Милосердие (СИ) - "kakas" - Страница 123

— Скучаешь по дому?

— Не знаю, мне тяжело было жить там.

— Почему?

— Ну…

Внезапно их прерывает звонок видео-мессенджера. Сиддик слегка наклоняет планшет, направляя камеру в сторону от Карла. Подросток и сам догадывается, что ему лучше скрыться: он сползает вниз, с сожалением отлипая от теплого тела и заворачиваясь в одеяло с головой. Он все еще смакует ощущение их близости, которая впервые случилась по инициативе Сиддика. Граймсу хочется думать, будто тот принял какое-то решение по поводу них двоих.

В конце концов, он слишком просто согласился остаться на ночь.

Он кутается в одеяло плотнее, однако до слуха все равно долетает чужой разговор. Карлу ничего не разобрать: из уст матери Сиддика незнакомый язык звучит странно, почти грубо, но сам парень так мягко проговаривает каждую согласную и певуче растягивает слова, что Граймс невольно заслушивается. Внезапно диалог прерывается на сердитой ноте, слышен сигнал отбоя и тихий шлепок планшета о матрас.

— Все? — Карл распахивает одеяло. — Ты как? В порядке?

Сиддик нервно трет переносицу и отворачивается к окну.

— Да, просто… Чем дольше я здесь, тем сложнее общаться с родителями.

— Но они ведь знают, что ты работаешь и учишься. Что еще им надо?

— Чтобы я женился, — парень неловко усмехается, опустив голову. — Даже смешно в свете последних событий.

— В смысле?

— Мне кажется, я никогда не женюсь, ну… Мне не нужна жена. Мне это неинтересно. Знаешь, я боялся, что как только сюда приеду, то слишком увлекусь этой жизнью, буду гулять с кем-то, возможно, даже вылечу из института, как многие из тех, кто поступил вместе со мной. Но ничто не заставило меня думать о глупостях.

Карл тихо сглатывает, рассматривая застывшую в принужденной позе фигуру.

— Ничто, кроме тебя, наверное, — Сиддик несмело улыбается и пожимает плечами. — Не верю, что сказал это вслух. Знаю, это странно…

— Не особо.

— Тебя ничто не может удивить, да?

— Как-то так, — Граймс переваливается на спину. — Послушай, тебе не обязательно так переживать из-за своих предков. Просто забей. Если их что-то не устраивает, то все равно они ничего не смогут сделать. Ты слишком далеко от них, они даже не знают наверняка, что происходит в твоей жизни. Да и вообще, если ты станешь тут врачом, то сможешь получить гражданство и все такое. Тем более, твоя грин карта в порядке. Зачем тебе уезжать обратно? Оставайся и делай, что хочешь. Оставайся со мной?

Сиддик опускается обратно на постель. Он не выглядит удивленным; усталость на его лице сменяется спокойной отрешенностью, в глазах нет и тени привычной настороженности. Парень какое-то время молча смотрит в потолок, а после переворачивается на бок: его нос едва соприкасается с виском Карла и у того моментально сводит низ живота.

— Остаться? Вот так просто?

— Разве взрослые парни не думают на перспективу? Знаешь, ведь тебе еще не так долго практиковаться, а травматолог — прибыльная специальность. Через пару лет сможешь позволить себе нормальную квартиру и все остальное.

— А ты?

— Я вернусь из армии к тому моменту, — Граймс поворачивает голову, оказавшись с Сиддиком нос к носу. — А что? Будешь ждать?

— А если буду?

Сиддик робко улыбается, рассматривая подростка своими внимательными черными глазами. Карл выглядит спокойным до того момента, пока их взгляды не встретились — дыхание Граймса тут же сбивается и он незаметно закусывает щеку. Внутри уже давно все скрутилось в тугой узел, но феноменальная выдержка, что не подводила его даже во время адских тренировок с отцом, дала сбой.

— Ну же, — Карл нетерпеливо толкается носом о нос, легко, словно на пробу целуя сухие губы.

— Если бы отец увидел меня сейчас, он бы меня убил. Буквально.

Интерн слабо дрогнул, уложив ладонь на чужую щеку. Он несмело, все еще с заметной опаской попробовал ответить Граймсу тем же, чувствуя, как парень тут же прижался к нему животом и как накрыл его руку своей, чтобы аккуратно спустить ее на талию. Сиддик сжал пальцы на подоле растянутой футболки, словно она была спасательным кругом, а он — безнадежным утопающим.

— Он никогда не узнает.

