Богдан и Алёшка (СИ) - "Anrie An" - Страница 6

Отругал себя – и сразу стало как-то легче. Можно продолжить размышлять о живописи. Кстати, студенты Бахрамов и Костров потрясающе талантливы, без шуток. Хоть сейчас в какой-нибудь музей современного искусства Тагиркины картины с тёмными силуэтами, множащимися в проваливающихся друг в друга зеркалах, и Алёшкины – кладбищенские, кровавые, натуралистичные до жути, но вызывающие почему-то не отвращение, а пронзительную печаль, оттого что все мы смертны.

Следовало бы взглянуть и на работы «не своих» авторов – так называемый «самотёк», присланный по объявлению. Конечно, его коллеги отсеяли явную любительщину, какой было немало. Но всё же файлы, подписанные «Смирнова» и «Ольховская» он раскрывал с опаской. В первом оказались скучные серенькие пейзажи и похожие друг на друга портреты девушек и женщин (возможно, одной семьи). Во втором – базарные котики и лошадки (одно оправдание – довольно высокого качества, профессионально, так сказать, исполненные). В папке, обозначенной «Коваленко Ира, 15 лет» скрывались довольно неплохие анимэшные арты. Напоследок он оставил подборку «Задорожных Ал.» – и не прогадал. Работы оказались любопытными. Хотя это была ни разу не живопись – скорее, книжная иллюстрация. Или кадры из сюрреалистических, совсем не детских мультиков по мотивам Кэррола и Туве Янсон. Возможно, Киплинга. Возможно, Грина и Крапивина, о которых он вспоминал сегодня. Совпадение показалось неслучайным, а фамилия художника – знакомой. Задорожных… Слышал ведь о нём что-то. Работы вряд ли видел. Такое бы запомнил. Особенно ту, где большая зеленоватая луна над городом и мальчишки на рельсах, будто он и Мишка. Наверное, всё-таки фамилия всплывала в разговорах между преподавателями в училище или в Союзе художников. Или их даже знакомили. Смутно припомнил грузную фигуру бородача в тельняшке. Да нет, вряд ли это он.

– Мам! – крикнул Богдан.

Вот кто у нас активный посетитель вернисажей и внимательный читатель каталогов.

– Что, Богдаша? – откликнулась мать. Уже не из кухни, а из своей комнаты. Видимо, устроилась в кресле с книгой или с вязаньем.

– Ты помнишь такого художника – Задорожных?

– Был такой. Вроде бы уехал куда-то на север… точно не знаю.

– Мама, а как его зовут?

– Кирилл.

– Кирилл? Ты уверена? Не Александр, не…

Почему-то «Алексей» не смог произнести, горло перехватило. А какие ещё могут быть имена на «Ал»? Альберт, Альфред…

Набрал: «Задорожных художник Славск» в «Гугле». Вылезло: «Кирилл». И картины совсем не те. Не такие.

– Богдан, я уверена, – сказала мать, появляясь на пороге комнаты. – Кирилл Задорожных. Он даже был у нас в гостях один раз. С той компанией бородатых чудаков. Когда ты… Ну, ты помнишь.

Он помнил. Те художники, которые познакомили его с гением-пейзажистом из Фёдоровского. С Яшей Тропининым. Конечно, тогда он никого, кроме Яши, не видел. Весь мир вокруг перестал существовать. И напились они страшно…

Может быть, таинственный «Задорожных Ал.» – сын или брат того бородатого Кирилла? Впрочем, есть смысл заглянуть в текстовый файл, там ведь наверняка анкетные данные участника слёта.

Заглянул. Поморщился. Задорожных Алёна Васильевна тридцати лет. Тьфу ты, баба! И будто померкло всё. Иллюстрации сразу перестали казаться такими уж расчудесными. Вторичны, подобного много кочует по Интернету. И чисто технически придраться есть к чему: перспектива нарушена, штриховка небрежная.

========== 3. Алёна Задорожных ==========

…Перспектива нарушена, штриховка небрежная. Складывая оформленные, как для выставки, работы в папку (велено было на слёт привезти оригиналы), Алёна видела все недочёты. И понимала, что при обсуждении её просто раскатают по асфальту в тонкий блин. Но всё же настроилась ехать. Не с той, конечно, целью, на какую намекала Динка. Ни с кем она знакомиться не собиралась, ни с какими симпатичными мальчиками. Посмотрела список участников на сайте: большинство действительно мальчики и девочки школьного возраста.

