Мне давно хотелось убить - Данилова Анна - Страница 67

Жанна, почувствовав минутное удовольствие от того, что в ее присутствии оскорбили и унизили человека, который только что обзывал ее шлюхой и награждал куда более грубыми выражениями, теперь внимательно следила за тем, как будут разворачиваться события.

– Кто я? Я человек, который мог бы сделать ее счастливой…

Этот человек, который собирался сделать ее счастливой, был старше ее лет на двадцать, и в мешковато сидящем на нем сером костюме, поверх которого была надета меховая куртка, походил скорее на приодевшегося бандита, чем на героя-любовника. Хотя подпорченное временем и алкоголем лицо его явно носило следы былой красоты: большие выразительные темные глаза с толстыми, в ироничном прищуре, веками, безукоризненный нос и темно-красные, с розовой каймой, иудейские губы.

– И давно вы знакомы? – спросил Борис, который, как мог, старался взять себя в руки. Безусловно, он боялся этого человека, и скрыть это было не в его силах, но в то же время у него появилась возможность доказать самому себе, что Жанна – не такая уж скромница, как хотела бы, чтобы о ней думали.

– Мы вообще незнакомы. К сожалению. Но, видимо, пришло время познакомиться. И мне бы меньше всего хотелось, чтобы при этом присутствовал неприятный мне человек. Детка, скажи ему, чтобы он вышел. Или вообще ушел.

Но Жанна молчала. Она растерялась. Да и как могла она остаться наедине с незнакомцем, к тому же предав Бориса? Хотя внутреннее чувство подсказывало, что ей не стоит бояться этого большого человека, который, если бы хотел, мог давно уже убить ее. Он, судя по всему, собирается с ней поговорить. Но о чем? И что у них может быть общего?

– Молодой человек, я не привык повторять. Я не причиню ей никакого вреда, поэтому не вздумай вызывать милицию – сам же окажешься в дураках, уж поверь мне…

– Нет, не уходи… – Жанна вскочила с дивана и спряталась за спиной Бориса. – Вы должны все объяснить в его присутствии…

– Тогда я лучше уйду… – Мужчина надел на голову свою огромную шапку из чернобурки, нахлобучив ее почти на нос, развернулся и направился к выходу. – Когда-нибудь в другой раз…

Понимая, что уж после этого визита Борис и вовсе не оставит ее в покое и будет требовать каких-то объяснений, которые она все равно не сможет ему дать, кроме того, чувствуя, что этот человек как-то связан с визитом зечки и что теперь есть возможность раз и навсегда положить конец этой странной истории, Жанна вдруг подбежала к незнакомцу и схватила его за руку:

– Подождите, не уходите… Останьтесь и объясните мне все наконец… А ты, Борис, наберись терпения и подожди меня в подъезде или на улице… Подыши свежим воздухом, а заодно остынь… Ты мне так много сейчас наговорил, разве что убийцей не назвал, так что у тебя есть возможность хорошенько подумать о том, правильно ли ты сделал, обвинив меня во всех смертных грехах…

Она произнесла это с такой легкостью, что и сама подивилась. Неужели присутствие этого незнакомца сделало ее такой уверенной в себе?

Борис ушел, хлопнув дверью.

Когда они остались одни, Жанна предложила незнакомцу сесть.

– Мне кажется, я видела вас раньше. Ведь вы – мамин знакомый?

– Правильно.

– И сколько денег задолжала вам мама?

– Нисколько. Меня зовут Григорий. Я шел к тебе долго, настолько долго, что ты не можешь себе этого даже представить… Но чувство вины, которое я носил в своем сердце, искупить никогда не поздно?..

– Не имею представления, о чем вы говорите, но, признаюсь, сегодня вы пришли, как никогда, вовремя. Я не знаю, почему не боюсь вас, наверное, просто устала бояться. Так кто вы такой и зачем приносите мне деньги? Что это за письма, записки? Мне как раз сегодня из-за них и досталось. Но ведь его можно понять – он ревнует.

– Меня зовут Григорий Беркович. Я, малышка, твой отец.

Жанна онемела и вся сжалась. Она могла ожидать чего угодно, но только не этого. Слишком уж все неожиданно, нереально…

– Вы – Беркович?

Она вспомнила, как мама, примеряя однажды новое платье перед тем, как идти на свидание со своим молодым любовником, проронила такую фразу:

– Берковичу бы понравилось…

А платье было абсурдно-простым, элементарным – из серого шелка, с рядом крохотных, обтянутых черным бархатом пуговиц. Но как оно было сшито! Не платье, а вторая кожа, как любила говорить мама.

И хотя про Берковича она больше ни разу не слышала, человек, носящий такую выразительную фамилию, почему-то сразу представился ей интеллигентного вида мужчиной, высоким, красивым и непременно с ироничной улыбкой… Такие люди всегда чем-то недовольны, и им очень трудно угодить.

