Великий торговый путь от Петербурга до Пекина
(История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд - Страница 57

В отзывах одновременно и российских, и иноземных путешественников звучит одобрение, а иногда даже сдержанное восхищение коммерческой сноровкой и талантом китайцев. По сравнению с не признававшими формальный порядок русскими купцами китайцев неоднократно называли скрытными, хитрыми, лукавыми и себе на уме дельцами. Насколько в таких суждениях отражалась вера западных обывателей в непостижимость народа Востока, сказать не решаемся. В том, что они выглядят лучше организованными и более дисциплинированными людьми, сомневаться не приходится. А тому, что они умели выторговывать высокие цены на свои товары, а на русские товары их, наоборот, сбивали, мы находим свидетельства русских купцов. Еще в 1739 году, одновременно с подобными событиями в Пекине и Кантоне, китайцы якобы сорганизовались в восемь «компаний», в состав которых ни одного инородца не пустили. В каждой компании выбрали «прекрасного и состоятельного» купца на пост главного хана (шаншоу) и под его предводительством теперь назначали цены, считавшиеся обязательными для всех участников картеля. Если эти компании фактически не отличались от ханов на их родине, они вроде бы не пережили даже столетия, и так кажется, что у них хромала организация, в отличие от санкционированных императором торговых компаний, образованных где-то еще. Ближе к завершению столетия упоминания о них не встречаются, хотя Питер Симон Паллас описал ситуацию, в которой отметил крепкую дисциплину китайцев. Он обратил внимание на то, что китайские купцы организовывали свое дело парами, когда один из них занимался торговлей в Кяхте с русскими купцами, а второй принимал товары и доставлял их на рынок в Китае. Но такая организация предприятия, в конце-то концов, во многом напоминает систему с привлечением агента, применявшуюся более состоятельными великорусскими купцами.

Одним из главных различий между русским и китайским порядками назовем отношение к контролю над купцами со стороны соответствующих чиновников пограничной охраны. Русские купцы никогда добровольно не поддавались диктату или даже увещеваниям со стороны коменданта Селенгинска или директора таможенного поста Кяхты. Дзаргучей в Маймачене с самого начала осуществлял надзор над китайскими купцами со всей строгостью настоящего диктатора. Располагая необходимыми правовыми и властными полномочиями на поддержание общественного порядка, данный чиновник мог потребовать и требовал строжайшего соблюдения коммерческой тайны; воздержания от использования китайского языка в общении с русскими людьми, чтобы они не смогли им овладеть и вникнуть в суть их разговоров между собой; единообразия в ценах на китайские товары; всеобщей осведомленности о выдвинутых русскими купцами предложениях и об условиях заключенных сделок; ограничения размеров партий китайских товаров, доставленных на торги, ради поддержания постоянных высоких цен и т. д. Главное же различие заключалось не столько в купцах, сколько в способности вельмож дворов соседних империй к расширению территории своих государств и в умелой демонстрации величия своего монарха его толковыми подданными. Нам представляется, что Сибирская империя XVIII столетия в указанном выше отношении выглядела откровенно незрелой.

Меновая торговля между этими двумя группами купцов происходила в весьма причудливой манере. Торги между ними для видимости шли в виде товарообмена, то есть со стороны России никаких монет или слитков благородных металлов официально привозить не разрешалось, и китайцы время от времени тоже пытались решительно пресекать их отток из своей страны. Обе стороны признавали потенциальную опасность предоставления обоюдных кредитов. Следовательно, возникала потребность в намного более сложной системе товарообмена, часто с использованием промежуточных товаров в качестве эталона рыночной цены — кирпичного чая или тюков хлопка, например.

Обычная процедура, использовавшаяся на протяжении 100 с лишним лет, выглядела так, что китайские и бухаретинские купцы или их представители посещали «купеческий двор» в Кяхте в дневное время, тщательно осматривали товары, вынесенные из складских ячеек на свет божий во внутренний двор, чтобы не вышло обмана. За чаем, который обычно распивали в квартале русских купцов, обсуждались предметы торговли, цены и размеры партии товара, и тогда же китайцы составляли списки нужных товаров. Во время таких бесед чаще всего разговор шел на монгольском языке, так как в общем и целом русские люди никак не могли освоить китайский язык. А еще ведь недаром говорили, что русская речь из уст китайца славянскому уху недоступна. Переводчиков с китайского языка на русский в Кяхте всегда не хватало, зато в окрестностях проживало множество русских бурят и других монгольских народностей. По достижении договоренности товары опечатывали в присутствии их покупателей. Затем вся компания отправлялась в Маймачен, где подобная процедура повторялась на китайских складах теперь уже с китайскими товарами. Товары с обеих сторон границы перемещались в обусловленное место в день, когда в обоих сообществах набиралось достаточное для такого дела число тружеников. Все такие мероприятия проводились в светлое время суток, так как с наступлением темноты ворота в обоих пригородах на ночь запирались. Для данной процедуры с обеих сторон границы требовались, разумеется, относительно одинаковые склады для хранения равного по ценности и количеству товара, а также требуемого партнером разряда. Такие требования можно было удовлетворить весьма редко, особенно в самые первые годы торгов, и успех дела во многом зависел от порядочности партнера, которому приходилось во всем доверять. Возврат доверенных партнеру средств всегда оборачивался большой головной болью, особенно если должник покидал приграничную зону. Поэтому торговая задолженность превратилась в признанную язву на теле отношений между этими двумя великими державами.

Русское государство и Кяхтинская торговля

Начиная с 1740-х годов, то есть во времена немощных усилий по возрождению государственной монополии на пекинскую торговлю и торговлю ревенем, а также правления Елизаветы II, ряд русских сановников проявляет самый живой интерес к совершенствованию условий торговли для китайских купцов. Постепенно появляется осознание финансовой ценности для государства становящейся все более выгодной торговли в Кяхте. Одним из предпринятых тогда первых шагов стала рекомендация Сибирского приказа, одобренная Сенатом, поощрять купцов с их семьями на постоянное проживание в Кяхте. До того времени постоянными жителями пригорода Кяхты не числилось ни одного русского купца. Все они по-прежнему значились в налоговых ведомостях их родных или ставших родными городов, куда эти купцы возвращались после завершения сезона торгов. Теперь под присмотром коменданта Селенгинска В.В. Якоби до сотни семей со всей Сибирской губернии или Иркутской области получили разрешение переехать в Кяхту и зарегистрироваться в налоговых ведомостях данного города. Поводом для такого переселения назвали «расширение торгового дела». Для размещения там переселенцев на землях, прилегающих к пограничному посту, требовалось обустроить дворы, заводы, огороды и выпасы домашнего скота, а также специально построить новый пригородный поселок. Этим новым поселенцам нужно было разрешить срубить деревья в 5—10 километрах от Кяхты, чтобы не лишиться находившегося под рукой удобного источника дров и пиломатериалов. Вокруг домов переселенцев предстояло возвести частокол с двумя воротами для входа и выхода, чтобы не допускать провоза товара без оплаты таможенных пошлин. Переселенцы на пять лет освобождались от подушной подати, рекрутских обязательств и прочих поборов, но после завершения такого срока переселенцам предстояло вносить все положенные государственные налоги наравне с остальными подданными русского государя. Всем заинтересованным в таком деле лицам разрешили подавать соответствующее прошение, даже тем, кто не числился в списках плательщиков подушного налога где-то еще. Исключение распространялось на беглых крепостных крестьян, солдат, драгун.