Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мамаево побоище. Русь против Орды - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 31


31
Изменить размер шрифта:

На второй день после переправы к князю привели гонцов. По выправке, бугрящимся мышцам, решительному взгляду, обветренным лицам было понятно — воины опытные. Но одеты они были в отрепье. Кабы не кони да оружие — вылитые холопы. Оба рязанцы.

Князь разговаривал с ними в небольшом походном шатре. Один передал весть от Олега Рязанского, сообщив, что войско Ягайлы уже вторглось в земли рязанские и идёт медленно, не спеша, скорее всего, ждут гонца от Мамая.

Второй же, из лазутчиков Олеговых, донёс, что уже две недели как Мамай с войском стоит в Кузьминой гати, в трёх дневных переходах от Дона.

Князь Дмитрий поблагодарил воинов и велел при встрече кланяться Олегу Ивановичу.

С этого дня гонцы Олеговы до самой битвы прибывали ежедневно. Сведения, которые они доставляли, цены не имели. Князь и воеводы знали, где находятся силы Ягайло и Мамая, и могли рассчитать свои действия.

К вечеру пятого сентября конная разведка подошла к Дону, немного позже подошла конница основного войска. Пешцы и обоз придут только шестого и седьмого сентября.

Князья и воеводы устроили в деревне Черново совет, решали — как лучше? Стоять на этом берегу, не давая Мамаю переправиться, али наводить мост и занимать позиции на другом берегу? У каждого решения были свои достоинства и свои недостатки.

Дон в верховьях хоть и не очень широк, однако форсировать его вброд не получится. А самое уязвимое место для любого войска на марше — именно переправа. Здесь каждый воин сам по себе, управление теряется, намокает оружие. Если для сабли это вполне терпимо, то попади вода на лук — и всё! Не будет лук стрелять — даже с сухой тетивой, которые татары обычно носили в мешочке за пазухой. И обороняться на переправе можно долго и с малыми потерями для себя и большим уроном для врага.

После споров взял верх довод князей, обоих Ольгердовичей. «Надо переправиться и сжечь за собой мост, оставив обозы, — говорили они. — Оставим реку за собой, дабы удержать трусливых от бегства!»

Довод был разумный, и к нему прислушались. Ведь стоит одной сотне дрогнуть и побежать, как поднимется паника. Воин в бою видит только то, что рядом, всей картины боя не зрит, на прапоры не смотрит — это забота воевод, сотников, десятников. Дело воина — воевать. А когда соседи по строю дрогнут и побегут, поневоле опасаться начнёшь — не ударит ли враг во фланг? Не сомнёт ли? И вот уже сотня бежит, за нею полк, и — поражение!

Ночью стали строить неширокий мост, и к полудню, когда он был готов, начали переправу. Конная разведка сразу пошла вперёд, и вскоре от неё вернулся гонец с известием, что видели вдали татарские разъезды. В столкновение они не вступили, даже перестрелку из луков не учинили — убрались восвояси. Скорее всего, основные силы находились далеко, и татарские дозоры, не чувствуя за спиной поддержки, отступили.

По обыкновению своему, татары в походе высылали дозоры на два-три дневных перехода. Учитывая, что татары в набеге преодолевали за день до тридцати — тридцати пяти вёрст, подтверждались сведения рязанцев о стоянии Мамая в Кузьминой гати.

Для экономии сил и времени мост поставили только один, и это немного удлинило время переправы, но уже к исходу 7 сентября всё войско было на другом берегу, расположившись на берегу Непрядвы. Действовать надо было быстро, начав битву до возможного соединения Ягайло и Мамая.

Проходя мимо воинов, сидящих вокруг костра, на котором в котле булькала каша, князь услышал, как опытный воин поучал молодых.

— Венгерец бьёт саблей слева направо, москвитянин — сверху. Турчин да татарин — на себя, а поляк да литвин — крест-накрест машут. Потому бы...

Князь не дослушал, прошёл мимо.

Войско на ночёвку расположилось удачно, встали в водоразделе между Смолкой и Нижним Дубяком, сзади — Непрядва и Дон. Обозы через реку не переправлялись, часть из них заночевала в деревне Татинка, а купцы-генуэзцы — в деревне Монастырщина.

