Крылья страха - Данилова Анна - Страница 64

– Ей предложили роль в Москве?

– Москва ее тоже не интересует.

– И чего же ей захотелось?

– Не знаю… Должно быть, ей захотелось сразу всего: построить свой театр, стать там и режиссером, и ведущей актрисой… Но потом ей в голову пришла еще более идиотская мысль – поставить фильм! Знаете, что она выдала мне? "Я, – говорит, – Саша, задыхаюсь…

– Скажите, откуда у нее деньги?

– Так она же была любовницей Садовникова… Об этом все знали. А теперь ее обвиняют в том, что она его убила. Она не дура, чтобы убивать человека, который был в ее жизни всем. Мне даже кажется, что она любила его. Хотя эта женщина любить не умеет, можете мне поверить.

– Она была.., извините… Она считается талантливой актрисой?

– Безусловно. Но на сцене она всегда путала слова, импровизировала, допускала какие-то вольности. Непонятное существо! Непредсказуемое!

– У нее в театре были друзья?

– Вот; – он хлопнул себя кулаком в грудь. – Я ее единственный друг. Остальным она объявила войну. Всем. Без исключения.

– Но почему?

– Такой характеры не найдете в театре ни одного человека, которому бы она не наговорила гадостей.

– Я не понимаю…

– А ее никто не понимает. Она – кошка, которая живет сама по себе…

– И вы ее терпели?

– Сначала она была ведущей актрисой, на которую ходила публика, а потом, когда ушла со сцены, стала приносить театру реальные деньги.

– Надеюсь, что она была знакома с основами бухгалтерии?

– Не то слово! Полина – талантливейший человек во всем, чего ни коснись… И вся документация у нее в полном порядке. Я вот сейчас разговариваю с вами, а у самого душа болит: ну куда она делась на этот раз? Что еще натворила? Чего учудила?

– Скажите, вам знакома пьеса Данстона «Кто эта Сильвия?»?

– Разумеется, я же ее и ставил на нашем радио…

– Полина там задействована?

– Нет, хотя она и учила роль… Думаю, что она просто разочаровалась в самой пьесе… Ее, видите ли, не устраивало, что ей пришлось бы играть таракана… Но это радиопьеса, причем довольно оригинальная… И в этом – вся Полина!

– У нее было много мужчин…

– Да вы не стесняйтесь… Об этом знают все, поскольку Полина никогда не скрывала своих романов и даже бравировала количеством любовников.

– Скажите; а чего она боялась больше всего на свете? Вот видите, я снова сбиваюсь и говорю о ней в прошедшем времени… Извините… , – Полина больше всего на свете боится старости, болезней, смерти… Впрочем, как все женщины. Просто у нее все это выражается в более гипертрофированной форме… Ах да.., еще она страшно боится отсутствия денег.

– А кто ее родители?

– Да Бог ее знает… Она ни разу о них не упомянула.

– А вы знаете… Крымова?

– Нет, признаться, не знаю…

– Фамилия Сырцов.., о чем-нибудь говорит вам?

– Говорит. Она в основном ассоциируется у меня с прокурором области. Это имеет какое-то отношение к Полине?

– Вот об этом-то я как раз и собиралась вас спросить…

– Не думаю… Она терпеть не может ни милицию, ни прокуратуру. Понимаете, Полина – бабочка. Она не живет, а порхает. Но порхает целенаправленно и очень бережет свои роскошные крылышки. Я смертельно скучаю без нее. Я люблю ее, а она смеется надо мной. Вот я вам все и рассказал. Вы, может, не заметили, но я выпил немного коньяку и потому такой возбужденный. Женщина, которая была здесь, сейчас играет роли, которые отводились для Полины. Она тоже молода, красива, но ее красота слишком холодна. Вы понимаете меня?

Иррданиди был типичнейшим представителем богемы. Он был приторным до безобразия и словно пропитан ромом и нашпигован миндалем и изюмом. Таких людей нужно либо воспринимать в комплексе, как, скажем, Альбину, либо не воспринимать вообще. Он был талантлив, самолюбив, влюблен и, одновременно чувствуя на себе власть огненно-рыжего дьявола в лице Полины Песковой, мечтал, возможно, о ее смерти.

