Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон - Страница 67

— Разумеется! Ни секунды не сомневаюсь. Знаешь, если забыть об их гордыне, то они милейшие люди! Но скажу тебе кое-что еще. Даже если бы представилась такая возможность, мне не хотелось бы жить в Каэрхейсе. После замужества тот образ жизни кажется совершенно для меня неподходящим. Там было много хорошего, множество приятных моментов, но слишком много ограничений и ограниченности и в мыслях, и в поведении, я не хочу к этому возвращаться. Только в декабре я стала свободной!

— Связанной со мной, — сказал Джереми.

— Связанной с тобой! Где мы будем жить? Мне бы хотелось поселиться в Корнуолле.

— Да. Что бы ни говорил Голдсуорти Герни, я уверен, что и в Корнуолле у меня будет достаточно возможностей.

— Пар? Самоходный экипаж?

— Что ж, для начала я надеюсь, что буду зарабатывать на жизнь доходами с Уил-Лежер, а может быть, попробую что-нибудь новое на Уил-Грейс. Я подумывал о небольшом доме, принадлежащем отцу, его называют сторожкой. Там жил Дуайт Энис, когда только приехал. Потом дом пустовал несколько лет и пришел в негодность. Там собирались поселиться Стивен Каррингтон и Клоуэнс, и Стивен потратил немало времени и кое-какие деньги, чтобы привести его в порядок. Потом они разорвали помолвку, а когда у них все наладилось, поженились и уехали в Пенрин, так что в доме так никто и не поселился. Мы могли бы там пожить некоторое время.

— Было бы чудесно. Что такое?

— Что? — его лицо прояснилось. — Ничего, любимая. Просто мысль промелькнула.

Кьюби ждала объяснений, но их не последовало. Да и как Джереми мог бы объяснить, ведь он вспомнил о том, что в сторожке они хранили награбленное, пока не перенесли все в пещеру на Лестнице Келлоу.

— И у нас должна быть лодка, — сказал Джереми, сделав над собой усилие. — Ты любишь рыбалку?

— Никогда не пробовала, но я люблю рыбу.

— Любишь есть? Или ты против того, чтобы её ловить?

— Нет, я не такая уж неженка.

Он улыбнулся.

— Временами мне кажется, что мужчины даже более чувствительны в этом, чем женщины. Я, кстати, никогда особо не любил охоту. Мне совершенно не жаль лис, да и кто бы стал их жалеть, увидев, что они творят в курятнике — растерзанные куры, убитые даже не для еды, а для удовольствия. Но всё же в конце облавы я не могу заставить себя радоваться, глядя как её рвут на части двадцать собак. А Клоуэнс очень любит охоту, и думаю, что Изабелла-Роуз тоже полюбит, когда ей разрешат охотиться.

— Клеменс любит охоту, как и я, — сказала Кьюби, — а никто не любит животных так сильно, как Клеменс.

— С тех пор, как я поступил на службу в армию, — сказал Джереми, — я всё меньше уверен в том, что лошадей стоит использовать в бою. Я видел всего трёх убитых лошадей, но мне и этого хватило. И впрямь, желание освободить их от тягот военной службы стало второй причиной, по которой мне хочется создать самоходный экипаж. Даже после трех лет службы в почтовых перевозках лошадь годится только для живодёрни. — Он глотнул вина и посмотрел на его цвет в пламени свечи. — И всё же иногда меня гложет одна мысль...

— Какая?

— Если самоходные экипажи распространятся, мы, возможно, вообще лишимся лошадей. Худшая участь и для них, и для нас. — Он достал часы. — Может, пойдём домой?

— Как хочешь. А разве ещё не слишком рано?

Джереми взял её за мизинец.

— Я думаю, если ты согласна, то уже не слишком рано.

Они молча лежали в постели, дневной свет на высоком июньском небе почти потух, и тут кто-то постучал в дверь. Джереми зажёг свечу, набросил халат и пошёл к двери.

После тихого разговора он вернулся.

— Это мой ординарец, мне нужно идти. Можешь прочитать записку.

Кьюби взяла листок.

«Роте капитана Полдарка проследовать к Брен-ле-Конту и встретиться там с майором Картаретом, который укажет место для бивуака на ночь.

Генерал-квартирмейстер Уильям де Ланси».

— Дорогой, — произнесла она.

