Шпион Наполеона. Сын Наполеона
(Исторические повести) - Лоран Шарль - Страница 83

— Его превосходительство отправился сам наблюдать за исполнением его распоряжений.

— Говорите, я слушаю.

— Княгиня Сариа, — начал Галлони, — наняла коляску с парой лошадей, но без кучера, говоря, что у нее есть свой, но это неправда, потому что все ее люди остались в Милане. Экипаж должен быть готовым сегодня ночью.

— У кого нанят?

— У подозрительного лица, венгерца Мано в Леопольдштадте.

— Это ничего не доказывает. Может быть, княгиня хочет посетить свои поместья, которые находятся именно в Венгрии.

Галлони ничего не ответил, а продолжал:

— Сегодня утром был у княгини в отеле «Лебедь» садовник Шенбруннского дворца. Он был у нее и вчера. Этот же садовник поднес вчера розы дочери вашей светлости.

Меттерних задумался. Не был ли этот садовник заговорщиком, доставившим герцогу те необыкновенные сведения, знание которых он обнаружил в последние дни?

— Сходите в театр, — произнес канцлер, обращаясь к лакею, который почтительно стоял у двери, — и попросите сюда мою дочь. Скажите, что я получил важные известия и должен тотчас вернуться с нею домой.

Когда слуга удалился, Меттерних произнес, обращаясь к Галлони:

— Что же вы и начальник полиции полагаете?

— Я осмеливаюсь предположить, что княгиня Сариа вместе с садовником подготовила бегство герцога Рейхштадтского. Она только что уехала отсюда, вероятно, на назначенное свидание. Еще можно туда поспеть, так как он еще здесь.

И сыщик указал на галерею, в которой виднелся черный фрак среди двух мундиров.

В эту минуту в комнату вбежала Гермина, печальная, встревоженная.

Меттерних не заметил ее появления и продолжал говорить с незнакомым ей человеком.

— А где экипаж должен ждать путешественников?

— В Бельведере.

— Не теряйте из вида герцога Рейхштадтского… Возьмите с собою как можно меньше людей… Приготовьте карету… Смотрите, чтоб не было ни шума, ни скандала… Ждите меня… Оставьте в Бельведере человека, который мог бы указать мне дорогу.

Тут случайно канцлер обернулся и увидел свою дочь, которая, дрожа всем телом, слышала распоряжения отца и инстинктивно понимала, что герцогу грозила какая-то беда.

— Вы послали за мною, папа, — сказала она, стараясь сдержать свое волнение.

— Да, мы сейчас поедем, — отвечал он, — я завезу тебя по дороге домой, а сам отправлюсь далее по важному делу.

Потом он сказал еще что-то незнакомцу и проводил его до двери. Между тем из галереи направлялись в гостиную герцог Рейхштадтский, эрцгерцог Карл и капитан Моль.

VI

Совет Меттерниха

— Так ты уезжаешь? — сказал брат императора своим добродушным тоном.

— Да, дедушка, уже поздно. Не правда ли, капитан?

Моль согласился, что пора было ехать, и пошел распорядиться насчет экипажей.

— Ну, до свидания, Франц!

— Прощайте, дедушка.

Все, что делалось и говорилось вокруг нее, казалось Гермине каким-то чудовищным сном… герцог сказал своему деду: «Прощайте!» Разве он думал о скорой смерти? Сердце молодой девушки разрывалось на части. Между тем юноша поклонился ей и пошел к дверям. Еще минута, и он исчезнет. Она не могла более бороться с собой и, быстро подойдя к эрцгерцогу, сказала:

— Не позволяйте ему уезжать!

— Что с вами, дитя мое?

— Я боюсь.

— Вы дрожите, пойдемте на воздух. Дайте мне вашу руку.

И он вывел ее на террасу, выходившую в сад.

— Ну, теперь успокойтесь на чистом воздухе и расскажите мне, чего вы боитесь.

Молодая девушка искренно рассказала фельдмаршалу все, что она чувствовала, все, что она знала.

Между тем Меттерних и герцог Рейхштадтский стояли друг против друга. Юноша хотел пройти мимо с безмолвным поклоном, но канцлер сказал:

— Ваше высочество, не уезжайте на маскарад.

Но герцог, гордо подняв голову, ответил:

— Значит, я больше не свободен?

