Фина (СИ) - Бердинских Степан Васильевич - Страница 11

Я медленно шла, оборачиваясь и оценивая пройденное расстояние. Минула школу единоборств, обогнула стоматологическую клинику, осторожно пересекла дорогу и нырнула во двор, просочившись меж двух красных домов. Дорога здесь была протоптана задолго до появления меня на свет. Шла по диагонали, ровно по центру которой разместилась узенькая лавка. На встречу мне, вдруг ниоткуда, покатилась маленькая девочка, разодетая в розовые тона. Я мельком встретилась с ней взглядами. Ноги ее были обуты в ролики огромных размеров. Катилась неуклюже, хватаясь руками за воздушные столбики и деревья. Дойдя до лавки, я увидала розовые туфли. «Это она их тут оставила», – подумала я. Присев на скамью, я задумалась. Неужели этой девочке не мешает такой сильный ветер? Вбирая в себя кислород, которого так не хватало из-за противных порывов ветра, я мысленно билась о трех путях. Волосы вдруг уловили упавшую сверху каплю, и я отметила про себя: «Здорово. Еще дождя мне не хватало. Что ж. Поливайте меня, сносите с ног. Я ведь бедная Гафинка».

Выбора у меня было три. Первый тот, который может уберечь на время под козырьками домов и подарить ушедшую вдаль хорошую погоду. Второй находился в пяти минутах от меня, был очень даже неплохим, теплым и уютным, но мог стеснить одного человека. Последний был моим домом.

Дождь усилился, из мороси перейдя в боевой режим. Знала бы я, что через пару минут начнется ливень, бежала бы сразу к Кауфе. Под козырьком красного дома было сухо и тепло. Ветер спотыкался о деревья и только его отголоски доносились до меня, моей рубашки и длинных рыжих волос. Коса тихо спала и не беспокоилась обо мне. В голове разжигались дебаты о том, что делать и куда идти дальше. Длинная и мокрая цепь безостановочно оставляла отметины на бревне колодца. Мое решение хранилось в стальном ведре, камни вокруг которого уже начали осыпаться, а количество их неизменно росло и уменьшалось. Ничего не поднять со дна колодца, значит попросту разогреть свой мозг, добавить отметины и вновь крутить ручку, так как ведро сорвалось и теперь плавает глубоко в воде. Даже треснутое, потерявшее ни один литр из источника, это ведро было ценным и несло в себе результат.

Коротко, два раза позвонив в звонок, я поправила мокрые волосы и уткнулась взглядом в глазок. «Придумала повод, наговорив шаману, что нужен ливень и прочее, прочее», – витал во мне негатив. Спустя минуту позвонила еще раз. Быстро нажала и отпустила кнопку звонка. Еле послышалось «бзз». Неловкость нарастала. «Может, музыку слушает или уже спит», – подумала я. Медленно развернувшись, я начала наматывать круги по площадке пятого этажа. Дверь незаметно открылась, и я зашла внутрь. Волосы чуть подсохли, рубашка уже меньше прилипала к телу, но только мягкое полотенце и горячий чай привели меня в чувства.

– Погода намекает нам на что-то? – улыбнулась Кауфа.

На кухне, на мягком стуле около батареи и закрытого окна, было так уютно и тепло, что я чуть не впала в дрему. На мне осталось нижнее белье, а сухие носки дала мне подруга.

– Брат твой скоро придет? – спросила я Кауфу.

В ответ увидала поджатые губы и задумчивое лицо.

– Я за ним не слежу, – начала Кауфа. – Гуляет со своими друзьями и пьет пиво. Он может прийти прямо сейчас, а может пропасть на неделю.

Подняв брови, я засверлила подругу глазами.

– Это на него похоже, – вздохнула Кауфа.

– А что говорит мама? – вставила я.

– Переживает и все твердит, чтобы я оставила его в покое. Мне есть до него дело, так как это мой единственный брат и я хочу, чтобы мы были ближе друг к другу. Не все было так плохо. Еще год назад мы были не разлей вода.

Проглотив большую порцию брусничного варенья, я вспомнила про деда и бабушку. «Их надо предупредить», – подумала я.

– И тут он встретил Коптиса? – сказала я, вернувшись к разговору о брате Кауфы.

Кауфа, достав с полки сковороду, повторила мои слова:

– И тут он встретил Коптиса.

Впервые я сытно ела в гостях. Ничего кроме чая, фруктов и десертов не принимала или же попросту была сыта. «Нет, спасибо, только чай», – обычно отвечала я. «Ужинала дома, поэтому, максимум, что могу съесть, это мандарин с тарелки», – бывало и такое. «Я сыта, но от кофе не откажусь», – редко врала я, чтобы не напрашиваться. Кауфа разбила шесть яиц и поджарила кусочки бекона. Нарезала огурцы и помидоры.