— Да, милая. Мне нужно идти. Мы всё равно не попали бы на бал. Военные обладают необъяснимой способностью портить все удовольствие в самое неподходящее время.

Кьюби попыталась удержать внезапно брызнувшие слёзы.

— Вернись к воскресенью, — беспечно сказала она, — позовём гостей на обед.

— Разумеется! Я скажу старине Бони. И правда, дорогая, ты останешься в Брюсселе, как примерная жена, и не думаю, что тебе стоит волноваться о французах. Но если... если вдруг что-то пойдет не так, без колебаний обращайся к мистеру и миссис Тернер или Криви в Антверпене. Ты отвечаешь не только за себя, но и за нашего малыша. Если понадобится, увези его за море, а я догоню тебя позже.

— Я буду себя беречь, если и ты сделаешь то же самое.

— В детстве я дразнил Клоуэнс, и она злилась и кидалась в меня камнями. С тех пор я отлично научился уворачиваться от снарядов.

Он начал одеваться. Снаружи раздавались трели флейт и горнов. В наступающих сумерках звук казался меланхоличным.

— Сандерс тебя ждет?

— Да. И несомненно зевает. На марше будет много сонных солдат.

Кьюби наблюдала за ним, ее глаза выглядели темнее обычного, а сердце сжали холодные тиски страха.

— Интересно, чем сейчас занят отец, — сказал Джереми. — Вот он — настоящий военный по характеру, не то что я. Но он будет страшно раздражен, сидя в Вердене, если узнает, что предстоит сражение за Брюссель.

Кьюби начала одеваться.

— Что ты делаешь?

— Ох, спать ещё слишком рано. Я провожу тебя, потом разведу огонь и сварю немного кофе.

Джереми посмотрел на луну.

— Отличная погода для сражения.

Когда, наконец, он был готов и Кьюби убедилась, что он ничего не забыл, Джереми обнял ее и поцеловал — сначала в лоб, потом в кончик носа и в губы. После бурной любви всего час назад поцелуй был воздушным и невинным.

— До свидания, Кьюби.

— До свидания, паренек. Возвращайся поскорей.

— А как же. Как раз к обеду. Попрошу ускорить наступление.

Андре не появился на рассвете, он пришел, только когда с горячих душных небес уже полыхало солнце — высокий неряшливый мужчина, напомнивший Россу торговца, подкинувшего его, когда сломался дилижанс на обратном пути из Осера.

Он почти полчаса разговаривал с Кохуном Грантом, а потом Грант сел за стол и написал записку, которую бельгиец забрал.

Затем он обратился к Россу: 

— Вероятной угрозы на дороге в Монс больше нет. Бонапарт с войсками пробил брешь в обороне Шарлеруа, и пруссаки отступили. Может, Веллингтон успеет перегруппировать войска — если послание дойдет к вечеру, у него появится двадцать четыре часа. Андре помчится в Брюссель во весь опор, чтобы доставить его вовремя.

— А вы?

— Я поеду в Намюр, у меня там два друга-роялиста. Они поддерживают контакт с одним из генералов Наполеона. Добытые сведения я прошу вас доставить в штаб Веллингтона, где бы он ни был к этому моменту. Это опасная миссия, но именно этого вы и хотели.

— Вы поедете в Намюр днём?

— Это три часа в одну сторону. Французской армии сейчас есть чем заняться. Но если меня схватят, то я не вернусь, и вы об этом узнаете. В таком случае позаботьтесь о себе. Марсель или Жюль будут под рукой. Здесь есть еда, можете взять ее с собой. До темноты вам приведут хорошую лошадь.

— Когда я пойму, что вы уже не вернётесь?

— Дайте мне время до захода луны.

— Не по нраву мне такое длительное бездействие, — сказал Росс, — я могу помочь чем-то здесь или в окрестностях?

— Насколько хорошо вы говорите по-французски? С явным акцентом, не правда ли? Вы окажете больше помощи, ничего не предпринимая. Полежите. Поспите. Скоро вам будет чем заняться.

Погода стояла жаркая и душная, время едва тянулось. Марсель и Жюль вскоре оставили Росса наедине с лошадью. Почти всё время он проводил в амбаре. Крыша частично обвалилось, и через дыры в потолке солнечные лучи попадали на пол, основательно заросший сорняками, которые с удовольствием их принимали. Лошадь щипала траву в углу. Дважды сквозь приоткрытую дверь Россу чудилась отдаленная канонада.