– Да, а что, мама рассказывала тебе что-нибудь обо мне?

– Нет. Ничего.

– Я так и думал. Она не хотела меня знать. Но ей приходилось. Я вижу, ты не веришь мне…

Жанна смотрела на Берковича и пыталась представить его молодым. Безусловно, он был хорош собой – у него наверняка не было столько седых прядей в сохранившихся до сих пор густыми волосах, не было прокуренных желтоватых усов, набрякших век и такой безысходности и печали во взгляде… Он наверняка нравился женщинам.

Беркович достал из кармана помятую черно-белую фотографию и протянул ее Жанне:

– Это мы на море, в семьдесят первом… Вот эта маленькая девочка – ты, а это твоя мама. Ей так шел этот белый купальник…

– Вы хотите сказать, что это – вы?! – Жанна смотрела на обнимающего ее маму высокого стройного брюнета в черных очках.

– Да, детка, это я, твой покорный слуга. И, хоть это и звучит невероятно, твой отец. Плохой отец, но все равно отец. У меня сохранились письма твоей матери, и я готов представить тебе их когда угодно. Но это не для сегодняшнего вечера. У меня к тебе два дела. Первое – это твой парень, Борис, в которого ты влюблена. Поверь мне, он мерзавец, каких мало. А второе – это ты и я. С кого начнем?

– С вас, Григорий. Скажите, каким образом вы входите в мою квартиру и зачем пугаете меня? Вы кто?

– Никто. Уже никто.

– Как это? – спросила совершенно сбитая с толку Жанна. – Что вы такое говорите?

– В тот день, когда умерла Валентина, умер и я. Но если по сути, то… то я скажу тебе, но ты постарайся воспринять это… весело… – Он медлил, собираясь с силами, и по его виду было нетрудно догадаться, что этот разговор и ему дается трудно.

– Весело? Но что я должна воспринять весело?

– Я – вор. Бывший вор. Хотя, в сущности, считаю себя честным и порядочным человеком. Я не подлец. Просто в кладовке этой квартиры, в стене, я спрятал кое-что для тебя. Очень давно. И если бы не я, Астраханов докопался бы до этого. Вот поэтому-то мне и пришлось остановить его. Но я, похоже, перестарался. Ума не приложу, куда он делся. Уволился из органов. Испугался, должно быть. Подумал, что его убрали с дороги по другой причине.

– По какой? Он знает, кто убил маму? Или, может быть, вы знаете?..

– А тебе не кажется, что это я у тебя должен спросить имя убийцы?

– Но я не знаю… Откуда я могу это знать? – Она почувствовала, как к щекам ее прилила кровь. Она разволновалась.

– Ты все знаешь… Жаль, что меня в то время здесь не было, я жил в другом городе и бывал здесь только наездами. Я, как мог, помогал твоей матери… Но если бы я только знал, чем это может для нее закончиться!..

– Скажите, это вы дали ей деньги… тогда, давно?

– Конечно, я. Она была хорошей женщиной и никогда не делала мне ничего плохого, но вот беда, – он развел руками и как-то очень уж несчастно улыбнулся, – она никогда не любила меня. Никогда. Хотя всегда была честной со мной, ничего не просила и даже не сказала, что ждет ребенка, только чтобы не зависеть от меня… Ты вот знаешь, что такое любовь?

– Не знаю… – Жанна пожала плечами. – А разве кто-нибудь это знает?

– Ты любишь Бориса?

– Думала, что люблю, буквально до сегодняшнего вечера, а он оказался таким ревнивым и грубым… Да и вообще, так странно себя вел, словно это был и не Борис… Послушайте, Григорий, вы можете представить, что сейчас происходит в моей душе? Ну хотя бы на секунду поставьте себя на мое место. Я вот смотрю на вас и думаю, с какой это стати я разговариваю с вами о любви, о моей маме… Предположим, что вы когда-то, лет двадцать назад, и встречались с моей мамой и даже ездили с ней на море, ну и что ж с того? Какой вы мне отец? Это же не мелодрама какая-то, это жизнь, и в ней свои законы. Мы же совершенно чужие люди. И зачем вы приносили мне деньги? Разве вы не могли предположить, ЧТО последует после того, как Борису станет известно о том, что загадочный незнакомец оказывает мне покровительство, дает мне деньги и пишет письма?.. Какой нормальный мужчина способен стерпеть это неведение? И вот сейчас я послушала вас и отправила его на мороз… Разве это не глупо? Хотя, с другой стороны, мне хотелось, чтобы он остыл… Господи, я не знаю, что мне делать… А эта Марина, зечка, вам о ней что-нибудь известно?