– Приправь салат соусом, – бросила Кауфа, помешивая бекон.

После ужина мы вымыли посуду и одновременно глянули на кухонные часы. Потом повернулись друг к другу и синхронно улыбнулись. «Здорово!» – промелькнуло у меня в голове. В глазах подруги было что-то похожее.

– Жаль, что не взяла с собой нитки и иглы, – сказала я, глядя на огни в других окнах.

– Сколько у тебя всего игрушек? – поинтересовалась Кауфа.

Задумавшись, я почувствовала, что хочу спать.

– Штук десять точно будет, – ответила я. – После пятой перестала считать, так как поняла, что дело не в количестве.

– Правда? – перебила меня Кауфа. – В чем же тогда дело?

Я повела плечами и невнятно проговорила:

– В том, может, что мне это нравится и все тут.

Мои мысли оборвались, а новые не приходили на ум. Потом прошла искра, и я продолжила:

– Мама уже не спрашивает про новые игрушки и про то, как скоро я закончу или начну другую. Первая моя игрушка вышла надменной. Это девочка. Спесивый взгляд, яркие волосы, длинные тонкие ноги. Одним словом – дурочка.

Кауфа тихонько засмеялась, а затем резко поправилась:

– Прости.

Улыбка появилась и на моем лице, и я ответила:

– Ничего, можно и посмеяться. Шила я ее недолго и даже пуговицу на рубашке не доделала. У нее до сих пор виден пупок.

Кауфа подняла брови и добавила:

– Какие это куклы ты шьешь?

Я не сдержалась, и мы звонко рассмеялись на всю кухню. Когда я набирала свой домашний номер, чтобы предупредить близких, Кауфа все еще тихонько посмеивалась.

В десять вечера мы отправились смотреть фильм. На кассете, крупными буквами, было написано «Eraserhead». Кауфа с щелчком закрыла «карман» кассетника Panasonic NV-2000, нажала кнопку запуска и придвинулась ко мне. Свет от телевизора постепенно заполнял пространство, с каждой секундой все четче выделяя контуры наших ног. Пока Кауфа запускала свой домашний кинотеатр, я успела снять джинсы, расстегнула лифчик и спрятала его под штанинами. Устроившись поудобнее на кровати и положив ногу на ногу, я закрыла глаза и стала ждать свою подругу.

– О чем фильм? – спросила я.

Раздался щелчок. Кауфа присела на кровать и дотронулась до моей пятки. Издав непонятный звук, похожий на сдавленный хохот, я одернула ногу.

– Молодой режиссер и его первый фильм, – начала Кауфа.

Она придвинулась ко мне и поцеловала своими мягкими губами мою шею.

– Ужастик, драма, трагедия.

Я открыла глаза и прищурившись спросила:

– Со счастливым концом?

Улыбнувшись, Кауфа ответила:

– Очень на это надеюсь.

Только на следующее утро я поняла, насколько странным и ужасным оказался этот фильм. Пугающим, потусторонним, понурым. В голове запечатлелась грибовидная девушка, младенец вопил, а умалишенная улыбка хозяина одной семьи коварно следила за ходом моих мыслей.

– Гадость та еще, – фыркнула Кауфа.

Я взяла бутерброд с яйцом, понюхала его осторожно, и спросила подругу:

– Ты хорошо спала?

– На удивление, – сказала Кауфа. – Отрывками помню свой сон, но это был не ужастик.

Еще раз понюхав бутерброд, я поинтересовалась:

– Что же в нем было? В твоем сне.

– Если не хочешь, то я съем, – бросила Кауфа.

Пожав плечами, я предложила:

– Разрежем напополам?

Позавтракав, мы по очереди приняли душ и отправились на учебу. Моя подруга ежедневно мылась в шикарной ванне. Штора, закрыв которую я оказалась в помещении класса люкс, крепко держалась на блестящих кольцах тяжелого стального прута. «Я бы здесь жить осталась», – подумала я. Смочив тело, я растерла себя жидким мылом и включила хороший напор теплой воды. «Волосы мыть не буду», – озвучила в голове свои мысли. Долго задерживаться в темноте не получалось. На секунду закрыв глаза, я не своей волей воссоздавала детали нового сна. Ужастик отзывался в основе моего сценария, где, как и обычно, меня ждало черное и теперь уже мерзко смердящее пианино. «Отголоски фильма, как же», – вздыхала я.