И Сиддик чувствует, что он действительно тонет. Он видит, как руки отца душат и бьют его, они сплошь бурые, испачканные, сделанные из камня и железа, они давят его мертвой хваткой, как было всегда, начиная с рождения и заканчивая последним поцелуем в аэропорту. Он обожает эти руки ровно столько, сколько же и боится. Именно они возвели его до ранга маленького принца в детстве, и именно они сбросили его с этого трона, стоило ему достичь зрелости.

— Карл, он убьет меня. Это большой позор.

Сердце срывается на рваный ритм, а страх становится почти осязаемым и болезненным.

— Он не видит тебя сейчас.

Сиддик знает, что такое история позора, он знает, чем она заканчивается — он видел это не единожды. И теперь он видит, как эти руки сначала толкают его за порог родного дома, большого, светлого и богатого, видит, как они настигают его, и сколько бы пощечин они ни отвесили — на них никогда нет ни царапины. Он знает, что именно эти руки вздернут его на ближайшей ветке и даже если на главной площади не найдется дерева, отец посадит его. Специально для него.

— И никто ему не расскажет.

Губы Граймса мягкие и теплые, а талия — гибкая, как та самая молодая ветка. Смуглые пальцы скользят по ней с осторожностью и трепетом, путаясь в задравшейся футболке, аккуратно поднимая ее выше и выше, чувствуя, как мышцы под кожей послушно напрягаются и расслабляются, отзываясь на прикосновения. Сиддик судорожно выдыхает, приоткрывая веки, чтобы скользнуть взглядом по голубому глазу, холодному и обманчиво яркому. Парень думает, что, наверное, именно такой глаз должен быть у Даджжаля*** — самого большого обманщика в мире.

Сиддик не знает, гордиться собой или не гордиться, когда он сдергивает чужую футболку — длинные локоны тут же падают на бледное лицо и парень порывисто смахивает их, впервые рассматривая Карла с неприсущей ему открытостью. Из-за Граймса все его чувства пребывают в постоянном смятении: он чувствует, будто происходит что-то неправильное, но дело не в возрасте подростка и даже не в том, что он парень — было что-то еще, что-то, с чем Сиддик еще не сталкивался. Парень еще не знает, что причина в ощущении, когда тобой манипулируют, делая это с невинностью ребенка, который верит в то, что говорит или, по крайней мере, хочет верить. И эта уверенность заставляет остальных поверить ему самому.

Однако что Сиддик знает наверняка так это то, что он прикасается к тому, кого уже язык не повернется назвать ребенком: плечи Граймса куда шире, а руки крепче и сильнее чем год назад. И сейчас Карл не на операционном столе, а в постели, стягивающий с Сиддика майку и заставляющий задыхаться от этой нездоровой близости, когда они сплетаются как две змеи, у которых уже нет ни рук, ни ног. Ему кажется, что это длится целую вечность, ему хочется, чтобы так и было, чтобы они могли прикасаться друг к другу где угодно, сколько угодно и как угодно.

— Постой. Стой, Сиддик, стой, — Карл сбивчиво дышит, запрокинув голову и подставив шею под мокрые прикосновения. Он все еще цепляется за чернявые локоны и вжимается пахом в горячее бедро.

— Что случилось? Так плохо? — Сиддик испуганно распахивает глаза и ласково проводит пальцами за покрасневшим ухом, словно желая компенсировать какую-то промашку, о которой он не знает.

— Скорее наоборот.

— Что…?

Вместо ответа Карл мягко толкается бедрами, проезжаясь по ноге Сиддика. С молчаливого согласия он опутывает руками смуглую шею, позволяя подхватить себя за талию, а после толкнуть снова и снова. Граймс смотрит на Сиддика сверху вниз, сжимая губы и блуждая расфокусированным взглядом по изменившимся чертам. Подросток словно специально прижимается крепче, теперь уже не к бедру — Сиддика тут же бросает в жар, пальцы впиваются в мокрую от пота кожу, а рот приоткрывается, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха в этой странной сладкой судороге, когда тело на мгновение вытягивается струной, а в голову бьет что-то покрепче попробованного впервые алкоголя. Карл зарывается лицом во влажные волосы, на секунду расслабляясь, словно отпуская себя, и тут же крупно вздрагивая. Им тесно и жарко, но при этом слишком хорошо, чтобы пытаться отстраниться друг от друга — Граймс в легком смятении соскальзывает ниже и утыкается горячим лицом в чужое плечо. Они оба молчат и шумно дышат, жмурясь от света прикроватной лампы. Сиддик дергает за выключатель и сразу же становится легче.