— Нет, вы совершенно свободны, и с вами говорит не министр, которого в шутку называют вице-императором, но просто друг вашего деда. Я позволяю себе в этом качестве дать вам совет: не уезжайте на маскарад.

Хотя Меттерних говорил очень спокойным и даже мягким тоном, но юноша чувствовал, что между ними идет смертельная борьба.

— Я очень удивлен и тронут вашей добротой. Но неужели я недостаточно потерял времени на этом официальном празднике?

— Да, кстати, позвольте вам сказать, что вы явились сюда в костюме, не подходящем ни к вашему высокому положению, ни к вашему военному чину.

— Я полагаю, что сын Наполеона не может явиться иначе, как в трауре, к представителю английского короля, и меня удивляет, что князь Меттерних не разделяет моего мнения.

Канцлера, очевидно, поразило это смелое возражение, и он переменил тактику:

— Хорошо, я не буду с вами теперь об этом рассуждать, но повторяю, останьтесь здесь.

— Но вы, может быть, не знаете, князь, — прибавил юноша с иронической улыбкой, — что я еду не один на маскарад? Меня сопровождает капитан Моль, и вместе с ним я, конечно, не могу заблудиться.

— А вы дадите мне честное слово, ваше высочество, что вы ни на минуту не расстанетесь с вашим адъютантом?

— Это уж слишком! — воскликнул герцог, выходя из себя… — Приказывайте, если хотите, и я буду вам повиноваться. Это будет не так оскорбительно. Я признаю, что все недавние распоряжения не имеют никакой силы, откажусь от своего полка, распущу свою свиту и вернусь к прежней жизни узника, даже подвергну себя еще большим ограничениям, чем прежде. Но тогда, по крайней мере, мысли мои будут свободны… а если мне серьезно дозволено воспользоваться свободой, то нам нечего больше разговаривать с вами. Я еду на маскарад.

И он направился к двери. Меттерних загородил ему дорогу, но не насильственным жестом, а тоном мольбы.

— Так вы очень верите дружбе тех, которые вас там ждут? — спросил он.

— Что вы хотите этим сказать, князь: вы хотите мне запретить иметь друзей?

— Я хочу предохранить вас от неосторожности. Я хочу защитить вас от вас самих.

— Вы уже это делаете семнадцать лет.

— Действительно, семнадцать лет я исполняю свой долг. Я долго боролся с величайшим гением войны, и я восстановил против него все силы старого мира, чтобы освободиться от его ига. Нам удалось, и вот семнадцать лет вы наша жертва, потому что вы его сын. Но если вы страдали, думая о том, чем могли бы быть при других обстоятельствах, то неужели вы думаете, что мы не понимали вашего горя? Нет, ваше высочество, я предвидел все, что вас терзало, и если не мог освободить вас от этих мучений, то лишь потому, что они предотвращали еще большие бедствия для вас и для нас. Если бы ваш славный отец слышал теперь, что я вам говорю, то сказал бы вам, что я только исполнил свое ремесло государственного человека.

— Мой отец сделал меня Римским королем, — отвечал гордо герцог.

— Увы, ваше высочество, ваш дед таким же образом король Иерусалимский, и этот титул даже стоит в Готском альманахе.

— Я — наследник могущественной империи…

— Этого наследия больше не существует.

— А если мой народ требует меня?

— Уж не ждет ли он вас в Бельведере? Кто же говорил с вами именем Франции? Нет, ваше высочество, ваш народ более о вас не думает.

— Неужели вы полагаете, что стушевали мое имя и уничтожили мою кровь? А куда же вы дели тех верных и преданных лиц, которые ждут моего возвращения?

— Я с удовольствием показал бы вам список этих лиц, и вы покраснели бы от их малочисленности. Верьте мне, что для вас недостойно сделаться искателем приключений.

Видя, что герцог хочет протестовать, канцлер нанес ему последний удар.

— Не спорю, что в двадцать лет сладко слушать чарующий голос сирены, но когда этот голос увлекает в бездну неопытного юношу, то я прекращаю его пение.

— Что вы хотите сказать? — гордо спросил герцог.

— Бывают чувства, которые неожиданно возникают в сердцах двух созданий, рожденных друг для друга, и это чувство достойно всякого уважения. Но бывают другие чувства, основанные на расчете, на интриге, вот эти чувства подозрительны для всякого благоразумного человека.