Милосердие (СИ) - "kakas" - Страница 134

— Карл… Карл, а… если нас поймают? Я не… Не должен быть здесь.

— Плевать, ты просто мой друг. Тут нет камер… Никто не тренируется так… поздно.

Граймс уже и сам не понимает, как у него находятся силы ворочать языком: все, что он может — наваливаться и ластиться к мокрому телу, получая хаотичные прикосновения губ то в шею, то в скулу, то где-то рядом с пустой глазницей. Когда грудь Сиддика резко вздымается и замирает, ладонь становится липкой, а он даже не замечает, позволяя деликатным пальцам заставить его кончить следом. И все это не похоже ни на что знакомое — Граймс нервно выдыхает, позволяя Сиддику быстро его обмыть и мягко вытолкнуть обратно в раздевалку, где он непослушными руками натягивает одежду и завязывает шнурки. Даже не причесываясь и не убирая волосы в хвост, он так и садится в машину, где долго и пристально изучает чужой профиль, думая о том, что вообще это было: шаг вперед или шаг в никуда.

Дома у Граймсов подозрительно тихо: Ниган заперся в кабинете с поздним клиентом, а отец кормил на кухне сонную Джудит. Несмотря на слипающиеся веки, девочка едва слышно лепетала на понятном только ей языке, икая каждый раз, когда ложка отправлялась в рот. Рик поднял взгляд на ввалившихся в коридор парней и коротко кивнул.

— Привет, пап, — подростку изо всех сил хочется не выглядеть виноватым. Он старается смотреть на родителя спокойно и прямо, хотя внутри все предательски замирает, а ладони начинают потеть.

— Привет, Карл. Сиддик, — они обмениваются рукопожатиями. — Ужинать будете? Сегодня спагетти.

— Кто бы сомневался.

— Поешьте. Я уложу Джудит.

Он поднимается из-за стола, с неприсущей ему деликатностью намереваясь оставить парней наедине. Вспомнив что-то, Рик останавливается у лестницы.

— Какое время сегодня на кроссе?

— 40 минут 2 секунды на первом заходе.

— А ты быстрее меня. В своем возрасте.

— Правда?

— Да, — Граймс незаметно улыбнулся и взбежал по деревянным ступеням.

Карл даже не помнит, как они поели, как поднялись на второй этаж и как прикрыли за собой дверь. Все, что его интересовало, так это отсутствие родителей за стенкой и рубашка Сиддика, которая совсем не поддавалась. Торопливо раздев друг друга, она упали на постель, чтобы тут же завернуться под одеяло, а после изучать друг друга с новым интересом, без стеснения блуждая взглядами по лицу и неловко наталкиваясь на губы. Однако с каждым движением силы исчезали, как пропущенная через сито вода. Глаза закрывались сами собой, дыхание становилось ровнее и глубже. Моргнув в последний раз, Карл посмотрел на замершего Сиддика, что так и уснул, сжимая его руку с исцарапанными костяшками и дыша прямо на приоткрытые губы.

***

Горячая ладонь проезжается по лопаткам, а после Рик чувствует, как Ниган наваливается на него сзади, подхватывает под живот и тянет к себе. Граймс устало выдыхает. Прошло три дня с тех пор, как Кросс вынырнул из своей спячки: теперь он не давал ему прохода, выискивая слабину там, где она действительно была — Рик скучал по нему, и с каждой секундой ему было все тяжелее бороться. Эта игра в кошки-мышки, где на самом деле уже и не было никаких мышей, выматывала Граймса до полного изнеможения. Но чем настойчивей Ниган требовал от него внимания, тем явственней Рик ощущал, что вот теперь-то точно происходит что-то из ряда вон.

В его ласке, прикосновениях и даже фразах по-прежнему сквозило ничем не прикрытое обожание — Кросс не изменил своего отношения к Граймсу. Однако настораживало совсем не это. Ниган как будто бессловесно уговаривал его оставить свою затею, а этой странной ласковостью пробуждал практически незнакомое Рику чувство вины, словно еще чуть-чуть, и тот сам разрушит все, что у них было. Он снова манипулировал им, демонстрируя, чем Граймс может владеть и что может потерять: веселый лепет Джудит, открытость Карла, миллион вещей и мелочей, заполнивших дом с приходом Кросса в их жизнь, собственную беззаботность, и это чувство, куда более полное и многогранное, чем любовь, принадлежность или зависимость. Чувство, настолько сложное и глубокое, что Рик не знал, должен ли человек вообще испытывать нечто подобное. Но именно это чувство гнало его вперед — Граймс просто не мог остановиться, уже нет.

