Вторая ударная в битве за Ленинград
(Воспоминания, документы) - Кузнецов Виктор - Страница 66

Храбрость, мужество и исключительную самоотверженность проявили в боях славные летчики наших Военно-Воздушных Сил.

С группой летчиков-штурмовиков морской авиации капитан И. А. Иржак стал расстреливать на бреющем полете скопившихся в одном из населенных пунктов вражеских солдат и офицеров. Его боевая машина была подожжена огнем зенитной артиллерии противника.

Верный сын Родины, капитан Иржак направил свой пылающий самолет в здание, около которого находилось много гитлеровцев и машин.

За смерть отважного героя, повторившего подвиг Гастелло, заплатили своей жизнью десятки оккупантов.

Наши славные моряки-балтийцы не только поражали врага огнем корабельных орудий, но и героически сражались непосредственно в боевых порядках. Спаянные крепкой дружбой, они проявляли в боях беззаветную храбрость. Фашисты до ужаса боялись безудержно смелых, стремительных атак морской пехоты.

Флот, блокированный вместе с армией с суши и моря, в тесном взаимодействии с сухопутными войсками принимал самое деятельное участие в операции и всеми силами и средствами помогал войскам армии наносить сокрушительные удары по войскам противника.

Могучая артиллерия линейных кораблей «Октябрьская революция», «Петропавловск», крейсеров «Максим Горький» и «Киров», эскадренных миноносцев «Свирепый», «Грозящий», «Строгий», «Опытный» и других метко разила врага, разрушая его позиции. Хорошо и точно вели огонь артиллеристы 101-й морской бригады железнодорожной артиллерии.

Надо воздать должное вице-адмиралу И. И. Грену, которому принадлежит большая заслуга в подготовке моряков-артиллеристов.

За успешное содействие войскам Ленинградского фронта в разгроме немецко-фашистских войск под Ленинградом Президиум Верховного Совета СССР наградил крейсер «Максим Горький» орденом Красного Знамени. За отличные боевые действия 101-й морской бригаде железнодорожной артиллерии было присвоено звание гвардейской Красносельской и она была награждена орденом Красного Знамени. Ордена Красного Знамени удостоились также 21-й истребительный авиаполк и 15-й отдельный разведывательный полк ВВС флота.

За личную храбрость и мужество, проявленные в ходе боев, многие матросы и офицеры флота были награждены орденами и медалями Советского Союза, а лучшим из лучших присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

В наступательных боях под Ленинградом советские воины проявляли массовый героизм. Не преувеличивая, можно сказать, что каждый солдат, матрос, каждый сержант и офицер был героем, дрался с врагом не щадя своей крови и жизни, добывая победу не только воинским умением, но и личным бесстрашием.

Только во 2-й ударной и 42-й армиях за десять дней боев был награжден 3281 человек.

Наше наступление развивалось в целом успешно, хотя вначале темпы продвижения были не слишком высокими. За два первых дня боев соединения продвинулись всего на шесть километров.

Мы наращивали силу удара за счет ввода в бой вторых эшелонов стрелковых корпусов, а с утра 17 января для развития успеха в направлении Кипень, Ропша ввели в бой армейский танковый резерв, состоявший из танковой бригады, полка самоходной артиллерии, артиллерийского пушечного полка, стрелкового батальона и двух саперных рот. Пехотинцы и саперы двигались за танками на автомашинах. За этой подвижной группой действовала 43-я дивизия 122-го стрелкового корпуса. 18 января в бой вступил второй эшелон армии — 108-й стрелковый корпус, который получил задачу выйти на рубеж Волосово — Большие и Малые Горки — Ропша и в дальнейшем наступать в направлении на Красное Село.

Подвижные группы 2-й ударной и 42-й армий с боями продвигались навстречу друг другу, окружая и уничтожая вражеские арьергарды. Прикрываясь ими, фашистское командование пыталось вывести свои войска из районов Ропши и Красного Села.

Войска уходили вперед, и 18 января штабу армии также пришлось переезжать на новое место. Я спросил у генерала Кокорева:

— Петр Иванович, на новом КП все подготовлено?