Служилые бояре и князья были в своих полках. Учитывая близость татар, все ратники не снимали брони и шлемов, были опоясаны саблями. Копья, сулицы, рогатины и совки стояли рядом, в пирамидах, на расстоянии протянутой руки. Старые, прошедшие не одну сечу, со шрамами на лицах воины успокаивали и приободряли новиков.

— Татарин, как в атаку идёт, визжит завсегда, пугает. Так ты уши заткни или песню пой — не слушай его. Когда сотня или тысяча их визжит, кровь в жилах стынет. А вот когда стрелы метать начнут, не зевай, щитом прикрывайся. Щит-то выручит, от стрелы татарской прикроет. Как команда в атаку будет, копьё к себе поближе прижимай, направляй наконечник в грудь. Даже если татарин щитом прикроется — не поможет, пробьёт копьё и щит и татарина. Как удар почувствуешь, отпускай копьё, иначе самого из седла вышибет.

— А как же я потом без копья-то?

— А зачем оно тебе? Когда две конные лавы сталкиваются, копьё лишь при сшибке нужно, потом оно тебе только мешать будет. Бросил копьё — сразу за саблю хватайся. Только она тебя и спасёт. По сторонам поглядывай, товарищу помогай. Ты его спасёшь в миг страшный, на щит или саблю свою удар примешь — йотом и он тебе поможет.

— Да помню я, дядько!

— Ты слушай. И не жри утром-то.

— Ага, на пустое брюхо, поди, саблей-то помаши!

— С набитой требухой биться тяжело, а при ранении в живот смерть верная.

— Ох, спаси, Господи, мя, неразумного! — Новик перекрестился.

И так — почти у каждого костра. Спать надо было, а не спалось. Чувствовалось напряжение, как всегда перед боем.

Примчался из Москвы весь пропылённый, уставший донельзя гонец.

«Узнали в Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире — во всех городах, что пошёл князь за Оку, то настала в Москве и во всех пределах печаль великая, и подняли плач горький, и разнеслись звуки рыданий».

Уже в темноте, только при свете скудном звёзд и луны, в шатёр великокняжеский заявились князья и воеводы, стали уговаривать Дмитрия Иоанновича не рисковать жизнью.

— Любой великий князь, да что там — воевода — знает, что лучники татарские в первую очередь в главного целят. И удар конницы татарской на ставку нацелен — где князь, где знамёна и сигнальщики. Христом Богом просим, поставь заместо себя любого из нас.

Удивился князь, даже опечалился.

— Как я могу отсиживаться? На меня всё воинство русское смотрит! Никак не можно!

— Никто не просит поля ратного покидать, боем можно и через гонцов руководить, из полка засадного. А корзно княжеское и шлем золочёный наденет любой из нас, пусть войско видит — вот он, князь, здесь он!

Дмитрий Иоаннович прослезился даже.

Однако воеводы и князья продолжали уговаривать. Вперёд выступил Михаил Бренок, ближний боярин.

— Княже! Битва с Ордой, я мыслю, не последняя! Кто, кроме тебя, сможет объединить все княжества под стягом московским? Сын твой? Так он ещё молод. О Руси православной подумай! Я ликом на тебя похож, плащ княжеский разницу в телосложении скроет!

Подошёл князь к Михаилу, обнял.

— Быть посему!

Снял он корзно — красный плащ княжеский, накинул на Михаила. Водрузил на его голову шлем-ерихонку золочёный.

Бояре и князья ахнули.

— Ну, вылитый князь Дмитрий! С десяти шагов и не отличить будет.

На том и порешили. Князья и воеводы, успокоенные согласием великого князя, к полкам своим разошлись. Дмитрий Иоаннович, по причине часа позднего, почивать улёгся на ковёр.

И приснился ему сон дивный. Вроде стоит он у своего шатра и видит — вдали, в ордынской стороне, зарница полыхает. И оттуда же плач женский, многоголосый слышится. А с русской стороны — здравицы и ликование.

Проснулся князь рано, ещё до восхода солнца — горизонт только-только сереть начал. Вспомнил сон свой. «Вещий сон, победу нам предрекает», — истолковал видение ночное князь.

Возле шатра походного голоса раздались, шаги. Стражи кого-то не пускали.

— Дай Дмитрию Иоанновичу отдохнуть. Вишь, почивает князь.

— Это Семён? — подал голос князь. — Заходи, я уже проснулся.