Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка - Страница 20

— Что у вас? — Под ее понимающим взглядом он смешался.

— Я Юля.

— А я Яна. И что дальше?! — угрожающе отреагировала секретарша. Она подошла вплотную и теперь возвышалась над маленькой Юлей, как горячащаяся статная кобыла рядом с невзрачным пони.

Но, странное дело, от невыгодного соседства этого представившаяся Юлей не испытывала ни малейшего дискомфорта.

— Я Юля Лагацкая.

И при виде напрягшегося Забелина добавила удивленно:

— Владимир Викторович предупредил, что меня будут ждать.

— То есть вы от Второва?!

— Ну да. — И девушка обозначила кивок в сторону заинтересованной секретарши.

— Вы свободны, Яна, — получилось нарочито официально, и Забелин добавил: — В понедельник, как и все, приступите к работе.

Лицо Яны вспыхнуло торжеством, и, прежде чем выйти, она, поймав его взгляд, томно, значительно, опять кому-то подражая, прикрыла свои вздыбленные тушью ресницы.

«О Боже». — Чуткий на фальшь Забелин почувствовал себя отцом Сергием, избавившимся от искушения.

— Итак, — он указал на овальный стол, — я Забелин Алексей Павлович. Вы — Лагац…

— Лагацкая Юля.

— Да. И чем могу?

Неожиданно на лице посетительницы проступило мягкое, лучиком солнца меж плотных туч, лукавство.

— Скорее я должна мочь. Ведь это вы меня ждете.

— Это я слышал. Боюсь, тут недоразумение. У нас действительно с Владимиром Викторовичем был э… некоторый разговор. Но, должно быть, мы не совсем поняли друг друга… Вы где учитесь?

Он смешался под ее внимательным взглядом. Где-то там в глубине себя она явно веселилась. Лицо, впрочем, оставалось замкнутым.

— То есть раз уж рекомендация Владимира Викторовича, я, конечно, пораскину в смысле трудоустройства. Но мне нужен был — да и теперь, собственно, — такой, знаете, матерый профи.

— Я так и поняла.

— Ну вот видите. — Забелин облегченно поднялся.

— Так когда начнем?

— Понимаете, девушка, у нас очень жесткий бюджет. — Забелин проклинал неловкое положение, в которое загнал его шеф, и непонятливость визитерши. — Секретарша уже есть.

— Я видела.

Он уловил иронию и обозлился:

— Словом, как только, так сразу.

— Дело в том, что не хотелось бы оттягивать. У меня есть хорошее предложение, но Владимир Викторович просил помочь здесь.

— Помочь, — туповато повторил Забелин, разглядывая ее расцарапанную руку. «Может, и цыпки есть».

— Котенок, — проследила за его взглядом Юля. — Забрался под диван. Мяукает со страха. Вот… вытаскивала.

— Ну да. А вам, простите…

— Двадцать три. Но фондовым рынком занимаюсь четыре года. Между прочим, когда я писала сценарий приватизации СНК, то и вовсе был двадцать один…

— Сценарий чего?! — Забелин, осторожно взяв ее за щуплые плечики, вновь усадил на диван, усевшись рядом. — То есть вы хотите сказать, что разработали программу…

— Ну, не я одна, конечно. Но концепцию — да. Это мое.

В продолжение всей этой удивительной встречи Забелин чувствовал себя неуютно, но теперь он оказался в каком-то вовсе иллюзорном положении.

Даже среди прочих предельно коррумпированных, «прихватизационных», как их называли, процессов продажа за бесценок крупнейшей нефтяной компании прогремела как образец максимально наглого и в то же время элегантного обкрадывания государства. Определить оптимальные условия конкурса было поручено инициатору — Онлиевскому. Среди задач, поставленных им перед разработчиками, значились две ключевые. Прежде всего, само собой, взять по дешевке и сделать при этом так, чтоб никто из конкурентов, даже предлагающих гораздо большие деньги, не мог выиграть у АИСТа и чтоб все это оказалось абсолютно законно.

