестокость.

 — Прости меня, Доменико.

 — Прощения оба будем просить у Бога. Я не сержусь на тебя, Алессандро.

 — Но ведь это я уговорил тебя выпить лишнего. Ты даже не спрашиваешь, зачем.

 — А что спрашивать? Думаешь, я такой дурак? Думаешь, не понимаю, чего ты хотел этим добиться?

 — Возможно, я этого не понимаю, — мне трудно сейчас было начинать какой-либо разговор: голова болела, и разговаривать не хотелось совсем. — Единственное, что я понимаю, это то, что я многого о тебе не знаю.

 — Даже если узнаешь, что тебе это даст? Что ты сможешь изменить?

 — Возможно, мы вместе найдём какой-нибудь выход из сложившейся ситуации, — я специально выражался абстрактно, чтобы случайно не задеть психику Доменико и не сказать чего-нибудь лишнего.

 — Не бери на себя функции Всевышнего. Мы ничего не можем сделать. Прошу, больше не будем возвращаться к этой теме: она не имеет смысла.

 — Значит, это правда? Ты — из моего времени! — дрожащим от волнения голосом тихо спросил я.

 — Ни слова об этом. Прошу, — Доменико закрыл лицо руками.

 — Но ведь об этом когда-нибудь узнают. И, клянусь всеми терабайтами своего жёсткого диска, об этом уже знают. Помнишь то письмо, которое передал мне алкоголик в маске?

 — Ты так и не показал мне то письмо, — заметил Доменико.

 — Ты уверен, что хочешь знать, что в нём написано? — спросил я, поднимаясь с пола и усаживаясь на кровать рядом с Кассини.

Доменико ничего не ответил. Просто вытащил скомканную бумажку из кармана своего халата.

 — Как оно у тебя оказалось? — от удивления вытаращил я глаза.

 — Из кармана твоих бриджей выпало, когда я с тебя их снимал, — как ни в чём не бывало отвечал Доменико. Вот хитрющий лис!

 — Прекрасно. Ну и кто кого за нос водит? Может объяснишь уже, кто такой Франческо Фратти и чем он страшен? Он угрожал тебе? Скажи, и я защищу тебя от кого угодно!

 — Ты не защитишь меня от правды, Алессандро, — вздохнул Доменико. — Я не знаю никакого Франческо Фратти. Зато я знаю других Фратти, которые сломали мне жизнь…

 — Их было двое, брат и сестра, так? — не знаю почему, но я задал этот вопрос. Возможно, он всплыл на уровне подсознания. — Ты помнишь их имена?

 — Только её. Альбертина Фратти, моя… — тут Доменико осёкся. — Какая тебе разница, кто это?!

 — Она была сестрой учёного-кибернетика, Джакопо Фратти, — продолжил я.

 — Откуда у тебя такая информация?! — Доменико вцепился мне в плечи ногтями и начал трясти.

 — Убери руки, ты меня царапаешь! — огрызнулся я. — По телевизору в новостях передавали.

 — Ты издеваешься? Телевизор — это же просто коробка, в которой мультики показывают! — совсем рассердился Доменико, уже не замечая, что проболтался.

 — Не спорю, мультики там тоже бывают. Но чаще новости, прогноз погоды и всякая гадость.

 — Что с нею стало? Где она?! — Доменико не отпускал мои плечи.

 — Прости, не хочу тебя расстраивать, но… Джакопо и его сестра погибли при взрыве во время эксперимента.

При этих словах Доменико побледнел. Затем обхватил лицо руками и горько заплакал. Кажется, последние слова огорчили его до глубины души.

 — Крёстная… дорогая, любимая крёстная…

 — Альбертина Фратти?! — я даже опешил от столь внезапно поступившей информации.

Взрыв мозга! Каким образом сестра сумасшедшего профессора вдруг оказалась крёстной матерью римского «виртуоза» восемнадцатого века?! Таким же, каким под кроватью того же «виртуоза» оказалась пластиковая заколка.

Что ж, всё сходится: Доменико такой же пришелец из будущего, как и я, только оказался здесь, вероятно, в раннем детстве, попав в прошлое, по моим расчётам, примерно из первой половины восьмидесятых: Альбертина погибла в восемьдесят шестом, но Доменико её помнит. Спокойно, Алессандро, включай логику, старый дурак.

