Шато д'Иф и другие повести (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 11

В конце концов они встретились в космосе с землянами и захватили, в качестве эксперимента, некоторое количество людей, а те, после надлежащей психологической обработки, оказались почти идеальными «сборщиками фруктов». Фалиды разрабатывали планы массового импорта людей. Ожидалось, что люди будут воровать фрукты из «отеческого леса», а если какая-то их часть должна было при этом погибать — что ж, как говорится, «лес рубят — щепки летят». Зато фалиды получали бы гораздо больше фруктов, оставаясь в безопасности».

Зашел один из помощников антрополога и доверительно сообщил руководителю: «По гиперфону передали подробности заключенного договора».

«Неужели? — антрополог выпрямился в кресле, моргнул. — И каковы условия?»

«Фалиды выплатят контрибуцию — сто миллионов валюнтов в виде ценных руд и товаров. Мы устроим лабораторию, где группа исследователей займется идентификацией вещества, стимулирующего рост фруктов на фалидских деревьях. Мы подрядились ежегодно поставлять предусмотренное договором количество фруктов. Другими словами, люди будут снимать урожай в фалидском лесу».

Антрополог явно заинтересовался — новости обрадовали его: «Хотел бы я знать, какое влияние этот договор окажет на социум фалидов? Что станет с их правилами «Бза», с однородностью их каст, с их культурными закономерностями? Прошу прощения! — сказал он, обращаясь к Рэчу и Констанции Эйверилл. — Мне нужно срочно оценить ситуацию, применяя теоремы Мак-Дугала».

Ученый поспешил уйти. Рэч и Констанция снова остались одни.

Рэч устало посмотрел вокруг двумястами глазами. Салон казался ему непропорциональным помещением с низким потолком, а Констанция и антропологи — уродливыми, чуждыми существами. Их голоса раздражали его слуховые волоски, их движения оскорбляли его фалидские представления об эстетике.

Он ощутил ход мыслей Констанции Эйверилл. Решительность и упрямое жизнелюбие, подмеченные им поначалу и вызвавшие у него восхищение, теперь почти не поддавались восприятию на общем фоне ее умственной деятельности — в целом и в общем их заменили теплота, нетерпение, хорошее настроение. И странная, задумчивая тоска.

В данный момент ее беспокоили тоскливые, пугливые мысли — чего она боялась?

«Вы несчастны, не так ли?» — спросила она его.

Он написал: «Я сумел выполнить задание. Это меня радует. А во всех других отношениях я — музейный экспонат. Шутка природы».

«Не надо так говорить! — Рэч почувствовал исходящую от нее волну жалости. — Вы — самый храбрый человек на свете!»

«Я не человек. Мое тело погибло. И я не могу поселиться в другом человеческом теле. Я застрял в теле фалида. Оно мне не особенно нравится. В этих фалидских глазах все выглядит неправильно, не по-человечески».

«Как для вас выгляжу я?» — с любопытством спросила Констанция.

«Ужасно. Как помесь ящерицы с ведьмой».

Рэч уловил мимолетную тревогу, характерную для женщин.

«На самом деле я неплохо выгляжу!» — заверила его Констанция.

Они помолчали.

«Вам нужен кто-нибудь, кто будет о вас заботится, — продолжала Констанция. — Я этим займусь».

Рэч искренне удивился. Его крыльчатые пальцы дрожали, пока он записывал ответ: «Нет! Мне предоставят патрульный космический катер, и я проведу в космосе остаток своих дней. Мне никто не нужен».

«Я полечу с вами».

«Как вы сможете это сделать? Вас нисколько не беспокоит ваша репутация?»

«Ха! Думаю, что в вашем обществе я буду в безопасности, — она рассмеялась. — Так или иначе, мне дела нет до репутации».