Выйдя из театра. Юля вдруг поняла, что все то время, что она провела в кабинете Иорданиди, в ее ушах звучал голос самой Полины Песковой, которая свое жизненное кредо выразила в следующих словах: «Я в последнее время предпочитаю играть роли в ЖИЗНИ, а не в театре».

«По-моему, очень убедительно».

Юля хотела было уже сесть в машину, но передумала, поискала глазами таксофон и решила позвонить Сырцову. Как-никак, именно его телефон был записан на том самом листке с отрывком пьесы, роль из которой пыталась выучить Полина. Значит, Полина собиралась позвонить Сырцову. Но вот зачем?

Юля полистала блокнот и нашла все номера телефонов Сырцова, которые старательно собрала для нее Надя Щукина. Их было великое множество: как-никак прокурор области! Вот бы узнать, что могло его связывать с актрисой местного театра? Может, он тоже был ее любовником? Но тогда почему же об этом никто не знал, если Полина так любила бравировать своими любовными связями?

Первые три номера ответили длинными гудками. Четвертый хрипловатым мужским голосом пролаял:

– Кто тебя просил соединять меня?.. И тут же, очевидно, голос секретарши прошелестел нежно и испуганно:

– Евгений Петрович, вы же сами просили, чтобы я вас переключила…

На проводе был лично Евгений Петрович Сырцов.

"" – Это я, – прошептала Юля, стараясь подражать голосу Полины. В принципе у Песковой был довольно обычный голос, разве что с некоторым придыханием.

Послышался щелчок – секретарша отсоединилась. И тогда Юля, воспользовавшись тем, что ее никто не видит и что у нее появилась редкая возможность проверить Сырцова на предмет знакомства с Песковой, повторила, только уже более настойчивым и даже злым тоном:

– Говорю же, это я… – и задышала часто-часто. Она сознавала, что уровень артистических способностей у нее всегда стоял на нулевой отметке, но понимала также и то, что человек, ОЖИДАЮЩИЙ услышать чей-нибудь голос, услышит его, даже если в трубку проворкует голубь.

– Полина, сука, это ты? – прозвучал в трубке преисполненный ненависти и злобы голос Сырцова. Казалось, он даже зарычал.

– Я..

– Обещаю тебе, сука, достать тебя из-под земли и вырвать твой поганый язык. Ты подразни меня, подразни… Я же все твои кишки на кулак намотаю.

Юля не поняла, как получилось, что она бросила трубку. Очевидно, слова Сырцова прожгли ее насквозь, и трубка сама выскользнула из ее рук. Она снова взяла ее, но на том конце провода уже положили трубку. А скорее всего – бросили.

Что же такого могла сделать Сырцову Полина, если он собирался вырвать ей язык и намотать кишки на кулак?

Юля вернулась в машину и позвонила Крымову. Передала разговор с Сырцовым.

– Полина и Сырцов? Это что-то новенькое.

– Помнишь, когда мы все сидели за столом и пировали, Шубин рассказывал, что Сырцов продал свои машины, особняк, что-то еще… И Щукина еще тогда заявила, что так поступают люди, которые собираются слинять. Она так и сказала «слинять»?..

– Да, что-то такое припоминаю… И ты думаешь, что это может быть как-то связано с Полиной?

– Да я просто уверена в этом. Нам надо бы поговорить с нею еще раз. Но она повела себя таким образом, что мы теперь чуть ли не обязаны защищать ее. Она постоянно прикидывается жертвой.

– Юлечка-а, успокойся… Ты просто ревнуешь, твои чувства не должны влиять на ход дела… Я бы поговорил с ней, но она запретила мне там появляться. И правильно, между прочим, сделала… Мне и так кажется, что за мной следят.

– Кто?

– Не знаю, черная «Волга» уже пару дней пасет меня. Хотя, кто его знает, может, у меня просто развивается паранойя?

– Полина явно чего-то или кого-то боится… А мы идем у нее на поводу…

– Но что же делать? Отдать ее на растерзание сазоновским ребятам или Сырцову? Давай подождем…

– Нет, Крымов, это не мои чувства влияют на ход дела, а ТВОИ… Я сейчас же позвоню домой и поговорю с ней!

Юля отключилась и набрала свой домашний номер телефона. Но сколько ни ждала, трубку так никто и не снял. Автоответчик, вежливо сообщив ее же голосом, что Юлии Земцовой сейчас дома нет, растворился в волнах эфира…