 — О, Боже… — сквозь рыдания воскликнул Доменико. — Зачем я только с тобой связался, Алессандро! Зачем! Зачем ты явился, злой дух горькой правды?!

 — Ты не понимаешь? Господь свёл нас вместе, чтобы мы помогли друг другу. Мы оба — жертвы какого-то ужасного научного эксперимента. Но вместо того, чтобы объединить усилия и докопаться до истины, ты предпочитаешь скрываться.

 — Боюсь, скрываться от тебя уже не получится. Вчера я сказал много лишнего, чего вообще никогда не должен был говорить. Ты своей несчастной граппой развязал мне язык, и я не понимал, что говорю…

 — Ты ничего опасного не сказал, но твои слова внушили мне надежду, что мои умозаключения истинны, — я старался утешить его, обняв за плечи. — Доменико, подобно тому, как устами Пифии говорил Аполлон, так же и твоими говорил здравый смысл.

 — Это слишком серьёзный разговор. Я не готов к нему, — всё ещё всхлипывая, ответил Доменико. — Возможно, я смогу продолжить его вечером. А сейчас у нас мало времени. Надо продолжить распевку перед вечерним богослужением.

 — Сдаётся мне, Джузеппе, — наконец произнёс я. — Плакала моя сольная карьера в хоре.

 — Почему? Ведь Стефано утром всех предупредил, что оба солиста отравились… Или опять кто-то донёс? Ах, я же предупреждал тебя, что кругом уши!

 — Нет, дело здесь не в утреннем отсутствии. Кардинал вызвал меня вечером на аудиенцию. По словам Стефано, его преосвященство был недоволен.

 — О, тогда я, конечно же, пойду с тобой! — воскликнул Доменико, замазывая пудрой покрасневшие от слёз щёки.

 — Зачем? Это ведь личный разговор.

 — Я буду стоять за дверью и оказывать моральную поддержку.

Вечером, перед богослужением, я отправился на аудиенцию к кардиналу Фраголини. Чтобы я испытывал какой-то страх, я сказать не мог: не в моей привычке трепетать перед власть имущими. Но только предчувствие было нехорошее.

Кардинал Фраголини, невысокий, приземистый человек с живым, но хитрым взглядом угольно-чёрных глаз и небольшой чёрной бородкой, восседал на своём кардинальском троне за письменным столом.

 — Здравствуйте, ваше высокопреосвященство, — я с поклоном поприветствовал кардинала.

 — Что ж, синьор Фосфоринелли, я позвал вас сюда не просто так, — кардинал перебирал в руках чётки. — Но затем, чтобы прояснить один серьёзный вопрос.

 — Я весь внимание, — как можно более церемонно ответил я.

 — С моего позволения, я буду обращаться к вам по имени. Итак, Алессандро. Насколько мне известно, вы не католик.

Откуда он это знает? Хотя, всё вполне логично. Я же сказал Флавио о своей конфессиональной принадлежности. Неудивительно, что и дядюшка об этом узнал.

 — Да, ваше высокопреосвященство. Я из России… Российской Империи, и крещён в православной церкви.

 — Мне это известно. Но известно ли вам, что каждый уважающий себя певец Сикстинской Капеллы обязан исповедовать истинную, католическую веру?

 — Простите, но я этого не знал, — честно ответил я.

Для меня не было особой разницы, где, на кого и с кем сотрудничать. Кто только у нас в фирме не работал: и христиане, и мусульмане, и атеисты с иудеями и буддистами. Ко всем относились одинаково. Но люди того времени, вероятно, были другого мнения: здесь даже христиан другой конфессии считали вторым сортом.

 — Превосходно. Тогда слушай меня внимательно, мальчик-кастрат, — кардинал потерял самообладание и вот-вот сорвётся на крик. — Либо ты сейчас же идёшь к падре Лоренцо и принимаешь католицизм. Либо ты более не поёшь в Сикстинской Капелле и будешь изгнан из Ватикана!

 — Неужели нельзя найти компромисс? — да уж, я, человек двадцать первого века, был наивен до нельзя.

 — Я всё сказал. Даю вам ровно сутки на размышления.

 — Простите, но я отказываюсь менять конфессию. Это будет предательством по отношению к моим родственникам — князьям Фосфориным. И моему крёстному отцу. Этот человек… он слишком много сделал для меня.