Разработчики пошли дальше. Они придумали, как на этом можно еще и заработать. Поэтому самым писком оказалось включение в условия конкурса положения о том, что победитель обязан внести в компанию технологическую установку по производству крекинга. То есть то оборудование, которым единственно обладал АИСТ и как раз не знал, как бы от него избавиться. А уж после того, как хлам этот был оценен в пятнадцать миллионов долларов, непонятно было, чему больше следовало изумляться — изворотливости тех, кто изобрел такие условия, или бесстрашию тех, кто их подписал.

И вот теперь подле Забелина сидела щуплая девчушка с прыщавым, плохо припудренным носиком и, непрерывно оправляя коротковатый джемперок, стеснительно признавалась, что все это сотворила она.

— Что ж вас Онлиевский-то отпустил?

— Сама ушла.

— Почему?

— Это важно? Впрочем, если хотите… АИСТ, завладев компанией, начал массовые увольнения.

— Ну и?..

— Этого не надо было делать. Я подготовила записку. Экономически сокращений можно было избежать. Чуть сложнее, правда… Меня не приняли.

— Не понимаю. Вы — аналитик. Вы свою работу сделали. При чем тут сокращения?

— Не по-божески это было.

— Однако оригинально. А то, что государство за счет ваших хитрушек потеряло несколько сот миллионов, — это по-божески?

— Да, вы правы: это тяготит. Но это иное. Не мы, так другие бы. Конкретные люди в правительстве ждали, кто им больше заплатит, чтоб обокрасть государство. Онлиевский больше украл, потому что больше заплатил. Но потом он начал обижать беззащитных. И значит, поступил против правды.

— Несколько причудливо, но канва понятна. — С таким неприкрытым ханжеством Забелин давно не сталкивался. — То есть вы идейный, так сказать, борец за правду на приватизационном фронте?

— Нет. Я работаю за деньги. И работа моя должна хорошо оплачиваться.

— Хорошо — это сколько?

— Много. Сейчас мне нужно сто двадцать тысяч долларов. Расчет, само собой, по результату.

— Почему именно?.. — Забелин поразился и астрономической сумме, и ее точности. — На коттеджик?

— Мне надо. Владимир Викторович сказал, что вы согласитесь.

— Силен он говорить. Юля, а вы замужем?

— Здесь все обо мне. — Нахмурившись, она вытащила из сумки и протянула дискету. — Вы ж все равно проверять будете. Так жду звонка?

— Вот что. Вы ведь к центру? — Что-то самое важное в странной посетительнице оставалось непонятым. — Подождите немного в приемной. Я вас подброшу. Заодно и поговорим поподробней.

— Надеюсь, это нужно для дела. — Было заметно, что вопрос о замужестве ее встревожил.

— Исключительно для дела.

«Кому ж ты для другого-то нужна?» — И Забелин, опасаясь быть пойманным на этой мысли, кисло улыбнулся.

После ее ухода он, поласкав пальцами полустертые кнопки электронного блокнота, извлек-таки старый, подзабытый файл и, не отрываясь от него, набрал телефонный номер.

— Налоговая полиция России, — ответил задеревеневший женский голос.

— С полковником Осиповым можно соединиться?.. Скажите — Забелин.

Через некоторое время послышалось осторожно-удивленное:

— Какие люди! — И — без паузы: — У меня тут совещание.

— Тогда о главном. — Старый опер задал тональность, и надо было под нее подстроиться. — Нужна помощь — хочу своего человечка внедрить в один НИИ под крышей налоговой инспекции.

— Какой там у нас счет был, два-ноль в мою пользу? — припомнил полковник.

— Вроде так.

— Ладно, как не порадеть родному человечку? Будет три-ноль.

— Нет проблем. — Повесив трубку, Забелин сделал пометку: в понедельник придется добавить к двум тысячам долларов на счете полковничьей жены еще одну.

Раздался телефонный звонок, и одновременно без стука вошел Дерясин.

— Стар! — закричала трубка голосом Макса. — Я по тебе соскучился.

— Как добрался? — Забелин постарался показать, что он не один. Но, как обычно, это не подействовало.

— Старый, не поверишь! В три ночи приполз. Провожал Наташку. Какой же она осталась чистой. Мы с тобой просто-таки жизнью искрошены. А она — удивительная. Будто и не было всего этого. До двух ночи в ее подъезде простояли. Домой не пустила — ребенок болеет.

— Макс, я не один. — Он остановил сделавшего движение к двери Дерясина.