Были, правда, кроме неё, ещё две солидные тридцатилетние тётки. Поразговаривать с ними о пустяках или пожаловаться на жизнь – самое то. И пустяки, и жизнь у всех тёток этого возраста одинаковые. Да, в сущности, из пустяков и складывается жизнь. А как ещё?

До отъезда следовало, кстати, заняться одним пустяковым делом. Сущей ерундовиной. Попробовать устроиться на работу.

Накануне Алёна побывала в центре занятости – на «бирже», как назвала это учреждение её мама. Во времена молодости маминой бабушки (то есть сразу после революции) подобные конторы именовались гордо – «биржа труда». Потом они исчезли за ненадобностью: безработица была побеждена, в стране Советов выпускники пэтэушек, техникумов и вузов вместе с дипломом получали распределение. И это была такая всесоюзная лотерея: кто на завод через дорогу от дома попадёт, а кто поедет в дальние края – во Владивосток или, возможно, в степи Казахстана. Или в почти европейскую Литву, кому как повезёт. Например, Кирилл Задорожных в своё время именно так попал в Славск – его прислали художником-оформителем на один из крупных заводов. (Как будто местных не нашлось!) И не его вина, что после перестройки новому руководству предприятия наглядная агитация стала не нужна. Как и медпункт, и ведомственный детский садик. Да и рабочие не очень-то надобны были, чего уж! Кирилл тогда, как он рассказывал Алёне, между делом (по правде говоря, между взлётами и падениями, первые рождали замечательные картины, вторые сопровождались запоями) получил высшее образование. Диплом юриста остался приятным сувениром на память о бесславно потраченных времени и деньгах (обучение было платным). Нет, конечно, года три он успешно проработал в частной юридической фирме, о чём любил упоминать в разговорах за выпивкой. При этом должности своей не называл, якобы коммерческая тайна. Служил он охранником.

Юрист – охранник, экономист – кассир в магазине, это у нас называется работа по специальности. Что она хочет со своим дипломом художника-оформителя, а?

На «бирже» тихая старательная девушка направила её с документами в три адреса. По первому находился дом культуры. Там художник был очень нужен!

– Но – смотрите, милочка, – говорила ей полная улыбчивая женщина с русой косой, закрученной вокруг головы. – У нас ведь декорации, они тяжёлые. Принести, поставить, поднять, передвинуть. То есть художник – это ещё и грузчик. Потом, компьютер…

– «Фотошоп», «корел», – воодушевлённо перебила Алёна. – Вёрстка афиш, да? Умею. Могу ещё какую-нибудь программу освоить. Если надо.

Женщина с косой посмотрела на неё всё ещё не без улыбки, но, похоже, с презрением и жалостью.

– Компьютер ломается. Его надо будет ремонтировать постоянно.

– Справлюсь, – сказала Алёна, но уже не так уверенно.

Стёпка, дремавший в «кенгурухе», видимо, начал просыпаться, беспокойно заёрзал, и она почувствовала, как тяжелеет грудь, – подступило молоко.

– Вот, опять же, ребёнок, – сказала работодательница, словно только что заметила малыша. – Куда вы его денете?

– С бабушкой! – выпалила Алёна. – Она, правда, работает, но там сутки через сутки, и дедушка поможет, посидит, он пенсионер. А скоро и в садик очередь подойдёт.

– В садике вы у меня на больничный будете уходить каждые две недели, – женщина грустно вздохнула.

– Не буду! – клятвенно заверила Алёна.

– Это вы сейчас так говорите. И опять же… Про декорации я говорила?

– Говорили. Не проблема. Вы на рост не смотрите, я пауэрлифтингом занималась. Правда-правда!

– Несерьёзно, милочка. Давайте обходной лист, я подпишу.

– В смысле?

– Подпишу отказ. Ещё две-три организации обойдёте – и вернётесь в центр занятости за пособием. Поверьте, для вас это идеально.

Алёна протянула ей бумагу. Стёпка зашевелил ручками-ножками, захныкал.

– Просила же их, как людей, – бормотала женщина с косой, разыскивая в ящике стола печать. – Мне художник нужен – мужчина, а они присылают барышень да мамочек.