— Так точно. Туда уже выехали комендант штаба и офицеры оперативного отдела.

Уверенный, что с перемещением штаба все в порядке, я поехал в 43-й корпус к генералу Андрееву, а оттуда — прямо на новое место. КП предполагалось разместить на окраине одной деревни. Мы разыскали ее без труда, но оказалось, что штаб туда еще не перебрался. Приехал лишь комендант с пятью солдатами. Он сидел в пустом каменном доме и отчаянно ругал связистов, которые где-то застряли и все еще не подтянули телефонную линию.

— Где будет мое рабочее место? — обратился я к коменданту.

— А вот здесь, в этом доме, товарищ генерал.

Я оглядел комнаты, в которых не было никакой мебели, если не считать большого стола. Мы решили подождать подхода штаба, тем более что Кокорев, с которым мне удалось связаться по радио, сообщил, что все уже находятся в пути.

В доме топилась печь. Можно было снять шинель и немного отдохнуть. Но отдых наш был нарушен самым неожиданным образом.

Из окна комнаты виднелась высотка, покрытая лесом. Вдруг я увидел, что, огибая эту высотку, к дому движутся двенадцать танков, а за ними спешит пехота — человек около ста. Когда танки подошли ближе, стало ясно, что это фашистские машины.

Что делать? Отходить некуда — дом стоит на открытом месте. Начнем перебегать к лесу — фашисты положат всех пулеметным огнем, да и от танков не убежишь. Оставалось одно: защищаться до последнего.

В доме нас было четырнадцать: шесть автоматчиков, два шофера, два радиста, шифровальщик, комендант, мой адъютант Рожков и я. Положение создалось не из веселых: соотношение сил было явно не в нашу пользу.

Я приказал всем встать у окон, проверить оружие, подготовить гранаты, которых у нас нашлось около десятка.

Помню, не страх, а злость и досаду испытывал я в те минуты. Очень уж глупым казалось погибнуть вот так, в результате нелепой случайности и собственной беспечности.

Танки подходили все ближе. Они шли, вытянувшись в колонну. Пехота еще не развернулась в цепь и двигалась беспорядочной толпой. Значит, противник не обнаружил нас. Но около дома стояли автомобили. Их-то гитлеровцы не могли не заметить, проходя мимо. Придется нам открывать огонь первыми. Нужно попытаться отсечь пехоту от танков, а потом гранатами вывести из строя хоть несколько машин. Может, удастся противника повернуть.

Пехота уже метрах в двухстах. Солдаты идут по-прежнему толпой. Никаких приготовлений к бою не видно. У танков открытые люки. Что же, тем лучше! Внезапный удар ошеломляет, сеет панику.

— Огонь! — скомандовал я.

Дружно затрещали наши автоматы. Несколько фашистских солдат сразу упало, а остальные — я даже не поверил своим глазам, — вместо того чтобы залечь или развернуться в цепь, бросили оружие и подняли руки. Танки остановились, из люков высунулись танкисты, махая белыми платками.

Что за чертовщина? Почему сдаются, чего испугались?

Трое наших автоматчиков вышли из дома и, держа оружие наготове, направились к гитлеровцам. Мы для острастки дали еще несколько очередей. Вскоре автоматчики вернулись и привели с собой фашистского офицера, который немного говорил по-русски.

Из его объяснений мы поняли, что это подразделение оторвалось от своей части и второй день блуждает по окрестным лесам и болотам. Потеряв надежду соединиться со своими, гитлеровцы решили при первой возможности сдаться в плен.

Генералу армии Л. А. Говорову я не рискнул докладывать об этом случае, но член Военного совета фронта каким-то образом узнал обо всем и сделал мне выговор за беспечность.

— Если бы гитлеровцы знали, что в доме находится командующий армией, они не стали бы сдаваться в плен, — говорил член Военного совета. — Все могло кончиться для вас очень печально.

В течение 18 и 19 января соединения 108-го и 122-го стрелковых корпусов продолжали наступление и овладели населенными пунктами Кипень и Ропша. Войска 42-й армии штурмом взяли Красное Село. Передовые подразделения нашей подвижной группы отчетливо слышали шум боя, который вели теснящие противника части 42-й армии.