«С юридической точки зрения я — женщина, — Рэч попытался придать ироническое выражение письменному ответу. — Я съел «фрукт жизни». Через некоторое время это фалидское тело станет матерью. Надеюсь, у меня не разовьются материнские инстинкты».

Констанция поднялась на ноги. Она плакала: «Не надо! Не говорите мне такие вещи! Это ужасно — то, что с вами сделали!» Она яростно вытерла слезы тыльной стороной руки. «Ладно! — кричала она. — Я сошла с ума, я последняя дура! В любом случае, нынче високосный год. Вы — самый замечательный человек из всех, кого я знаю. Я вас люблю. Мне все равно, как вы выглядите. Я люблю то, что вы есть на самом деле, внутри. Так что вы от меня не избавитесь — я сделаю все, что смогу, чтобы...»

Рэч опустился на спинку кресла.

В салон зашел второй помощник капитана: «Сообщение для вас, господин Рэч. Только что прибыло по гиперфону».

Рэч открыл конверт и прочел письмо доктора Плогетца:

«Уважаемый г-н Рэч!

У меня есть для Вас хорошая новость — и Вы ее заслуживаете. Нам удалось восстановить Ваше тело, оно Вас ждет. Это было очень сложно. Пришлось вживить новую печень, шесть метров тонкой кишки и новую левую ногу ниже колена.

Я не сообщал Вам об этом раньше, потому что не хотел подавать Вам необоснованные надежды — у нас не было уверенности в том, что все получится. Но с той минуты, как Ваш мозг был удален, над задачей восстановления Вашего тела круглосуточно работали лучшие физиологи и хирурги.

Я знаю, что эта новость Вас обрадует — увидимся уже на этой неделе!»

Рэч передал гиперграмму Констанции Эйверилл.

Она прочла ее и снова заплакала. Ни один из двухсот фалидских глаз Рэча не мог плакать.

В зале ожидания Атлантического госпиталя Космического флота не меньше полусотни человек готовились встретить выписанных друзей и родственников — пациентов, находившихся в палатах небоскребов медицинского комплекса. Пациенты этой крупнейшей больницы в мире спускались по эскалатору группами по пять, а то и по десять человек.

Среди ожидавших была девушка с блестящими темно-рыжими волосами, с изящным, приветливым лицом, свежим, как цветок, но с прямолинейным взглядом ясных глаз, свидетельствующим о внутренней силе. Она сидела и наблюдала за эскалатором, напряженно всматриваясь в лица мужчин — особенно молодых загорелых мужчин — по мере того, как они приближались, в свою очередь пытаясь найти в зале ожидания знакомые лица. Пару раз она приподнималась, но разочарованно опускалась на сиденье.

Проходили минуты. Двери над эскалатором раздвинулись, появилась новая группа пациентов.

В их числе был худощавый, подтянутый молодой человек с большим улыбчивым ртом и продолговатым подбородком; вдоль его щеки тянулся шрам, а кожа его потемнела настолько, что почти не отличалась оттенком от волос — космический загар не проходил много лет.

Девушка присмотрелась — присмотрелась еще раз, медленно поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Молодой человек задержался, переводя взгляд с одного лица на другое. Девушка остановилась. Найдет ли он кого-нибудь другого? Неужели она ошиблась? Нет, не может быть! Она подошла ближе. Он заметил ее, тоже присмотрелся — или к чему-то прислушался? Внезапно он улыбнулся, быстро подошел и взял ее за руки: «Констанция!»

Это было утверждение, а не вопрос. Почти целую минуту они стояли и смотрели друг на друга, вспоминая все былое.

Покидая госпиталь, они крепко держались за руки.

Шато Д'Иф

Jack Vance. Chateau d'If, 1949.

I

Рекламное объявление сначала передавали по телевидению, а через несколько дней оно появилось на врезке в факсимильном выпуске новостей: зеленый текст на черном фоне — скромный прямоугольник среди других объявлений, оранжевых, красных и желтых. Крупным шрифтом выделялись три строки: