Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 22

— Круто, — кисло улыбнулась в ответ, вздохнув и потерев лоб здоровой рукой. Осознавать, что благодаря какой-то истеричке-чувырле ты провалил стажировку на офигенное место работы — то ещё удовольствие.

Удовольствие со знаком минус и до бесконечности, угу.

— Не бери в голову, — пожала плечами официантка, пользуясь моментом и поправляя хвостики. Рация у неё на поясе что-то булькнула и, тихо охнув, она выскочила на дверь. Чтобы вновь заглянуть и подмигнуть. — Меня, кстати, Никой звать. Не скучай, всё будет окей!

Я её оптимизма не разделяла, но как-то его оспорить, попросту не успела. Нику как ветром сдуло в сторону зала. Оставив меня один на один с крамольной мыслью, что полоса невезения на рабочем фронте давно и прочно перегнала свою товарку с личного. И идея сжечь трудовую книжку, чтобы начать всё с чистого листа уже не казалась такой уж дикой. В конце концов, чем чёрт не шутит?

Тихо фыркнула, представив себе эту эпичную картину. Полночь, пустырь, костёр и я вокруг него с дикими воплями и танцами вырываю исписанные листы несчастного бланка строгой отчётности. И с радостными завываниями торжественно предаю его анафеме. Если после инцидента на баре я ещё не стала звездой Ю-туба, такой ритуал гарантированно принесёт известность и славу.

Но лишит стажа, вклада в будущую пенсию и хоть каких-то рекомендаций.

— Нет в жизни счастья, — мрачно продекламировала своему бледному отражению и, вздохнув, отправилась переодеваться. Возвращаться в зал, после такого шоу, смысла нет, да и работать с одной рукой не получится. Нормально так точно.

Переоделась я быстро. Всего-то и надо было, что сменить брюки на любимые, чуть подранные джинсы, натянуть поверх светлой майки рубашку в клетку и влезть в многострадальную кожанку, с боем отбитую у щенка. И подтянув шнурки на кедах, я выскользнула через чёрный ход, который Алик показал мне ещё в самом начале столь фееричной смены. Рюкзак привычно болтался на плече, грозя отбить-таки мне мою многострадальную пятую точку.

Да и чёрт с ней. Хуже точно не будет!

Так я думала, когда зябко куталась, стоя на служебной парковке, позади клуба. Так я продолжала думать, выуживая невесть откуда взявшуюся в рюкзаке пачку сигарет. Ментоловый винстон пугал отсутствием всего лишь пары штук, а в комплекте с изящной белой зажигалкой наводил на нехорошие мысли о предстоящем долгом и обстоятельном общении с братцами. Пока я не вспомнила, что Милка, благополучно потерявшаяся ещё в начале вечера где-то посреди танцпола, имела нехорошую привычку хранить это извращение у меня.

Всё ещё не теряя надежды приобщить меня к этой вредной привычке. А так как, погода была ужасная, Ведьма была прекрасная, настроение катилось к чертям, поэтому…

— Ну почему бы и нет? — пожав плечами, я вытащила тонкую сигаретку и неловко её прикурила. И сделала аккуратную затяжку, когда над самым ухом раздалось привычно-ехидное и притворно-возмущённое:

— Ладно, ты у меня на паре спишь. Ладно, в клубе дебоширишь. Но при всём при этом ты ещё и куришь?! Снегирёва, такого я от тебя точно не ожидал!

Я от неожиданности (и с непривычки, каюсь) дымом подавилась и закашлялась, выпучив глаза на посмеивающегося Ярмолина, взявшегося у чёрного входа в «Максимус», как чёрт из табакерки. А пока я изображала из себя рыбу после динамита, эта зараза белобрысая аккуратно так вытащил открытую пачку из ослабевших пальцев, выкинул тлевшую сигарету в сторону и невозмутимо поинтересовался:

— Тебя подвезти?

— Внезапный аттракцион неслыханной щедрости? — с трудом отдышавшись, я стёрла выступившие на глаза слёзы и скрестила руки на груди, подозрительно глядя на…

Кхм. На красивого, в общем-то, мужчину, да.

Мой «любимый» преподаватель по праву сегодня выглядел непривычно молодо, чуть уязвимо и дерзко. В смысле, Ярмолин и раньше никогда не придерживался принятого в университете дресс-кода, игнорируя все попытки коллег воззвать к его отсутствующей совести и солидарности. Но сейчас я с каким-то недоумением разглядывала его слегка… Отвязный вид.

Мужчина был взъерошен и слегка небрит. В свободных, чуть мешковатых джинсах и светлой майке под чёрным, приталенным пиджаком. Рукава были вздёрнуты по локоть, демонстрируя широкий, кожаный браслет на запястье и тяжёлые часы. Высокие ботинки на шнуровке и россыпь цепочек идущих от широкого ремня до кармана джинсов довершали хулиганистый образ. Или байкерский.

И откуда у меня такие ассоциации я даже не представляю. Но как говорит Милка, накануне очередных любовных неприятностей «Ка-а-акой мужчина-а-а…».

Мысли соскочили с преподавателя на подругу, на то, что обычно следовала за этой кодовой фразой, и я невольно скривилась, понадеявшись, что хотя бы в этот раз пронесёт. А Ярмолин, принявший моё шокированное молчание на свой счёт, со вздохом пояснил:

— Должен же я компенсировать поведение своей… Девушки. Хоть как-то.

И прозвучало это так, как будто сам факт наличия подобной пассии удручал блондина не меньше, чем меня осознание того, что мой преподаватель видел весь этот концерт от начала и до конца. Хорошо ещё не комментировал и ставки не делал!

Хотя я бы, например, не удивилась, совершенно.

— Алексей Валерьевич…

— Алексей, — поправил меня Ярмолин и незаметно (ну он так думал) смял пачку сигарет, отбросив получившийся комок куда-то за спину. И с самым невинным видом засунул руки в карманы джинсов.

— Алексей Валерьевич, — упрямо повторила, поёжившись от порыва холодного ветра, забравшегося под край кожанки. — А можно нескромный вопрос?

— Смотря какой, Снегирёва, — хмыкнув, он склонил голову набок, задумчиво щурясь. — Но я сегодня почти добрый, так что — задавай.

Глубоко вздохнув, я с минуту подбирала вежливые и культурные фразы, а потом плюнула на все эти условности и выдала по привычке в лоб:

— Вы мазохист?

Теперь пришёл черёд Ярмолина давиться. Правда, в отличие от меня, в себя он пришёл куда быстрее. С удивлением и каким-то непонятным, весёлым любопытством оглядел меня с ног до головы и хохотнул, широко улыбнувшись:

— Бывает, видимо. Но я обещаю исправиться, — и пока я гадала, к чему эта фраза, без перехода повторил вопрос. — Так тебя подвезти, а, Снегирёва? А то мало того что опять на моей паре спать будешь, так ещё и потеряешься не дай бог, по пути до дома!

— Как будто вас это огорчит!

— Снегирёва… — задушевно протянул блондин и прижал руку к груди. — Ты ранишь меня в самое сердце! Как же я буду без твоего вдохновляющего похрапывания на первой парте?

— Алексей Валерьевич, — на губах против воли появилась задорная улыбка. Оставаться серьёзной во время таких пикировок у меня не получалось с такой же завидной регулярностью, как и не опаздывать на его пары. — Кажется, мы уже выяснили, что у вас его нет.

— А может я просто притворяюсь таким бессердечным, м? — когда мужчина оказался так близко, я не заметила. Кажется, вот он стоял в паре шагов, задумчиво и с непонятным мне весельем разглядывая меня. А вот уже слишком близко, заглядывая в глаза и обводя пальцами воротник моей куртки. И склонившись ниже, касаясь носом моего носа, Ярмолин заговорщицки прошептал. — Может, я жду, когда кто-то разглядит за этим трепетную душу, жаждущую ласки и любви, м?

Я на это только тихо фыркнула, как завороженная глядя в его глаза, потемневшие то ли от выпитого алкоголя, то ли от окружающего полумрака. От блондина пахло виски, крепким, чёрным кофе, совсем немного бензином и дорогим одеколоном. Таким же пряным и чуть-чуть острым, как и сам мужчина. Иррациональное желание уткнуться носом в широкую грудь Ярмолина оказалось совершенно неожиданным, как и поведение «любимого» преподавателя. На пару минут я всерьёз задумалась над тем, чтобы поддаться внезапному и совершенно незапланированному порыву, но…

— На-а-атка! На-а-ата! Да бали-и-ин… Снегирёва, чтоб тебя!

Милкин вопль разбил наваждение, разрушая волшебство момента. Моргнув, я вывернулась из рук Ярмолина и отскочила от него подальше, глядя на летевшую в нашу сторону Селяхину. Подруга выглядела счастливой, мечтательной, обиженной, раздосадованной и воодушевлённой одновременно. Что само по себе вызывало нешуточное такое подозрение. А уж когда она вцепилась пальцами в мою ладонь и потащила за собой, я и вовсе уверилась в том, что судьба меня не любит. Определённо.