Трилогия о Вратах: Солнце и тень Аурелии (СИ) - Соот' - Страница 48

— Вы просили заснять бараки. Всю дорогу смотрели запись. Теперь вас интересует остров Глории.

Не отвечаю. Не хочу я ему врать.

Ксавьер в ответ молча смотрит на меня. Потом, наконец, говорит:

— Я думаю, остров Глории — это сказка. Как монстр под кроватью. Сказка, которой пугают рабов, чтобы они не смели бунтовать.

— О каком бунте может идти речь, когда у них у всех чипы в головах?

— Никогда не помешает лишний контроль.

Я отхожу к окну и прислоняюсь лбом к стеклу. Нет… Не кажется мне, что это такая уж и сказка. Хотя всё может быть. И очень похоже, что Эллис отправили туда — где ей ещё быть? Не на арене же!

Не успеваю додумать до конца, потому как звонит домашний ком. Подхожу, снимаю трубку со стены и вижу перед собой лицо Парисса.

— Ты сбежал! — обвиняющим голосом заявляет он.

— Да я вчера на солнце обгорел, решил поехать домой.

— Мог бы попросить у Изы крем.

Отмечаю мысленно, что сама Иза в кадр не лезет — значит, наверное, её рядом нет.

— Не захотел.

— Слушай, — я вижу, как меняется фон за спиной у Парисса. Он, похоже, пристраивается на шезлонг, — у неё скучно. У меня для тебя на послезавтра приглашение повеселей.

— Да? — поднимаю брови.

— Да. У моего отца есть остров. Там собственная погодная установка. Сгоришь — просто включим дождь. Ну и, — Парисс подмигивает, — ещё кое-какие развлечения есть.

«Остров», — эхом отдаётся в голове. Конечно, в океане много островов, но…

— Долго туда добираться? — спрашиваю я.

— На скайфлае пара часов, на яхте — пару дней. Можешь выбирать. На яхте, конечно, веселей.

— Подумаю, — соглашаюсь я.

— Послезавтра, — закрепляет результат Парисс, — и не забудь взять раба.

Слышу звон, непроизвольно дёргаюсь и вижу осколки фарфорового чайника на полу. Ксавьер сжимает порозовевшую руку здоровой рукой.

— Хорошо. Мне надо бежать, — отбрасываю ком и кидаюсь к Ксавьеру: — Ты что?

— Простите, — шипит сквозь зубы, — господин.

Ничего не хочу выяснять. Молча тяну его в подсобку, где рядом с медмодулем обрёл свое место регенератор, и торопливо принимаюсь обрабатывать пострадавшую кисть. Только когда кожа обретает более привычный цвет, поднимаю глаза и смотрю Ксавьеру в лицо. Даже не знаю, с чего начать допрос. А он, похоже, сейчас опять начнёт упираться… Судя по этому «господин».

— Ты не хочешь ехать к нему?

— Не мне решать.

— Ксавьер… — закусываю губу, — обещаю, что честно отвечу тебе на один любой вопрос о себе, если ты сейчас ответишь на мой.

Вижу, что колеблется, но в глазах всё-таки мелькает интерес.

— Хорошо, — нехотя говорит он.

— Ответишь подробно. И честно, — уточняю я.

Ксавьер подтверждает кивком.

— Что связывает тебя с Париссом?

Ксавьер мрачнеет, и у меня такое чувство, что он хочет пойти на попятную.

— Ты обещал!

Желваки гуляют у Ксавьера по щекам. Он осторожно забирает у меня руку и выходит на кухню. Кажется, он меня прокатил.

Когда выхожу на кухню, уже не надеюсь на ответ. Ксавьер стоит ко мне спиной, смотрит в окно и сжимает одну руку другой рукой.

Останавливаюсь в шаге у него за спиной и думаю, как продолжить разговор — и стоит ли вообще продолжать. Однако Ксавьер начинает первым:

— Ваши друзья любят играть в игры.

Весь превращаюсь в слух.

— Это ты уже говорил.

— Самые разные игры, — продолжает Ксавьер. — Чем больше ставки — тем им веселей. И больше всего они любят играть на людей.

— На рабов, — об этом я успел узнать и так.

— Не только, — Ксавьер поворачивается и прислоняется спиной к оконной раме, но по-прежнему смотрит мимо меня. Я вижу, что он опять сжимает обожженную руку здоровой, хотя та уже зажила. — На свободных играют тоже. Но это… Уже другой вопрос, — он делает глубокий вдох, — на меня играли, когда я был рабом. Передавали от одного к другому, — теперь Ксавьер внимательно смотрит мне в глаза, — так что я успел побывать у всех. Изе меня подарил её дядя. Она отдала Кларку, потому что была на меня зла. Кларк проиграл Париссу. А Парисс — Закари.

Я молчу. Мозаика начинает складываться у меня в голове, но в ней по-прежнему слишком много пробелов.

— Парисс, — продолжает Ксавьер, — страдает от того, что не может позволить себе то… То, чего бы хотел.

Я поднимаю бровь. У меня давно уже такое чувство, что эта компания позволяет себе абсолютно всё.

— Он сын жреца, — поясняет Ксавьер, — его приучили к мысли, что плотские отношения для него недопустимы. А он бы хотел… Хотел бы, чтобы сильный мужчина брал его. За это он ненавидит себя. И тех, кто выполняет его желания — ещё сильней.

Брови неумолимо ползут вверх.