Милосердие (СИ) - "kakas" - Страница 162

— Знаешь… Ты ведь всегда был рядом, что бы я ни делал. Не думаю, что когда-нибудь мне встретится кто-то вроде тебя, понимаешь? Так что… Я, правда, хочу, чтобы ты вернулся обратно. Обратно ко мне. И чтобы все было как раньше. Или пусть даже по-другому. Неважно. Все равно, лучшего тандема придумать невозможно. Я ведь все сделаю, ты же знаешь.

И Ниган знает, что Блейк действительно все сделает. Все что угодно. Пускай этот человек не испытывал каких-либо чувств, а любая из его эмоций была настолько блеклой и невыразительной, что он сам едва замечал, когда злился или веселился. Но он успел выучить миллионы алгоритмов, что рано или поздно помогали ему заполучить желаемое — так он компенсировал себе все то, чего не мог иметь. Единственная программа, что давала сбой — это Ниган. И Филип обожал это. В конце концов, больше никто не заставлял его улыбнуться, как улыбаются новорожденные дети: неосмысленно и удивленно.

— Черт, а тебя все так же сложно заткнуть.

— Издержки профессии?

— Скорее, проебы воспитания.

— Твоего что ли?

Их смех звучит тихо и принужденно. Блейк снимает повязку и трет пустую глазницу.

— Это было слишком… странно. Жить без тебя.

Кросс шумно выдыхает, когда холодная рука, такая непохожая на сухую и горячую ладонь Граймса, спускается по кисти — пальцы крепко сплетаются.

— Малыш?

— Да?

— Не буди меня завтра.

***

А ранним утром, когда Блейк все еще спал, по-прежнему сдавливая его пятерню в слабой хватке, Ниган аккуратно выпутался из одеяла и закрылся в ванной комнате. Зашумела вода, включенная на полный напор.

Белые кафельные стены, намытые до режущего глаза блеска, запотели — Кросс с головой погрузился в горячую воду. Он долго не выныривал, согнувшись в неудобной позе и поднимая вверх пузыри воздуха. И только когда разбитое лицо начало ощутимо неметь и отекать, он с шумом вынырнул на поверхность.

На длинной каменной столешнице с двумя раковинами и прозрачными баночками для мыла лежит раскрытый бумажник Блейка. Там же валяются ключи от номера и автомобиля, зажигалка, несколько аккуратно сложенных записок и пятицентовики для кофейного аппарата.

Ниган бросил взгляд в сторону кошелька, хотя и так прекрасно знал, что он там увидит. Он трет мокрое лицо ладонями и все же заставляет себя вылезти из воды. Никогда он не был склонен к тому, чтобы причинять боль самому себе, однако именно сегодня все было иначе.

Он с выражением крайней сосредоточенности смотрит на дорогой бумажник из воловьей кожи. В углах глаз собираются морщины, губы поджимаются. Влажные пальцы поддевают мелкую застежку — из отделения с фотографиями и визитками легко вываливается прозрачный карманчик. На обрезанном семейном снимке Пенни и Жоселин — сам Филип стоял справа, как раз там, где аккуратно прошлись ножницами. Ниган помнит эту фотографию: точно такая же висела в доме Блейка в коридоре рядом с детской. Светло-русые волосы девочки подхватил ветер и те смешно топорщились в разные стороны, открывая угловатые плечи и тонкую шею.

В хранении этой фотокарточки нет никакой ностальгической подоплеки — это лишь часть образа Филипа, что демонстрировал ее своим клиентам, отчаянно цепляющимся за семейные узы. Сочувствие и вместе с тем доверие рождались словно по щелчку пальцев — Блейк действительно умел расположить людей к себе. И пусть Жоселин всегда была лишь атрибутом, он легко делал ее счастливой, усвоив все уроки примерного супруга. А что до Пенни, то она была рождена не для Филипа, и даже не для Жоси — Блейк подарил ее Нигану.

Ведь этот человек действительно мог сделать для Кросса все что угодно.

— Блядь… — Ниган трет глаза, не прекращая смотреть на фотографию. Он бездумно заслоняет Жоселин большим пальцем. Внезапно под карточкой нащупывается что-то еще: Кросс аккуратно достает снимок, под которым хранится еще одна фотография. Старое фото сложено в четыре раза, края смяты, на месте подписи лишь пятно расплывшихся чернил. Снимок осторожно разворачивается — Ниган не может сдержать насмешливой ухмылки, когда смотрит на них двоих, пока еще совсем молодых и тонких. Филип щерит обгоревший нос, лицо Кросса вместе с шеей и плечами почти черные от загара — беспощадное солнце Боливии сделало свое дело. Позади них вьется бурлящей лентой Чокеяпу, бросая брызги на одежду и засаленные кепки. Закинутые на плечи друг друга руки грязные по самые локти, а кожа лоснится от пота. Но двум парням наплевать — они улыбаются, не показывая зубов, самодовольные и уверенные.

Кросс возвращает фотографии на место и небрежно отбрасывает бумажник. Он ложится обратно в постель, даже не замечая, как спустя три часа Филип осторожно выскальзывает из-под одеяла, а после дотрагивается пальцами до пестреющего кровоподтеками лица. Его губы кривятся от злости, которая оказывается столь явственной и настоящей, что от удивления перехватывает дух, а сердце на пару секунд срывается с извечного ровного ритма.

***

В судебном зале заседаний непривычно пусто. На скамьях для посетителей никого, напротив судьи сидит только Ниган и Блейк. В клетке томится Дуайт, отстраненно рассматривающий спину приставленного к нему офицера. Ему полагался государственный адвокат, который занял свое место в самом углу недалеко от секретаря заседания. Госадвокат потел и лениво выводил узоры на полях полупустых листов, да и что ему оставалось: эти парни получали свои пару сотен долларов за каждое выигранное или проигранное дело, не зависимо от исхода процесса.

Судейский молоток требовательно застучал — слушание объявлено открытым.

Ниган рассеянно перебирает пальцами пуговицу расстегнутой у ворота рубашки. Он пренебрег даже галстуком, не находя происходящее чем-то по-настоящему интересным. Голос Блейка звучит ровно, ничем не выдавая скуки или нетерпения.

— Все представленные суду улики, как косвенные, так и прямые…

Кросс задумчиво рассматривает белую нитку, прилипшую к безупречному костюму Филипа. Она совсем его не раздражала, однако он все же не поборол в себе желания снять ее именно в тот момент, когда судья замер с молотком, прерывая неожиданно яростный протест госадвоката. Ниган нагло усмехнулся и бросил нитку на пол. На лице судьи дернулись желваки.

— Ваша Честь, согласно поправке номер…

В камере произошло какое-то шевеление — Дуайт звякнул наручниками и прочистил горло. Он упрямо не смотрел на Кросса, как-то виновато отворачиваясь каждый раз, когда их взгляды пересекались. Однако как бы упрямо он ни прятал глаза, как бы ни изворачивался, Ниган знал, какое выражение застыло на его лице: злости и стыда. Злость от полного бессилия, а что до стыда…

Знал бы ты, Дуайти, что быть обманутым Риком Граймсом — не такая уж и большая новость.

Ладонь Филипа спокойно опускается на плечо и не дергается, даже когда дверь в зал внезапно приоткрывается, а на пороге появляется Граймс. Легко кивнув судье, он садится на последнюю в ряду лавку и проезжается пальцами по взмокшим волосам. На нем оперативная форма, на шее угадывается красный след от тяжелого бронежилета. Все еще горячие щеки выдают не волнение, а спешку: очевидно, он приехал сюда сразу после какой-то рядовой операции.

Холодные пальцы на плече слегка сжимаются — Кросс с удивление вскидывает брови, впервые чувствуя, как Блейк напрягся во время судебного процесса. А ведь сегодня он даже не надел протез — вместо него глазницу закрывает повязка, как всегда бывало, когда он разбирал слишком простые для себя дела, даже не трудясь произвести по-настоящему хорошее впечатление. Однако это слушание является открытым: присутствовать может любой желающий, так что Блейку приходится слегка ослабить хватку и продолжить свою речь все тем же ровным тоном.

— Снятие обвинения…

Граймс расправляет плечи, вцепившись в Нигана своими блеклыми глазами. Его руки сложены на коленях, выбившийся локон прилип к виску. Они ничего не могут сказать друг другу сейчас, когда высшее правосудие в лице обрюзгшего судьи размахивает молотком над их головами. В этой комнате каждый в чем-то виновен, но ни один не получает по заслугам.