Жестокая манипуляция Нигана была искренней, почти по-детски неподдельной — этим она внушала страх и липкое ощущение тревоги. Они оба находились в тупике: ни один не желал или не мог уступить. Кроссу достаточно было лишь открыть рот и рассказать все, а Граймсу — прекратить свои поиски того, кем был и чем являлся Ниган.

— Детка, прошло уже три дня и три ночи, — его пальцы пробегаются по светлой поросли тонких волосков, убегающих под резинку белья. — Давай уже озвучивай свое пожелание и да начнется блядское волшебство.

Рик переворачивается на другой бок: шуршит одеяло, начинается тихая возня, когда Ниган не позволяет ему отстраниться и только крепче обхватывает рукой, теперь уже под поясницу. Граймс трет шрам под глазом, пытаясь отвлечься от скрутившей низ живота истомы. И снова на него наваливается бесконечная усталость. Он почти ей поддается, и это заметно по севшему голосу.

— Я могу спросить что угодно?

— Что угодно. Но ты помнишь условия, верно?

— Почему мы вообще должны играть в эти игры? Почему ты просто не приоткроешь завесу чертовой тайны?

— Детка, ты ведь не такой тупой, каким кажешься, — колючий подбородок Кросса опускается на чужую переносицу. — Потому что я не хочу.

Рик зло стискивает зубы. Он знает, что Ниган наверняка почувствует, как напряглось его тело и сбилось дыхание — Граймс прилагает титанические усилия, чтобы вернуть себе подобие спокойствия. Ему хочется отвлечься на что-нибудь, хоть на стук дождя о черепицу, но именно эта ночь выдалась на удивление тихой.

— Хорошо, — Рик подтягивается выше. — Кем был твой отец?

Ниган удивленно вскидывает брови и опускает взгляд на прикрывшего веки Граймса. Неожиданно шершавая ладонь Рика проезжается по плечу и шее, кочует к подбородку — Кросс перехватывает руку и мягко целует пальцы. Тот вздрагивает, а Ниган только усмехается.

— Нихрена себе, решил пойти ва-банк? И что же мне будет за это откровение?

— Все как ты и хотел. Я оставлю тебя в покое.

— Даже не верится, что суровый и упрямый как осел капитан Граймс теряет хватку.

Между ними повисает напряженное безмолвие. Рик подвигается ближе, вжимаясь в теплое тело.

— Даю тебе свое слово, я оставлю тебя в покое. Так что прекрати заговаривать мне зубы и делай что обещал.

Ниган с улыбкой трет переносицу, на ощупь находит пачку сигарет и щелкает своей неизменной зажигалкой. Какое-то время он молчит, словно ему действительно необходимо что-то вспомнить. Рик замирает в нетерпеливом ожидании, продолжая изучать пальцами знакомое до самой мелкой морщинки лицо.

— Мой папаша был таким же психотерапевтом, как и я. Он специализировался на клинической психиатрии, занимался только этим. Знаешь, суровый и строгий мужик. Охуительный педант. И он был хорош, чертовски хорош в этом дерьме. Когда ему было около шестидесяти, он ушел из преподавания и сосредоточился на практике. Куда отец, туда и сын — знакомая ситуация, да?

— Ты на него похож?

— Разве что внешне, — Кросс задумчиво взъерошил свои волосы.

— А мать?

— Молоденькая студентка его же университета, которой он заделал меня при каких-то загадочных обстоятельствах — он не был большим охотником до траха. Она свалила где-то через годик после родов. Терпеть моего старика та еще проблема. Несносный хер.

— А что было потом? Когда он бросил преподавать?

— Потом он обратил свой ясный взгляд на меня.

Зубы Нигана блеснули в насмешливой и вместе с тем высокомерной улыбке. Потушив бычок, он вернул руку на талию Граймса — подушечки пальцев принялись отстукивать ровный ритм.

— Сколько тебе тогда было?

— Около семнадцати. Поздний ребенок и все такое. До этого благополучно друг друга игнорировали. Виделись только за завтраком. Но потом я подрос и предпочел вместо хлопьев выкуривать косяк.